Любовные страсти старого Петербурга. Скандальные романы, сердечные драмы, тайные венчания и роковые вдовы

Младшая дочь Александра, любимица отца, в девятнадцать лет вышла замуж за принца Фридриха Вильгельма Гессен-Кассельского. Незадолго до свадьбы у нее обнаружили туберкулез. За два месяца до срока Александра Николаевна родила сына, который умер вскоре после рождения, и в тот же день скончалась юная мать. Ее последними слова стали: «Будьте счастливы».

Ольга, самая красивая из дочерей Николая I, засиделась «в девках» до двадцати четырех лет. Ей предлагали разные варианты, но они совершенно отчетливо замешаны на деньгах, на ее бриллиантовом приданном, на внешнеполитическую поддержку России. В конце концов, когда ей уже исполнилось двадцать четыре, отец сказал: мол, к тебе сватается Карл, принц Вюртембергский, как ты решишь, так и будет. Ольга и Карл приходились друг другу троюродными братом и сестрой. И она вышла замуж, как потом говорили, «за ученого дурака». У него за плечами было два университета, но он больше смотрел на своих адъютантов, чем на жену, и в результате брак остался бездетным. То есть родители хотели ей счастья…

– Как известно, сын Николая I – император Александр II – человек весьма любвеобильный. И история его отношений с княгиней Екатериной Долгоруковой, ставшей княгиней Юрьевской, давно уже, что говорится, стала притчей во языцех.

– Да уж, «умиление моего мужа» – так супруга Александра II Мария Александровна называла многочисленные любовные увлечения своего супруга. Вот уж она-то действительно святая женщина. Об отношениях сорокадевятилетнего Александра II и семнадцатилетней Екатерины Долгоруковой принято рассказывать исключительно в романтическом ключе. Но, на мой взгляд, отношение княжны Екатерины Долгоруковой к Александру II – это вообще что-то похожее на бизнес-проект, плотно замешенный на деньгах…

Александр II еще в 1876 г. написал завещание, в котором оставил любовнице три миллиона рублей, положенных на ее счет в банке. Женившись на Долгоруковой через сорок дней после смерти супруги, особо оговорил ее право проживать в Зимнем дворце со своими детьми. В 1881 г. началась подготовка к коронации светлейшей княгини Екатерины Юрьевской (так теперь именовалась Долгорукова). Все у нее могло случиться, но 1 марта Александр II погиб в результате покушения террористов «Народной воли».

Судя по всему, княгиня Юрьевская, уезжая в начале 1882 г. из России в Ниццу, поставила ценой своего отъезда ряд условий. Состоялись буквально «высочайшие торги». В результате, кроме трех миллионов рублей, полученных по завещанию от Александра II, она получила еще и ежегодную ренту в сто тысяч рублей на себя и сто тысяч на своих детей. Далее, в обмен на право проживания в Зимнем дворце, дарованное княгине Юрьевской по завещанию Александра II (Александр III согласиться с этим категорически не мог), ей подарили особняк Кушелева-Безбородко на Гагаринской улице, который именовали Малым Мраморным дворцом, оцениваемый в 1900-х гг. в полтора – два миллиона.

Кроме этого, по условиям соглашения, детям княгини Юрьевской по достижении совершеннолетия из средств Кабинета следовали ежегодные секретные «выдачи». Так, сын Александра II от второго брака светлейший князь Георгий Александрович Юрьевский ежегодно получал по сорок тысяч рублей. Не забыли и о его сестрах. Совершенно очевидно, что Александр III предпочел откупиться, лишь бы удалить из страны княгиню Юрьевскую.

Некоторое время в Ницце княгиня Юрьевская вела себя достаточно «тихо», но, начиная с 1900 г., стала буквально терроризировать императора Николая II и министра Императорского двора Фредерикса бесконечными просьбами о денежной помощи. Весной того года она написала письмо на имя Николая II с просьбой вновь оказать ей материальную поддержку, поскольку, мол, дети выросли и расходы их тоже возросли. Юрьевская просила выделить и себе единовременную крупную сумму.

Николая II это совершенно не устраивало, поскольку за просьбой могла последовать следующая, а ему хотелось «закрыть проблему». В августе 1900 г. Фредерикс отправил письмо с перечислением жестких условий, на которых Николай II соглашался увеличить ежегодную секретную пенсию морганатической жене своего деда.

