Ева

Ева
Сергей Гурджиянц

Выслушай женщину и сделай все наоборот! Но её величество любовь правит миром…

Здесь все необычно: место действия, герои. Грубоватые точные эпитеты, ненавязчивый, тонкий, в виде намёка, психологический портрет героини. И не зря говорят: чего хочет женщина, того хочет Бог. Только в этой истории Бог распорядился несколько жестоко.

Сергей Гурджиянц

Ева

I

Повинуясь нетерпеливому оклику своей жены, Джонатан Хофф поднялся и не слишком охотно выглянул в приоткрытое окно спального вагона. Дора слегка посторонилась и тут же замахала кому-то рукой. Как она различает знакомые лица в этом бедламе, подумал Хофф. Тысячи кичливо разодетых черных запрудили перрон, беспрестанно перемещаясь с места на место и весело перекликаясь, отчего вся толпа колыхалась и гудела, наполовину заглушая звуки гремящего во всю мощь оркестра. Двадцать рослых музыкантов, одетых в национальную одежду, то есть в ярко-красные набедренные повязки и страусовые перья, изо всех сил колотили по тамтамам полосатыми деревянными колотушками. Несмотря на ранний час, было довольно жарко и десятки государственных флагов, украсивших перрон и новое здание вокзала, безвольно повисли в воздухе. Над разгоряченными людьми роями вились мухи.

– Джонатан, почему ты снова садишься? Ты мой муж и я хочу, чтобы нас видели вместе! – с упреком сказала Дора. – Иди, встань возле меня, отсюда ты все увидишь.

Хофф пожал плечами и встал там, где ему велели. Его молоденькая жена прижалась к нему плечом и чуть наклонила голову, словно позировала для семейного альбома. Тоненькая, хрупкая, с грациозной гибкой фигурой, она была очаровательна и Хофф, наблюдавший за ней украдкой, невольно залюбовался. Дора была полукровкой в третьем поколении с матово-смуглой кожей, и только это отчасти примиряло его родителей с неожиданным выбором сына. Ее дед первым разбавил свою кровь, дав начало семейной традиции родниться с белыми. Но после того как колонизаторы покинули эту страну, а несколько сот белых семей отказались от метрополии и навсегда связали свою судьбу с Африкой, белая колония слишком придирчиво стала следить за чистотой крови.

– Видела бы нас сейчас ма! – счастливым голосом произнесла Дора и посмотрела на него горячими глазами. Хофф уловил в них нечто, похожее на благодарность. Дора была умной девочкой и отлично понимала, что лишь благодаря ему она отправляется в путешествие по стране в правительственном вагоне, да еще вместе с королем Мбвану и его министрами. Он опустил глаза и посмотрел на ее тонкие пальцы, в радостном возбуждении сжавшие его запястье. На фоне его многочисленных веснушек и отливающих красным золотом волос, которыми поросли его руки, было особенно заметно, что точеные ноготки Доры с сиренево-розовым отливом, как у настоящей негритянки. Хофф вдруг внутренне сжался, но одновременно ему захотелось наклониться и поцеловать эти пальчики один за другим.

– А вон Лулу! – внезапно сказала Дора и закричала так громко, что он поморщился. – Лулу, Лулу, посмотри, где мы! Лулу, привет! Иди сюда!

Теперь уже и он, хоть и с трудом, различал знакомые лица. Белых в толпе было немного и почти все они были полукровками времен колонии. Хофф подумал о своем будущем потомстве. После трех месяцев замужества Дора еще не забеременела и, похоже, это начинало ее беспокоить.

– Мбвану! Мбвану! – закричала толпа.

В дальнем конце платформы поднялась суматоха. Море курчавых голов заволновалось, и тамтамы забили в два раза чаще с максимальной громкостью. Еще громче закричала толпа, расступаясь перед открытым кабриолетом, который медленно двигался вдоль состава в сторону правительственного вагона. В машине, выпрямившись во весь свой прекрасный рост, стоял король Мбвану в пышных страусовых перьях. Великолепная леопардовая шкура была мастерски наброшена на его плечи так, чтобы голова хищника с оскаленной пастью легла на левую грудь, а злобные неподвижные глаза, изготовленные из чистых изумрудов, уставились на людей. Могучая правая рука короля была поднята в приветствии фиолетовой ладонью вперед, белые зубы сверкали в широкой улыбке.

