Загуляет по струнам смычок,
Волю дав разыгравшимся звукам.
И от верхнего к нижнему «До»
По кольцу площадей и бульваров
Звук уйдёт на московское дно
Под аккорды попсовой гитары.
А на фунт с анашой табака
Двух рублей не хватает в кармане…
Как струна, оборвется строка
В городском неудачном романе.
1989 г.
Предметы ночью
Ночью фонарный свет
Оранжевый или синий.
Он заглядывает в комнату,
И каждый предмет
Высвечивается.
На мерцающей картине
Синий – Шагал,
Оранжевый – Сарьян,
Только ночной…
Кажется, у Ремарка
Ночной Сезанн
Или Дега ночной…
Каждый предмет
Обретает свою суть;
Зеркало перестает
быть плоским.
Опасно глядеть
Ему внутрь,
Хотя заглянуть просто.
С пространством шутки плохи:
Оно затягивает навсегда.
Синие и оранжевые огоньки,
Так отражается звезда
И пускается в ночной полет
Над моим городом.
Свет фонарный ползет
К вазе, в пепельнице огоньки,
Синий – Шагал,
Оранжевый – Сарьян.
Кажется, у Ремарка
Ночной Сезанн
Или Дега ночной.
Ночью тревожатся старики
И обретают покой.
Синий и оранжевый…
Серый рассвет в плоском зеркале,
В пепельнице окурки сигарет.
Слышно: трамваи поехали.
1995 г.
Рождество на темно-синем
И Рождество на темно-синем,
И Новый год на темно-красном.
Мы будем говорить о сильном
И ненавязчиво прекрасном.
Перевернув безмерность линий
И перепутав день напрасно,
Мой Новый год на темно-синем
И Рождество на темно-красном.
Где все пытается не сбыться,
Где все так зыбко под ногами…
Пусть темно-синим осветится
И темно-красным одурманит.
1996 г.
Поезд Москва – Петербург
Снова поезд Москва – Петербург.
Снова тамбур-курилка. Вагоны
Заскрипят и покатят в пургу…
Снова поезд Москва – Петербург,
Уходящие в полночь перроны.
Снова карты на стол, и коньяк
Друг-попутчик закусит лимоном.
Впереди Петербург и оттяг
С Де Ламотом, Кваренги, Томоном.
Вот уже середина пути.
Бологое присыпано снегом.
Я сыграл «семерик без пяти»*,
Стопаря закусив черным хлебом.
Мчится поезд. Московский вокзал.