Во-первых, княгиня должна положить в Госбанк неприкосновенный капитал в один миллион рублей, «в самое непродолжительное время» довести его до двух миллионов и жить на проценты с капитала. Зная, что у княгини нет таких денег, предлагалось продать ее дом в Петербурге на Гагаринской улице и вырученные деньги внести в банк.

Во-вторых, император, увеличивая ежегодную пенсию Юрьевской со ста до двухсот тысяч, предупреждал, что впредь любые обращения ее сына князя Григория Юрьевского «об уплате его долгов… безусловно, и при каких бы то ни было условиях Государем Императором будут оставлены без удовлетворения».

В-третьих, император выражал надежду, что сама княгиня и ее дети будут жить «соответственно получаемым им средствам».

Однако на этом дело не кончилось. В 1908 г., встретившись за границей с великим князем Алексеем Александровичем, Юрьевская заявила ему, что буквально за несколько дней до смерти Александр II пообещал ей еще три миллиона и об этом есть запись в его ежедневнике. Пересмотрев портфель с бумагами Александра II, в котором хранилось его завещание, великий князь никаких записных книжек не обнаружил. Однако речь шла об очень крупной сумме, поэтому он решил продолжить поиски среди неразобранных бумаг Гатчинского дворца, то есть фактически в доме вдовствующей императрицы Марии Федоровны.

К лету 1909 г. искомые «памятные книжки» императора Александра II за 1880 и 1881 гг. нашли. Их обнаружили в Готической библиотеке Николая II в Зимнем дворце. Заведующий Императорскими библиотеками Щеглов никаких отметок «о трех миллионах» не обнаружил. Казалось бы, история закончилась, но светлейшая княгиня Юрьевская не успокоилась.

Осенью 1909 г. она стала буквально засыпать Фредерикса отчаянными просьбами о материальной помощи: «Мое положение безвыходное; дни сосчитаны до краха. Верьте искренности этих слов и то же моей к Вам глубокой благодарности». Послания вызывали раздражение при дворе и оставались без ответа.

В одном из писем Фредериксу она писала, что, возможно, Александр II и не успел сделать письменное распоряжение о даровании ей дополнительных трех миллионов рублей, «но, во всяком случае, факт остается фактом, и я обращалась и обращаюсь к Его Императорскому Величеству по этому поводу не на основании каких-либо юридических доказательств, а взываю к чувствам нравственного долга».

В конце того же года княгиня Юрьевская заявила, что выставляет дом «на Гагаринской» на публичные торги со всеми находящимися в нем вещами. Дом и все в нем находящееся она оценила в два миллиона. Изюминка этого хода заключалась в том, что на торги выставлялись и все личные вещи Александра II, хранившиеся в этом доме. К тому времени он фактически превратился в музей Александра II. Ко всем вещам, к которым притрагивался император, прикрепили бронзовые таблички с соответствующими надписями. На продажу выставлялся даже ночной горшок из спальни императора, правда, без бронзовой таблички.

Тексты готовящегося аукционного каталога были следующие: «Кровать двуспальная под черное дерево. В изголовье кровати бронзовая дощечка: „Проведена последняя ночь жизни до 1 марта 1881 г. государем Императором Александром II“; Матрац пружинный, матрац волосяной, шкафчик ночной под черное дерево, столик десертный под черное дерево. На столике надпись „Государь император Александр II у зеркала, где причесывался до 1 марта 1881 г.“».

Допустить аукционные торги по таким «царским» лотам Императорский двор никак не мог – это был бы сильнейший удар по репутации и престижу Дома Романовых. В результате этой «атаки» дело с домом спустили «на тормозах», и осенью 1909 г. к ренте светлейшей княгини Юрьевской добавили еще пятьдесят тысяч.

В начале 1910 г. для давления на Фредерикса светлейшая княгиня использовала и личные письма Александра II, обращенные к ней. Юрьевская через своего адвоката сообщила министру, что желает выставить на публичные торги свою интимную переписку с Александром II – той поры, когда он был еще женат на Марии Александровне. Публикация даже небольших отрывков из этих писем привела бы тогда к колоссальному скандалу.

