Начальник Америки

– Но все остальные детали очень точны для черчения с чужих слов.

Он пристально посмотрел на меня.

– Вас не обманешь, – усмехнулся я. – Мне пришлось использовать рисунки американцев. А уж откуда они взяли не ведаю.

– Нет, остров слишком далеко от моря, – размышлял вслух Степанов.

– Вот здесь у входа в гавань есть небольшая возвышенность, – подсказал я. – Футов семь или десять всего, но от прибоя спасает. Можно поставить крепость там. Запрем и вход в гавань и всю лагуну сможем простреливать, препятствуя высадке. А баркасы можно разместить под стенами. И от нашей фактории всего верста. Правда воды пресной там нет. А в бочках много не напасешь.

– Дикие не будут долгую осаду устраивать, – отмахнулся Степанов и задумался. – Так что, эту долину бросить?

– Зачем же? Назначить наместника. Пусть местные трудятся и вам часть урожая отдают. Мы ещё подкинем разных растений, которые можно выращивать. И фабрику поставим для производства сахара.

– Фабрику? Эх, мало нас здесь. На каждый баркас по дюжине гребцов нужно, да пушкарей несколько. А где взять?

– Люди будут прибывать понемногу, – пообещал я. – Сманиваем из России и других стран. А пока можно попросить людей у хана. Обучить нашему строю, оружию. Стальные клинки всяко лучше их деревяшек.

– Обучи их на свою голову. А потом они прирежут тебя среди ночи.

– Есть такая опасность, – согласился я. – Смотрите сами. Теперь, что до вашей безопасности. Три месяца ведь ещё продержаться нужно. А я смотрю вам уже дань отказываются платить.

– Справимся.

– А ну как нет? – возразил я. – Сегодня уже поздновато, а завтра отправлюсь в факторию. Кое-что у меня там припрятано. Пороха немного, пара пушек. Но мне нужно будет одолжить у вас небольшую шлюпку. Тащить через весь остров такую тяжесть я не желаю. Да и диких вводить в соблазн не хочу.

– Берите шлюпку и матросов, – охотно согласился Степанов.

– Нет, матросов не нужно.

– Как же вы по такому течению? А там прибой ещё. Не видели? Местные на своих хееналу и то не решаются выходить.

– Справлюсь.

Степанов кивнул, как бы предоставляя мне самому заботиться о себе, затем крикнул:

– Егор!

В дом вошёл туземец. Не местный. По виду – камчадал или коряк.

– Егор устроит вас на постой у какой-нибудь вдовушки, а завтра утром пойдём за лодкой.

– У вдовушки? – слегка напрягся я.

– Наши-то русские большими любовниками оказались, – усмехнулся Степанов. – Завели себе по две или три жены. Но оно и к лучшему. Каждый взял этой радости сколько хотел, на чужих уже и смотреть не мог. Потому обошлось без блуда. А потом, кто умер, кто с Беньовским ушёл. Жены, что остались теперь русскими себя считают. А уж детишки тем паче. Не гнать же их обратно к диким? Вот и живут здесь в крепости вдовами.

***

В хижине, куда меня отвел Егор, проживала каначка по имени Петала с маленькой дочкой. Чьей вдовой она являлась и была ли по-настоящему вдовой, провожатый мне не сказал, а я спрашивать постеснялся.

Когда мы подошли к дому Егор просто позвал её по имени, а когда молодая женщина вышла из-за занавеси, передал приказ комиссара. Не дожидаясь ответа, он отправился к другому дому, а я остался стоять у порога.

Я уже подметил, что русские отобрали себе более стройных женщин, чем те, что жили в селении за стеной. Ну, у кого какой вкус, конечно. Фёкла та была во всех смыслах барышня выдающаяся. А вот Петала оказалась сравнительно высокой и довольно миловидной.

– Твоё имя? – спросила она немного уставшим голосом.

Я оглянулся и вновь увидел старую чёрную птицу, сидящую на сухом дереве.

– Как зовут эту птицу?

– Алала.

– Таково моё имя. Но русские чаще называют меня Иван.

Петала чуть вздрогнула. Возможно, имя напомнила ей кого-то.

– Алала, – повторила она. – Пошли.