Сзади в машине сидел высокий тонкий юноша, старший сын короля и наследник престола Бой, как его все называли. Он был угрюм и исподлобья смотрел на беснующуюся толпу. Хофф хорошо его знал. Бой учился в Европе и предпочитал европейский костюм традиционной набедренной повязке. Если бы он встал у власти, в стране многое бы изменилось, но сорокалетний король Мбвану был полон энергии и сил и не собирался уступать свой престол в ближайшие лет тридцать или больше. Его подданные были верны ему и искренне изливали свои чувства, от их криков и грохота барабанов буквально ломило в ушах. За красным кабриолетом шли четыре жены короля, министры, служанки и слуги, в толпе шныряли многочисленные шпики, а дюжие телохранители фиксировали любое, даже самое незначительное движение, которое можно было принять за угрожающее. Мбвану правил железной рукой, за что снискал в народе особую восхищенно-рабскую любовь. Его обожали и боялись.

Кабриолет, наконец, приблизился к правительственному вагону и остановился. Чернокожий гигант, почти на полголовы выше самого высокого своего телохранителя, сошел на землю.

– Вот он какой, – Мбвану! – восхищенно прошептала Дора. Она еще ни разу не видела короля так близко. Не отрывая очарованных глаз от повелителя страны, она нашла ощупью руку мужа, крепко сжала ее и инстинктивно притянула Хоффа к себе, словно ища у него защиты. Хофф подчинился. Дальнейшая церемония показалась ему утомительной и ненужной, и он отметил лишь то, что на протяжении всего прощания Бой ни разу не улыбнулся и что в дорогу Мбвану взял четвертую жену, белую женщину Элизабет Хоган. Смазливая девчонка, она давно пошла по кривой дорожке и в белой колонии пользовалась дурной славой, а после того, как спуталась с королем, от нее отвернулись даже собственные родители. Хорошо хоть ей удалось заставить Мбвану оформить официальный брак. Нет, черных в колонии не любили, это уж точно. «Никакой благодарности, – не уставал с яростью повторять старик Хофф. – Когда мы пришли сюда, здесь была дикая саванна! Построили им города, дороги, дома, а они? Никакой благодарности!» Хофф не разделял его взглядов. Вернее не так: он не понимал, какой именно благодарности ждет отец.

– Джонатан, ты заснул?

Ему, наконец, разрешили отойти от окна. Поезд тронулся и покатил на север. Стучали колеса, через приоткрытую дверь купе было видно, как по коридору прохаживаются телохранители короля. Мбвану явно предпочитал, чтобы его охраняли белые или полукровки и не доверял своим. С некоторыми охранниками Хофф был знаком лично. В юности все они были отъявленными головорезами, да и сейчас еще вели себя не лучшим образом. Каждый из них в деле стоил трех национальных гвардейцев.

– О чем ты думаешь, милый? – Дора, как птичка забралась с ногами на диван, удобно забилась в уголок и оттуда смотрела на него.

– О всякой ерунде, – улыбнулся Хофф.

– Здесь здорово, правда? – Дора впервые ехала в мягком вагоне. – Знала бы Лулу, как здесь здорово, высохла бы от зависти. Жаль, что мы не могли взять ее с собой. С ней было бы веселее.

Он согласно кивнул. Лулу была ее лучшей подругой и первой красоткой в их черном квартале.

– Милый, я хочу пить.

– Сейчас принесу, – Хофф с готовностью поднялся и вышел в коридор.

Их скромное маленькое купе находилось в конце вагона. Король занимал четыре объединенных купе, двойные купе были у министров и доктора, а Элизабет Хоган занимала два раздельных помещения, предназначенных для обслуживающего персонала. К слову сказать, Хофф заранее купил билеты в обычный вагон, зная, что по долгу службы обязан сопровождать короля в поездке по стране, но Дора потребовала, чтобы он занял место, подобающее королевскому юрисконсультанту и настояла на своем. Ей очень хотелось пустить пыль в глаза черной родне, возмущенной их браком не меньше, чем белая община. Бережливая до скупости, она не пожалела денег на срочную телеграмму и завтра их на перроне должны были ждать все эти ее многочисленные дядюшки и тетушки по материнской линии. Чтобы не нарываться, Хофф умолчал о том, что сохранил за собой второе купе. Напрасная трата денег всегда выводила ее из себя. Никакого умысла в его действиях не было, просто ему показалось несолидным сдавать уже купленные билеты. Королевским юристом он стал недавно и еще не привык к своему новому положению.