В результате принятие решений в некрасивой и скандальной истории перешло на «самый верх». В апреле 1910 г. светлейшую княгиню Юрьевскую приняли Николай II и Александра Федоровна, после чего над имуществом княгини учредили опеку Кабинета. В документах указывалось, что регулярные денежные выплаты княгине в руки передавать не следует, поскольку «она не в состоянии их удержать… Полагаю, что пенсию следует выдавать помесячно, а не по третям, как выдается теперь 150 000 руб., что составит 12 500 руб. в месяц, чем чаще и дробнее выдачи, тем лучше для людей бесхарактерных».

За многие годы (по крайней мере, с начала правления Николая II) Юрьевская смотрела на Кабинет как на дойную корову и не стеснялась в своих просьбах, густо замешенных на шантаже и угрозах скандалом. Уже в конце августа 1910 г. управляющий Кабинетом генерал С.В. Волков пишет В.Б. Фредериксу, что очень огорчен тем, что «должен вновь Вам писать о княгине Юрьевской, которая на другой день по уплате 200 000 руб. за нее Кабинетом (второй раз в том же году) и 300 000 руб. уделами через Смельского, просит Вас выдать ей 50 000 руб. и 200 000 франков для выкупа ее дачи в Ницце. Кроме того, получена телеграмма о выдаче ей содержания за сентябрь вперед…».

– Александр III в отношении семейных отношений вызывает, наверное, гораздо больше симпатий?

– Да, хотя он сам признавался: женился на Марии Федоровне без особой любви – практически только потому, что это невеста старшего брата Николая, который внезапно ушел из жизни. Ведь именно тот, старший сын Александра II, должен был стать Николаем II Александровичем. Его отправили в Европу по традиции, чтобы молодой человек из императорской семьи попутно присмотрел для себя невесту соответствующего уровня. Специально прокладывался маршрут через те королевские дома, где были девушки, которые как раз могли вступить в брак.

Николай приехал и в Данию, где у короля Христиана IX и королевы Луизы было три дочери. Старшую, Александру, они выдали замуж за будущего английского короля Эдуарда VII, а среднюю (ее домашнее прозвище «Умная») познакомили с приехавшим в Данию Николаем, ей исполнилось семнадцать лет. У них сразу сложились отношения: поцеловались, на стекле вырезали свои имена, поклялись в любви…

Вроде бы все складывалось замечательно, но случилась беда: Николай упал в Царском Селе на скачках и страдал от страшных болей в спине. Потом уже оказалось, что у него спинномозговой туберкулезный менингит. Эту болезнь тогда не умели еще диагностировать. Отец считал, что у сына ревматизм.

Умирал Николай очень тяжело: паралич, черная пена изо рта, никого не узнавал… Поэтому история, что он соединил над своим смертным одром руки своей невесты и брата, – не более чем легенда. По состоянию его здоровья такого быть просто не могло.

Александр II настаивал, чтобы его сын Александр, будущий император Александр III, взял в жены невесту своего старшего сына. А у того случился платонический роман с фрейлиной матери – Марией Мещерской. Отец стукнул кулаком по столу: «Поедешь в Данию!». Александр ответил: «Не надо мне титула цесаревича, мне нужна только Машенька Мещерская».

Тем не менее в Дании оформили помолвку и в 1866 г. заключили брак. Цесаревич Александр поначалу по отношению к жене вел себя, честно говоря, довольно холодно. Но позже у Александра и Марии Федоровны, как стали именоваться его супруга, перешедшая в православие, семейная жизнь стала складываться, и их брак оказался счастливым. Когда наследник уехал на Русско-турецкую войну, то в Рождество 1877 г. он писал супруге из Болгарии: «Встречаю Новый год без тебя. Ты желаешь мне нового счастья, а мне нового счастья не надо. Мне со старым хорошо».

Александр III был лично безупречен, поэтому у него моральное право – всю семью держать в кулаке. А вот со своим дядей Константином Николаевичем, морским министром, у него сложились очень натянутые отношения: оба терпеть не могли друг друга. На то было немало причин: когда матушка-императрица Мария Александровна умирала в Зимнем дворце в 1880 г., Александр II собирался уезжать в Царское Село вместе со своей любовницей Екатериной Долгоруковой. Дети говорили: «Мать умирает, нельзя», а Константин Николаевич настаивал на отъезде Александра II. И будущий Александр III этого ему простить не мог. Кроме того, наличие у Константина Николаевича любовницы-балерины (к тому времени тренд любовниц в царской семье сменился – с фрейлин на балерин), не улучшало отношений дяди и племянника.

