Курган 3. Пекло

– Не больше твоего знаю. Дальше идем. Только вот что. Я наш конец чем-нибудь обозначу.

Недолго думая, старый мореход отстегнул от пояса тощий кошель и прицепил его на веревку. Потерять его и обеднеть он не боялся. Все серебро он уже давно по укромным местам распихал. Не к чему все держать в одном месте, раз оно таким замечательным оружием против нежити оказалось. Пусть под рукой будет: в поясных кармашках, в складках одежды, за широкими кожаными наручьями.

Кошель сиротливо повис на веревке. Любомысл перевел дух. Страшновато шагнуть дальше. Вдруг и его разрежет пополам. Хотя, Прозор же целым вернулся. Старик опасливо сунул вперед руку. Медленно коснулся невидимой преграды пальцем. Ничего страшного не произошло. За исключением того, что палец вошел и наполовину исчез.

Любомысл пошевелил им. Вроде шевелится. Вслед за пальцем медленно сунул руку. Ничего неприятного не ощутил. Просто непривычно видеть, что рука по ушла незнамо куда, чувствовать ее и сжимать пальцы. Он обернулся к Борко, который раскрыв рот глядел на эдакие чудеса, и твердо сказал: – Стой тут. Держи руку около кошеля. Дальше один пойду.

Старик сделал глубокий вдох и решительно шагнул вперед. Шагнуть-то он шагнул, и руку от веревки не оторвал – пропускал жесткую щетину меж пальцев, – да вот вдруг обнаружил, что Борко стоит рядом, но уже с другой стороны, зверовато смотрит на него и теребит рукой кошель.

– Ну что? Понял?

– Не-а… Ты вошел туда будто в воду. Ну-у-у… – парень замялся, не зная как лучше объяснить, – исчез не сразу. А как скрылся, то сразу же вышел.

– Ясно. Коль хошь, то можешь глянуть, что там.

Любомысл отодвинулся подальше. С любопытством посмотрев, как исчез и появился Борко, выругался. Про себя дурные слова говорил – чтобы большей беды не накликать Помянул владыку пекла – Чернобога. Не обошел и его темных слуг.

Борко пожимал плечами. Над округлившимися изумленными глазами торчали круглые брови. Трудно все это осознать молодому дружиннику. Чудес в своей жизни он видел не так уж и много. Любомысл отцепил кошель.

– Пошли.

– Куда?

– Куда-куда! Обратно, к нашим. Сейчас опять на то же место вернемся. Этот туман словно зеркало. Только мягкое. Внутри себя все отражает. А как – непонятно. Интересно, то, что мы тут говорим снаружи слышно? Надо спросить.

Борко и Любомысл вышли из тумана. Старый мореход выглядел мрачно. Этот пусть Борко пока глазами хлопает и другу Миловану расписывает, что там внутри. Скоро поймет, что случилось. А случилось вот что – они оказались в ловушке. В свой мир, в родной лес, путь им пока закрыт. А надолго ли – то неведомо.

– Все, Прозор, – подытожил Любомысл. Нам отсюда не выбраться. Внутри себя Радужный Путь отражает все, что в него попадет. Хорошо, хоть не выкидывает, как твои булыжники.

Венды сделали еще несколько попыток преодолеть диковинную преграду. Все тщетно. Милован, он даже бегом припустил в туман, и так же бегом выбежал обратно. Единственное, так это заметили, что Радужный Путь глушил все звуки. И шаги, и голоса, и даже разбойничий посвист Прозора. Дорога домой оказалась заколдована.

Борко вытащил меч.

– Может его порубить?

Любомысл хмыкнул, переглянулся с Прозором, но ничего не сказал. Пусть пробует, коли не лень. Учить не будут, увальни не малые дети, пусть сами мир познают. Скорей всего, молодой дружинник не первый, кто силой пытался сквозь Радужный Путь пробиться. Если б это помогало, то уже давно по всем портовым тавернам слух бы ходил: мол, оружия диковинный туман не любит, расступается и без помех пускает туда и обратно.

Борко несмело махнул мечом раз, другой. Сам понимал, что глупость делает. Но, а вдруг? Клубы тумана лишь переливались радугой и будто играли с парнем. То втянутся, то вновь выступят. Туманные языки, казалось, дразнили дружинника. Борко вошел в раж. Махая мечом так, будто прорывался через ряд невидимых противников, скрылся в тумане. Гул рассекаемого мечом воздуха смолк.

– Далеко не забегай! Заблудишься! – неспешно сматывая веревку шутил Прозор. – Впрочем, не забежит. Скоро тут будет.

– Думаешь? – спросил Любомысл.

– Уверен.

И верно, вскоре из тумана показался блестящий кончик меча, за ним весь клинок целиком, а вслед и сам Борко.

– Остынь, друг. – Прозор отвязал с седла гнедого остатний конец веревки и протянул моток Любомыслу. – Спасибо. А вы, – он повернулся к парням, больше глупостей не делайте. Да не вздумайте из лука бить! Видели, что с камнями творится? А если стрела не вернется? Где ее искать? Стрел не напасешься. Их беречь надо: взять негде, а пока изготовишь, так время уйдет. Будем ждать, может туман разойдется.

– А вдруг лошади пройдут? – негромко спросил Добромил. – Как думаете? Сюда ведь на лошадях въехали.

Прозор с сомнением покачал головой, перекинулся взглядом с Любомыслом. Старик пожал плечами: вряд ли… Куда не кинь, все клин выходит. Но попробовать стоит. Любой способ хорош. А выбираться из этой неведомой земли надо.

