Та садится. Скорик заносит дрова, проходит по шинку и устраивается у плиты. Максим выходит на середину шинка.
– Вот все и собрались. А теперь послушайте, что вчера произошло.
– Мы и так знаем, – произносит сотник.
– Ты нам лучше скажи, кто письмо украл? – говорит хорунжий.
– Всему свое время, – отвечает Максим.
Дед Сирко дает подзатыльник Чуприне.
– Ты не перебивай, а слушай!
Все удобно размещаются за столами.
– Вчера русский офицер, попробовав сивухи, проговорился, что выполняет тайную миссию: везет секретное послание генерал-аншефа Суворова князю Потемкину, – рассказывает Максим, – Все из нас слышали это?
– Истинно, слышали, – кивает дьяк Омелько.
– После этого, кто-то подсыпал в сивуху перетертую в порошок дурман-траву, чтобы все быстрее охмелели, – продолжает Максим, – Именно поэтому всем начали казаться разные мистические картинки. Иван вдруг загорелся.
– Я и пламя видел! – Подтверждает кузнец, – Вот вам крест!
– А у меня все руки в крови были! – Вспоминает Игонькин, – Я их тёр, тёр…
– Да и мне кое-что показалось. Для человека этой дозы было достаточно, а для собаки оказалось смертельно.
– Бедная псина! – Качает головой Милка.
Исаак сочувственно смотрит на свою жену.
– Максим, зачем понадобилось нас спаивать всякой гадостью? – Спрашивает Крутиус.
– Здесь он преследовал две цели, – объясняет Максим, – Первая: чтобы все быстро вырубились. У спящего человека легче забрать письмо. Он бы так и сделал, но письмо я успел отдать лейтенанту Игонькину.
– А вторая?
– А вторая, чтобы все подумали, что это сделали какие-то потусторонние силы. Ведь под воздействием дурман-травы, легче в них вериться.
– Я видел, как Исаак подсыпал какой-то порошок в сивуху, – вдруг говорит бывший солдат Скорик.
Все вопросительно смотрят на хозяина постоялого двора. Исаак поднимается с места.
– Сознаюсь. Я всегда так делаю. И не скрываю этого. Но меру я знаю. Оттого моя сивуха на всю округу славится и крепостью, и хорошим настроением.
– Согласен, Исаак, – произносит Максим, – Но вчера к твоей дозе, кто-то добавил свою.
– Ой-вей, – качает он головой, – это же опасно!
– Это могли сделать только три человека, – продолжает Максим, – которые имеют ключ от кладовой.
– Совершенно верно.
– Ты – Исаак, Милка и Хая. А поскольку Хаи во время этого не было, остаются вас двое.
Исаак кивает:
– Я и моя любимая жена Милка.
– Правильно.
– Это же чепуха выходит, Максим, – ведет плечами Исаак, – Как мы могли это сделать, если все время были у вас на виду?
– Даже тогда, когда все улеглись спать? – Задает вопрос Максим.
– Да.
– Ты в этом уверен, Исаак?
Исаак удивленно смотрит на Максима. Милка падает перед Исааком на колени.
– Прости меня, Исаак? Виновата я перед тобой. Только ты заснул, я к Ивану пошла. Люблю я его, Исаак. Больше жизни своей люблю!
Исаак вздыхает.
– Я знаю про это, Милка… Что делать, если я могу тебя только руками трогать, а о большем лишь вспоминать…
– Так ты меня прощаешь? – Спрашивает она.
– И Ивана тоже, – машет он рукой.
– Куда катится мир! – Возмущается одноглазая старуха.
– Иван подтвердил её слова, – говорит Максим, – Милка не могла забрать письмо, Исаак.
– Выходит, Максим, что остаюсь только я? – удивленно смотрит на всех хозяин постоялого двора.
– Выходит.
– Но я же спал!
– А вот этого никто не видел.
Повисает пауза. Все смотрят то на Исаака, то Максима.
– Я задался одним вопросом, когда подумал, что это мог совершить ты, Исаак, – сообщает Максим.
– Каким?