– Что касается Николая II. Можно ли сказать, что на фоне всех остальных Романовых он был идеалом нравственности? Примерный семьянин, никогда не изменявший жене, разорвавший все отношения со своей бывшей возлюбленной, балериной Матильдой Кшесинской… Все свои увлечения он оставил в бурной молодости…

– Да, что касается семейных отношений, то брак Николая и Александры Федоровны можно считать просто идеальным. Они ведь почти двадцать пять лет прожили вместе и сохраняли очень нежные чувства друг по отношению к другу, когда уже были достаточно немолодыми людьми. Достаточно почитать их переписку времен Первой мировой войны, изданную еще в 1923–1927 гг. Центрархивом в трех томах. Николай II уезжал в Ставку в Могилев, и супруги подолгу находились в разлуке.

Из письма 1 июня 1916 г.: «Думаю о моем муженьке с великой тоской и глубочайшей любовью. Осыпаю тебя нежными поцелуями и прижимаю к сердцу. Благослови тебя Боже, ангел мой! Будь здоров – я всегда с тобой! Навеки всецело твоя старая Солнышко». И ответ того же дня: «Моя родная девочка, я так по тебе тоскую – ведь уже больше двух недель, как мы расстались! Храни вас Господь! Целую нежно тебя и девочек. Мысленно прижимаюсь к твоей груди и чувствую себя уютно в твоих объятиях! Навеки, любимая, твой Ники».

На следующий день она пишет ему из Царского Села: «Сокровище мое! Шлю тебе нежный поцелуй и спасибо за твое милое письмо. Как я люблю беседовать с тобой! Чтение твоих строк, полных любви, согревает меня, и я стараюсь себе представить, будто слышу, как ты говоришь все эти дорогие слова твоей одинокой женушке… Мой нежный ангел, крепко прижимаю тебя к груди и нашептываю тебе нежные слова глубочайшей любви. Бог да благословит и защитит тебя! Святые ангелы охраняют и направляют тебя. Навеки, мой Ники, всецело твоя детка Аликс».

У них в переписке бытовало выражение «мадам Беккер», или просто «Беккер», что означало менструацию. 8 апреля 1916 г. царь писал: «Моя любимая, я очень хочу тебя! Пожалуйста, пусть у тебя не будет m-me Б., когда я вернусь!». 28 июня 1916 г. Александра Федоровна писала мужу: «Беккер будет около 3-го, а потому лучше несколько дней спустя, чтобы быть с тобой 11-го». 3 июля 1916 г.: «Приеду к тебе, оставив Беккер позади!». 18 августа 1916 г.: «Конечно, Беккер явится ко мне в ставке – я вне себя». 20 августа 1916 г.: «Конечно, скоро явится проклятая Беккер – страшная досада, она все испортит». Иногда критические дни зашифровывались понятием «инженер-механик».

Конечно же, ни Николай II, ни его супруга не предполагали, что их переписка будет опубликована. Александра Федоровна в начале марта 1917 г. три дня жгла свои дневники – после того как узнала об отречении мужа от престола. Она – дама эмоциональная, и, я думаю, в ее записях было много того, что она посчитала нужным уничтожить. Тем более что уже случился знаменитый скандал 1912 г., когда обнародовали ее письма к Распутину, и вот оттуда пополз слух, что она его любовница.

Действительно, если не знать контекста ее семейных отношений, то можно подумать все, что угодно, читая письмо Александры Федоровны к Распутину: «Мой дорогой, только тогда себя чувствую спокойной, когда кладу свою голову на твое плечо, когда ты дышишь мне на рукав…», но на самом деле это эмоциональные выплески Александры Федоровны. Когда в 1917 г. грязью залили всю царскую семью, все эти грязные истории пошли в общую «топку»…

Кстати, о Матильде Кшесинской. То, как именно Александр III познакомил 29 марта 1890 г. сына с Кшесинской, было сделано вопреки традициям, потому что за столом императора должны были сидеть первые по оценкам выпускницы Императорского театрального училища. А он пригласил именно ее. Николаю двадцать два года. Мотивы отца?

