– Не, господа хорошие, я тоже своей вины не снимаю, – вставляет сотник Крутиус.
– Бес попутал, Максим, – кладет руку на сердце Чуприна, – У меня от ревности ум за разум заскочил.
Крутиус дополняет своего товарища с места.
– Такого казака на какого-то москаля променяла!
– Решил я Дарине и этому русичу насолить, – продолжает хорунжий.
– А я своего боевого друга поддержать. Не мог же я спокойно смотреть на его мучения.
– Я хотел испортить им любовные утехи.
– И радости.
– Я думал, что они в комнате свиданничают.
– А они на сеновале были…
Дед Сирко поднимается с лавки.
– Так, выходит, это я вам должен «спасибо» сказать за то, что у меня порты мокрые оказались из-за ваших ревностей?
– Выходит так, дед, – сознается Крутиус.
– Ну, мы же не знали, – оправдывается Чуприна, – что тебя на эту кровать черт занесёт.
Дед поворачивается к Максиму.
– Их в холодную сажать надо за то, что они покушались на мою единственную жизнь.
– Вину свою признаем полностью, – склоняет голову сотник.
– Готовы понести любое наказание, – вздыхает хорунжий.
Крутиус становится на одно колено и протягивает деду Сирку плеть.
– Накажите нас, батьку?
Чуприна становится рядом и тоже протягивает плеть.
– Ей, Богу, больше не будем.
Дед Сирко важно забирает у сотника Крутиуса плеть, стегает того по спине. Затем тоже делает Чуприне.
– Ладно. Прощаю. Но только, что это было в последний раз.
– Обещаем, батьку, – говорят те и поднимаются с колен.
– Что дальше делать будем? – Спрашивает сотник.
– Ждать вечера, – отвечает Максим, – А вечером я вам скажу, кто письмо украл.
– Ты уже знаешь? – Удивляется хорунжий.
– Раз Максим так сказал, то это точно, – говорит дед Сирко.
– Зачем тогда вечера ждать?
– Раз Максим так сказал, значит, так надо.
36
Часы с кукушкой, висящие на стене в шинке показывают: «11—10». Все сидят за столами, молча, поглядывая на Максима. Максим пьёт молоко и чего-то ждет. Постояльцы нервничают.
Часы показывают: «11—30». Только Исаак и Милка спокойны и занимаются работой. Они успевает подносить еду и выпивку то к одному столу, то к другому.
Часы показывают: «11—40». Все смотрят друг на друга с недоверием.
Часы показывают: «11—50». Поздно ночью дед Сирко приводит в шинок раненого Игонькина. Все приветствуют его радостными криками, поздравляя с выздоровлением.
Ровно в двенадцать часов ночи в часах принимается куковать кукушка. Все про себя ведут счет.
На дворе громко стучат в ворота. Все тревожатся. Скорик идет открывать. Исаак направляется за ним.
37
Скорик бежит через весь двор к воротам, но у ворот его опережают Максим. Он отстраняет Скорика в сторону и открывают калитку. Во двор входит Хая. Исаак кричит с крыльца.
– Хая, ты спички принесла?
– Конечно, дядя, – отвечает Хая, – Тебе сейчас отдать, или можно с дороги воды попить?
– Можно и потом.
Хая в сопровождении Исаака, Максима и Скорика идет через весь двор в дом.
38
Хая заходит в шинок. Следом за нею – Исаак и Максим.
– Милка, дай ей воды, – кричит Исаак, – а то она помрёт от жажды.
Милка протягивает Хае глечик с водой. Та принимается медленно пить, разливая воду. Все с нетерпением ждут, когда она напьется. Наконец, Хая ставит на стол пустой глечик и обводит всех, ничего не понимающим, взглядом.
– Что случилось? Чего столько внимания к моей скромной особе? Я ещё не померла и не вышла замуж.
– Садись, Хая, – просит Максим.