Начальник Америки

– Меня Иваном зовут, – представился он. – А это Григорий и Василий.

– А что с галиотом?

– Галиот-то? Да вот только что отошёл. Чуть-чуть вы разминулись.

– Видели, когда к острову подходили, – сказал я. – Так это, выходит, Беньовский был?

– Он самый.

– И когда он вернётся?

Матросы переглянулись.

– Не вернётся он, – сказал Василий. – Совсем уплыл.

Чёрт. Неужели мы лишились колонии.

– А вы что же?

– А мы остались, – ответил Иван. – Помогали ему с починкой. На том берегу и бухты толковой нет. Мы как приплыли на остров, так корабль в речку завели. А там камни кругом, точно в Охотском. Сильно побило. А как предводитель уходить собрался, так сюда перегнали галиот, чтобы удобнее чинить. И материала тут больше. И у вашего Свешникова нужного добрать можно. Веревок, парусов, гвоздей.

– Остальные все ушли?

– Да не, – улыбнулся Григорий. – Токмо со шведами своими ушёл и прочими немцами. Наших ссыльных да камчатских к нему пристало человек десять. Баб ещё местных прихватили.

Корабль Беньовского, как я уже знал, пристал к северному берегу, несмотря на мои рекомендации. Как мне объяснял Анчо, корабль повредило штормом, поэтому выбирать им не пришлось.

– Помочь-то с починкой мы всегда рады, но к гишпанцам не захотели идти, – добавил Григорий.

– Так он к испанцам пошел?

– Ну да, а от них дальше в Европу собирался, – сказал Иван. – Не понравилось ему здесь. Хотя вроде всё хорошо начиналось. И с местными поладили и женами обзавелись. С вашими промен вели. Но видно скука их заела.

– Жаль. А доктор? Как его там…

– Магнус? – переспросил Иван. – А тоже ушёл. Всего человеков двадцать.

– Вот чёрт, не успел! – выругался я. – Единственный настоящий доктор на весь Тихий океан и тот уплыл из подноса.

– Да ну, зато теперь колония наша, получается, – обрадовался Тропинин.

Я изобразил на лице скепсис.

– Иди уж в свою Индию, а мне здесь, чувствую, разгребать.

Яшка успокоился, вернулся на шхуну и начал осторожно заводить флотилию в Перл-Харбор. Прибрежные воды были полны коралловыми рифами, о которые можно было запросто распороть борт. Невысокие приливы и отливы, чуть более пресная вода из гавани смогли проделать среди рифов лишь мелкий и узкий канал, каким и пользовались корабли. Нам следовало бы расширить проход в будущем.

Пока моряки пристраивали корабли, пассажиры отправились в факторию. Свешников, как оказалось, был по горло занят делами, нашу высадку прозевал за шумом дождя, и только услышав гвалт на берегу, вышел навстречу.

Сказать, что он обрадовался моему появлению, значит не сказать ничего. У него даже слеза по скуле пробежала. Хотя это могла быть и залётная дождевая капля, конечно.

– Наконец-то, я уже и не чаял… сколько писал…

– Ну вот он я. Показывай, рассказывай, как, что, а потом на шхуны продовольствие выдай. Им завтра дальше двигать.

Яшка с Тропининым и правда не собирались задерживаться на Оаху.

– Так ведь, что-то есть, а что-то надо получить у местных сперва, – сказал Свешников. – Долго-то ягода не лежит. Я отправлю Саньку Малого.

Санек за их щуплый вид он окрестил Малым и Полпудом. Так и писал в отчетах. Сам-то приказчик был человеком крупным и даже жаркое гавайское солнце не смогло его иссушить.

Сад представлял собой как местные виды, которые Свешников пытался разводить по моей просьбе, так и те, что я присылал ему с кораблями. Здесь росла смоковница, как и все остальные смоковницы на нашей территории, эта происходила от единственного дерева, высаженного испанцами во время их короткого пребывания в заливе Сан-Франциско. Несколько черенков лимона я привез из Европы для наших калифорнийских поселений, и одни из них позже доставили сюда. Из местных растений имелись кокосовые пальмы, судя по высоте росшие на этом месте ещё до основания фактории, кусты малины и молодые деревья, определить видовую принадлежность которых за их малостью не представлялось возможным.

Лёшкиных людей Свешников отправил к «летней» кухне и баньке, где уже хлопотали Малой и Полпуда. Нужно было натаскать воды из речки, собрать плавник на ближайшем пляже. Не часто в фактории гостило разом столько людей. Трое камчатских матросов присоединились к нашим, а мы проследовали в главный дом.

Он представлял собой широкое бунгало, центральную часть которого собрали из дощатых щитов, привезенных из Виктории, а периферию нарастили с помощью бамбуковых плетней. Крыша тоже оказалась разнообразной – веранды закрывали пальмовые листья и тростник, а центральный корпус покрывала черепица на обрешетке.

Здесь было прохладно, не душно (несмотря на дождь), не летало никаких мух или комаров. В общем идиллия.

– Самовар поставить? – спросил Свешников, словно дополняя картину.

Самовары были редкостью на фронтире. Я завозил их для подарков вождям на потлачах или вот в такие отдаленные фактории. Следовало бы наладить собственное производство, тем более, что и медь помаленьку приискивалась на наших берегах, но у Лёшки до подобных мелочей не доходили руки.

– Вместе со всеми чаю попьём, – сказал я и выставил на стол бутылку нашего фирменного виски «Нез?вай». – Рассказывай, что да как.

Мы уселись на грубые стулья. Свешников достал глиняные чарки, больше похожие на японские чашечки для сакэ. Мы выпили за встречу и закусили маленькими бананами, гроздь которых лежала в плетеной корзине.

– Что ж, – сказал Свешников.

Он достал из шкафчика тетрадь, чернильницу и перо. Затем поставил перед собой кадку с образцами. Первым оттуда появился кокосовый орех.

– Пальмовый орех, – представил товар приказчик. – Дикими называется ниу. Используют молоко, мякоть, волокна.

– Кокос, – сказал я. – Его называют кокос.

– Хорошо, – он сделал заметку в тетради.

– Мякоть можно сушить, – сказал я. – Использовать в печении. Можно скармливать свиньям или масло давить. Молоко тоже годится, а в незрелых орехах оно вроде как слабительное действует. В общем покупай понемногу. Штук по сто в партию. Мы попробуем в Виктории пристроить.

Свешников кивнул, сделал еще одну отметку.

– Дальше. Большой овощ улу. Растёт на дереве. Едят свежим, очень сытный. Но долго не лежит, сразу гниёт. Парят, жарят. Впрок пластуют и сушат или квасят, но не по нашему квасят не в бочках или кадках, а в листьях в землю закладывают.

Он достал из ларя пластинку сушеного плода.

– Похоже, это хлебное дерево, – сказал Лёшка. – Можно попробовать и в кадках квасить, наверное.

– Морякам можно на прокорм выдавать, но в Викторию везти я смысла не вижу.