В богатых семьях существовала традиция: к подрастающему барчуку приставляли специальную проверенную горничную, чтобы она провела ему «мастер-класс» по половому просвещению и подготовила к взрослой жизни. В этом отношении в качестве «горничной» выступила Кшесинская, которой исполнилось семнадцать лет.

Наследник Николай прекрасно понимал, что особы императорской крови на балеринах не женятся. Поэтому он вполне реалистично воспринимал свой роман как увлечение молодости. У меня вообще такое впечатление, что отец дозволял отношения сына с Кшесинской, пока ему не подобрали соответствующую невесту.

Мне думается, что знакомство Николая с Кшесинской – это «проект» Марии Федоровны и Александра III. Если бы даже результатом этой любовной истории стало рождение ребенка, то в этом не было ничего страшного. У великих князей случались побочные дети. К этому в царском дворе относились спокойно. Родители знали, что придет срок, «детская забава» кончится, и все вернется на круги своя…

Кстати, отдать наследника в руки Кшесинской было хорошо еще и потому, что она имела безупречную репутацию. Ведь никто не отменял риск заразиться венерической болезнью – мало ли куда пойдет наследник, мало ли с кем свяжется? Кроме того, в обществе ходили слухи, что роман Кшесинской и Николая, инициированный Александром III и Марией Федоровной, не более чем прививка от «гвардейской болезни»…

– Вы имеете в виду гомосексуализм?

– Да. 995-я статья «Уложения о наказаниях», принятого 10 августа 1832 г., при Николае I, приравнивала гомосексуализм к скотоложству. Однако аристократия, верхи интеллигенции, столичное купечество (в обеих столицах) подвергались суду и наказанию только в самых исключительных случаях. Великих князей вообще старались не трогать. Тем более что, начиная с 1890-х гг., в России обсуждался вопрос об отмене уголовного преследования за мужеложство, поскольку распространялась точка зрения, что гомосексуальность – это психическое заболевание.

Почему «гвардейская болезнь»? Увы, это явление было распространено в гвардейских полках, квартировавших в столице. Особенно «славился» лейб-гвардии Преображенский полк, где существовала школа кантонистов, в которой воспитывались мальчики. В 1894 г. в полку произошел публичный скандал, в котором оказались замешаны два молодых офицера этого полка. Их исключили именно за гомосексуальные наклонности.

Русская писательница, эмигрант, автор документально-биографических исследований Нина Берберова в своей книге «Чайковский» отмечала: «Всем было известно, что богатых и знатных „скандалистов“ отсылают на время на Ривьеру, а „мужиков“ – в Сибирь, откуда они почти никогда не возвращаются к себе в деревню, находя жизнь в Сибири „вольготнее“, и где им не угрожал вопрос брака. Великих князей никогда не беспокоили… В дореволюционной России было, как известно, два суда: один – для богатых и сильных, другой – для бедных и слабых. Исключения, конечно, бывали и даже не так уж редко, но, как общее правило, был обычай: титулованных, царских слуг и министров, членов Государственного совета, купцов-миллионеров, известных актеров и других популярных людей, усылать на время в Европу, если „скандалят“».

И далее Нина Берберова приводила довольно большой список великих князей (членов семейства Романовых), замеченных в гомосексуализме, но не подвергавших наказанию по 995-й статье, включая Феликса Юсупова, женатого на племяннице Николая II.

В XIX в. российские императоры относились к гомосексуализму совершенно индифферентно. К примеру, Александр III прекрасно знал о грехах своего приятеля по юности князя Владимира Мещерского. Также император был весьма осведомлен и об особенностях личной жизни столь любимого им композитора Чайковского. Когда композитор, оказавшись в тяжелом материальном положении, обратился к Александру III с просьбой о пенсии, ему немедленно ее выделили.

– Как стало известно относительно недавно, страдал от подобной склонности и знаменитый поэт «К. Р.» – великий князь Константин Константинович, генерал-инспектор Военно-учебных заведений, президент Императорской Санкт-Петербургской Академии наук, поэт, переводчик и драматург.

– Да, известны его дневники, которые он завещал издать через девяносто лет (то есть этот срок приходился на 2005 г., а их издали впервые все-таки раньше, в 1998 г.).