Космята вздохнул:
– Синие, как вода в колодце поутру.
– Эх, хороша, – поддакнул Пешка.
– Не то слово, хороша. Чудо, какая…
Борзята ухмыльнулся:
– Ну все, пропал казак. Сейчас свататься али погодить малеха? Калинов куст[47 - По распространенной казачьей и русской традиции «венчание» производилось хороводом вокруг калинового куста (отсюда и частое упоминание калины в старинных песнях).] где тут у них?
– Да иди ты, – ровным голосом отозвался Дароня и, еще раз вздохнув, с усилием отвел взгляд от удаляющейся стройной фигурки. – Пошли, что ли.
Казаки, улыбаясь в усы и иногда оглядываясь, зашагали дальше. Больше о дивчине вслух никто не вспоминал. Хотя мечтательные искорки еще не раз и не два вспыхивали в самой глубине казачьих глаз.
Чем ближе к центру городка они подходили, тем меньше народу попадалось навстречу. И все больше мальчишек и девчонок, сновавших между плетнем и с любопытством поглядывающих на них. Взрослые куда-то подевались, будто на войну ушли.
– И где они все? – почесал затылок Космята.
Словно в ответ, до них долетел многоголосый гам, волной накативший из-за стен. Казаки прибавили шагу. Шум исходил от небольшой круглой площадки посреди города – майдана, закрытого со всех сторон длинными общинными бараками, где по обычаю жили приезжие и призванные на сборы казаки. Бывшие невольники остановились в отдалении, чтобы не мешать.
Навскидку здесь толкалось человек двести только возрастных казаков, допущенных на круг. Второе кольцо образовывали парни и подростки. Им было плохо видно, что происходило на сколоченной из досок и мелкого бревна небольшой возвышенности в центре майдана, и молодежь тянула шеи, стоя на на цыпочках. Некоторые забирались на всякие кочерыги. Присмотревшись, близнецы разглядели на помосте их знакомца Ивана Косого. Размахивая руками, он что-то живо рассказывал собравшимся казакам.
Поддерживая саблю, на помост забрался среднего роста казак с большим серебряным крестом на груди, придавливающим длинную седую бороду. Косой уважительно посторонился, но не ушел. Новый казачина, ухватив крест в широкую ладонь, похоже, по привычке и перекрестившись на луковку деревянной часовни, загудел басом:
– Дело такое, братья-казаки. Опять нам попа из России хотят прислать. Говорят, будто ваш выбранный не справляется. Так ли? – он обвел зашумевших товарищей суровым взором из-под густых топорщившихся бровей.
– Мы его в речке скупнем, как прошлого, – закричали из толпы.
– Мы тебя выбрали, нам другого Отченаша не надобно.
– Нормально Тихон справляется.
– Посылай их подальше.
– Умники больно.
– Нам нахлебников не надо.
– Отченаш и как казак саблей горазд, и как батюшка – кадилом.
На погост заскочил, парни даже не поняли откуда – точно, не по ступенькам, – низенький и верткий казак, чем-то похожий на Тихона. Такой же заросший, но более растрепанный. Властной рукой отодвинув не сопротивляющегося батюшку, он поднял руку с зажатым в ладони посохом.
– Мы вольные люди, нам чужие не требуются. Сами с усами. Отченаш, хучь и старший брат мой, хучь и с крестом ходит, что я не одобряю. Но скажу честно – лучший батюшка. Верно, казаки?
– Верно, Гринька! – закричали снизу.
– Ведун не сбрешет, правду скажет.
– И спрашивать нечего, гнать московского, ежели пришлют.
Косой, удерживая довольную улыбку, поднял руку:
– По-моему все ясно, хорош адатить[48 - Шуметь, кричать.], казаки, – он повернулся к Тихону. – Так и отпиши. Мол, ажеж[49 - Конечно.], благодарствуем, но не треба. А ежели настаивать станут, шибко не ругайся, мы на него тут окорот сыщем.
Майдан одобрительно загудел. Тихон перекрестил толпу, и его широкая ладонь снова взметнулась вверх.
Атаман и ведун с интересом уставились на священника. Что еще скажет? Толпа постепенно замолкала.
– Казаки, – голос у Отченаша гудел, как огромный колокол. – Знаете ли вы, что скоро нам идти на благое, богоугодное дело?
– Это какое-такое? – раздалось из рядов.
– На Азов! – он замер, разглядывая замерших в ожидании продолжения станичников. – На Азов, чьи стены некогда принадлежали нашим предкам, а ныне они в руках врага. Знаете?
– Знаем, – закричало множество казаков.
Молодые парни, соскочив с коряг, замахали руками, выкрикивая:
– Знаем, знаем.
Отченаш помолчал, словно наслаждаясь ответами. Ведун вопросительно толкнул его в бок, мол, ты зачем это.
Священник, не обратив на брата-отступника внимания, сгустил брови:
– А чего ж вы, бисовы дети, за благословением в храм не идете?
Толпа растеряно молчала.
– Так время же ишшо есть, чай не завтрева выступать.
– Успеем, не боись.
– Ты свово брата причащи сначала, а то он, поди, и отченаша не знает, – прокричали из толпы.
Гринька, скрывая улыбку, отвернулся. Атаман хмыкнул, а Отченаш свирепо зыркнул на говорившего, но с мысли не сбился:
– Кто тянуть станет, того к престолу Иоанна Предтечи боженька не допустит.
Теперь хмыкнул ведун. Толпа возмущенно зашумела.
– Да придем, чего ты?
– Завтрева уже собирался.
– Да все сходим, – миролюбиво улыбаясь, Иван Косой потер затянутый кожей глаз. – Так, казаки?
– А то.