Предводитель вскочил на своего жеребца. Тронул повод и направил коня в туман. Богатырь позволил ему самому выбирать путь. Иной раз зверь лучше человека чует как надо.

Гнедой неспешно вошел во мглу. И, как этого и следовало ожидать, вскоре вышел обратно. Все без толку. Радужный Путь неизменно выводил вспять.

– А если не по дороге ехать? – сказал Милован. – Сбоку попробовать?

Прозор помотал головой.

– Не стоит. Никто не заметил такой штуки – когда за княжичем скакали и путь между нашим лесом и этой землей был чист, мне показалось, что дорога будто над пропастью идет? Будто в воздухе висит! Если так, то запросто вниз ухнем. Одни мокрые пятна останутся.

– Не показалось, – мрачно подтвердил Борко. – Было такое. Там в одном месте будто в самом деле пропасть видна. Думал, почудилось. Выходит, что нет.

– Ладно, – махнул рукой Прозор. – Отдыхаем и ждем…

Он соскочил с коня и тяжело опустился на траву. Надо обдумать, что же все-таки случилось? Что делать дальше?

Прозор размышлял, случайность ли все то, что произошло с ними за прошедшую ночь и часть утра, или это чей-то злой промысел?

В начале ночи, на привале у Древней Башни, сразу же погибла большая часть отряда. Ночью, тех кто остался жив, осаждала нежить. Кое-как с ней совладали и выбрались из западни, в которую сами себя загнали.

Богатыря мало что могло напугать. Таким уж уродился. Прошедшей ночью он хладнокровно бил водяного упыря серебряными стрелами. Он не содрогнулся, увидев, что чудище – то ли змей, то ли исполинская многоножка – кольцами обвила башню и бесшумно клацала над их головами длинными зубами. Впрочем, та тварь всего лишь призрак. Как и тот огромный скелет, обряженный в длинную хламиду. Тот, что навис над проклятым болотом, листал большую потрепанную книгу и беззвучно хохотал над ней. Но ведь сразу-то не разберешь… А вот те мертвые девы, что обрушили на остаток отряда град валунов, хоть и казались немощной нежитью, но били по настоящему. Ничего, и с ними совладали.

Все-таки вырвались из Древней Башни. За подмогой к волхву Хранибору поехали. И добрались бы, коль не занесло бы их невесть куда! А почему они в этот неведомый мир попали?

«Витольд! – пронзила догадка. – Это все он, проклятый ярл! Он нас сюда направил! Как бы невзначай рассказал о том, что есть в нашем лесу заброшенная Древняя Дорога. И по ней можно быстро добраться до Виннеты. Мол, он по ней ходил… Ах, как же я сразу не догадался, что это он нас так в ловушку заманил! Вывел на путь, что привел нас сюда – в неведомую землю!..»

Сейчас бесстрашного вендского охотника пугала неизвестность. Неведомая сторона, куда их так внезапно занесло, вовсе не похожа на привычный, милый сердцу лес.

Это у себя дома он обостренным слухом улавливал тайну в пении птиц и реве дикого зверя. Увидя потревоженную ветвь, поникшую травинку, он ведал в этом глубоко скрытый смысл. В своем лесу он ничего не боялся. А тут…

Тут растут другие деревья. Повсюду виднеются нагромождения камней. Они будто изрублены огромным топором, обкромсаны. Диковинные камни такого же странного лилового цвета как и далекие, с ровно срезанными вершинами скалы. Не слышно пения птиц, острый нюх не выдает присутствия зверя. Тут нет хозяев. Эта земля мертва.

Дружинник почувствовал под ладонью что-то липкое и поднял руку. Всю кожу будто изрезали острой бритвой. Она кровоточила. Трава оказалась не только жесткая, но и с острыми краями, как хорошо отточенный нож. Недаром кони принюхивались к ней и фыркали. Они сомневались. Драли ее осторожно, боялись поранить губы.

Прозор, уже не касаясь руками коварного покрова, поднялся, стряхнул на землю капельки крови и показал ладонь.

– Стерегитесь травы, други. Она здесь кусачая.

Венды молчали. Неведомая сторона со своим неведомым нравом. И в ней придется какое-то время побыть. Хорошо, если недолго. Ясно, что обратного пути пока нет. И когда он явится, и явится ли вообще – неведомо. Надо оберегаться.

Борко и Милован переглянулись и дружно вздохнули. Да-а… Попали из огня да в полымя. Не думали, не гадали, что страшная ночь такой утренней отрыжкой их одарит. Хотя, молодцы не очень-то унывали. Молодость – она молодость. Невзгоды быстро забываются. Руки-ноги на месте. Головы соображают. Оружие, вот оно – всегда под рукой. С малолетства им владеть обучены. Есть чем от ведомой напасти обороняться. Еда? А вот они, луки. За спинами висят. Лук, он не только для боя пригоден, для охоты он первое дело. В чересседельных сумах рыбацкая да охотничья снасть лежит. Так что еду добудут, не пропадут.

Старик же Любомысл хмурил и без того изрезанный морщинами лоб. Он о чем-то усилено размышлял.

Лишь Добромил не предался унынию. Княжич, приговаривая какие-то ласковые слова, гладил Дичко по шее. Жеребец тихонечко похрапывал и тянул к лицу мальчика умную морду, косил темными глазами. Тоже разговаривал.