Хижина внутри была обставлена на русский манер. Только что без печки (здесь готовили на очагах под открытым небом). Длинная лавка вдоль стены (широкая корабельная доска на двух рассохшихся бочонках) и стол перед ней; нечто заменяющее красный угол (светильник без иконы, но с каким-то засохшим цветком), ближе ко входу стоял небольшой самодельный шкаф с утварью и продуктами – чашки, миски, ступка, корзина с кореньями. Почти впритык к нему поставили большой сундук, на котором уже спала девочка лет трёх-четырёх. Вместо настила на земляном полу лежала плетёная циновка. То ли из тростника, то ли из того грубого материала, из которого здесь делали одежду.

Я выставил на стол последнюю бутылку виски, выложил большой кусок вяленого лосося, сухари, соль, варёные яйца – всё что осталось из дорожных запасов. Она добавила стопку лепёшек из очередного гавайского «картофеля» и кувшин с водой, куда были накрошены мелкие кусочки фруктов.

В свою чашку с фруктовой водой я сразу же добавил виски. Голова просто трещала после стольких впечатлений, долгого разговора со Степановым. Петала заинтересовалась и проделал ту же операцию. Попробовала, поморщилась и отошла к кухонному шкафу.

Вернулась она держа в руках большую глиняную чашку с простеньким узором явно не местной работы. Присела рядом, отпила из чашки, протянула мне.

– Ава, – сказала она.

Мутная жидкость не внушала доверия. Я сделал осторожный глоток. Меня передернуло от горечи. Правда почти сразу наступило облегчение. Это явно был не алкоголь. Возможно, какой-то легкий наркотик или тоник. Язык слегка пощипывало и холодило.

Она жестами дала понять, что нужно допить. Говорила Петала по-русски плохо, вернее, почти вовсе не говорила. За весь вечер ни разу не улыбнулась, но и ничем не показала неприязнь.

Я попытался разговорить её, задавал вопросы. Она отвечала коротко, предпочитая односложные «да» или «нет». От виски и местного зелья меня немного повело, как бывает, если выпить на голодный желудок. Хозяйка тоже выглядела разгоряченной. на её лбу выступили капельки пота. В какой-то момент она подошла вплотную и положила руки на мои плечи. Ладони её были грубыми, мозолистыми. Похоже в колонии даже вдовам приходилось много работать. Петала слегка потянула на себя. Моё лицо уткнулось в маленькую грудь. Я скорее машинально, нежели отдавая себе отчет, положил руки на её бёдра, прикрытые куском грубой ткани. Она поддалась вперед сильнее и ткань соскользнула вниз.

Лавка оказалась достаточно широкой для двоих, а на жесткость мы уже не обращали внимания.

***

Попав в реку времени я вскоре приучил себя не сходиться надолго с женщинами. С моим образом жизни, прыжками через континуум, любовь становилась бы якорем, мешающим двигаться дальше. Люди и без того слишком быстро старели в эту эпоху. Мне тяжело было видеть даже угасание друзей, что уж говорить о женщинах. Поэтому я старался избегать малейшей привязанности. Короткие встречи, быстрые расставания, короткая память.

Когда я утром проснулся хозяйки с дочкой в хижине не оказалось. Что ж, те меньше забот. Возле комиссарского дома я нашел вчерашних спутников – Ивана с Григорием и Егора. Вчетвером мы отправились к небольшой бухте. Сделав несколько шагов вниз по тропинке я перестал думать о вдове. В голове уже копошились мысли, рождались идеи, строились планы.

Малую шлюпку держали притопленной в устье реки, чтобы не рассохлась на солнце. Мы перевернули её, освободив от воды. Григорий откопал и принес спрятанные на берегу вёсла.

«Алоха Оэ!» – мысленно попрощался я с Петалой.

Провожатые навалились и вытолкнули лодку на глубину. За мысом, прикрывающим бухту от ветра, меня готовились встретить торчащие из воды камни и пенистые барашки прибоя. Чтобы пройти здесь даже на хорошем баркасе потребовалось бы много сил и удача. Но я не собирался пробиваться сквозь прибой.

Разумеется никаких запасов пушек и пороха в местной фактории не завалялось. Я собирался наведаться в иные закрома. Меня ждала Виктория. Меня ждал Стоквелл и доки Лондона. Что же, мистер Слэйтер. Кажется у вас появилась ещё одна возможность заработать пару-другую фунтов стерлингов. И надо бы поспешить, пока война в Атлантике не разгорелась настолько, что даже самые жадные купцы решат попридержать пушки на собственных кораблях.