– Привет, Джо. Как поживаешь? – белолицый охранник посторонился ровно настолько, чтобы худой длинный Хофф мог протиснуться в вагон-ресторан, прицепленный к правительственному вагону.

– Спасибо, неплохо. А как ты?

– Не жалуюсь, – охранник проводил его задумчивым взглядом. Через минуту с четырьмя запотевшими бутылками кока-колы Хофф снова прошел мимо него. Он знал этого парня. Вся улица с детства звала его Быком за крепкое сложение, тяжелые кулаки и широкий, плоский, словно размазанный по всему лицу нос.

Он вошел к себе и получил нагоняй за расточительность. Хватило бы и двух бутылок, сказала она. Поезд шел медленно, время тянулось еле-еле и до роскошного и обильного обеда в ресторане, от которого Дора пришла в восторг, они с ней занялись кое-чем, предварительно заперев дверь на щеколду, а потом, поспав после обеда, продолжили до ужина. Вот от чего Дора никогда не отказывалась, так это от этого.

Ужин, на котором присутствовал король, вышел на славу и они все перепились, весь правительственный вагон, включая прислугу, и даже охрана позволила себе приложиться. А доктор (он был белый, но шестьдесят лет прожил в Африке и она была ему родней родной), доктор так нализался, что слуги на руках вынесли его из-за стола. Было очень весело, но уже в купе Дора серьезно сказала Хоффу, чтобы он никогда больше не пил столько в ее присутствии. Они чуть не поругались, к счастью в дверь постучали и Хофф захлопнул рот. На пороге, заполнив собой весь дверной проем, стоял Бык.

– Выйди, Джо, нужно потолковать. Да захвати с собой сигареты.

Интересно, почему они все считают своим долгом указывать ему, что делать и помыкают, как хотят?

В тамбуре, где можно было поговорить с глазу на глаз, они закурили. Бык не спешил, только вздыхал и глубоко затягивался, а Хофф украдкой разглядывал его ногти, того же сиреневатого оттенка, что у Доры. Так они выкурили по полсигаретки. Наконец Бык вздохнул в последний раз.

– Джо, – сказал он. – Не должен я тебе этого говорить, ну да ладно, ты свой парень, хоть и умник; мы выросли вместе. Хочу по дружбе тебя предупредить. Если ты до двух часов ночи не уберешься отсюда в другой вагон, тебе будет крышка, понял?

– Что? Оставить Дору? – рассвирепел Хофф, стремительно трезвея.

– С Дорой, – коротко ответил Бык. Он со значением посмотрел в глаза Хоффу. – Мое дело предупредить, а там разберешься. Запомни: два часа ночи. Все, мне пора. Никому ни слова, понял? А будешь болтать, вырву язык!

Хофф вернулся в купе и мрачно уставился в окно. Бык испортил ему настроение. К чертям все эти загадки, угрозы, к черту Быка, к черту короля! Дора в легком халатике лежала на диване и дремала. Ни у одной белой девушки с кем он раньше встречался, не было таких идеально длинных и стройных ног, как у его жены. И она белая, белая, белая! Достаточно взглянуть на ее нежную кожу, вглядеться в черты лица. Пусть убираются к дьяволу!

Он лег, и Дора подвинулась, давая ему местечко, нагретое ее телом, но предварительно он полез в карман, чтобы пощупать, на месте ли те два твердых кусочка картона – билеты, которые не пригодились. Билеты были на месте. А еще он взглянул на часы. Десять вечера. Дора что-то пробормотала в полусне и обняла его. Колеса отстукивали ритм, как туземные барабаны, вагон раскачивало, но не слишком сильно, чтобы это действовало на нервы. За окном была непроглядная синяя чернота, словно необъятных размеров негр прижал к их стеклу свою огромную черную задницу. К черту их всех, снова подумал Хофф. У красивой женщины не бывает ни нации, ни расы!

Около часа ночи поезд остановился и минут пятнадцать стоял на какой-то станции. Хофф опустил раму, высунулся в окно и закурил. Все окна в поезде были темны, поезд спал, только в вагоне-ресторане одиноко светилось узкое оконце. Издали он понаблюдал за какой-то суматохой на перроне, потом мимо прошли несколько человек, очень быстро, почти бегом добежали до паровоза и втащили наверх длинный, похожий на гроб ящик. Хоффа заметили по огоньку сигареты и один черный, с виду похожий на охранника, подошел и с угрозой в голосе приказал отойти и закрыть окно. Все это Хоффу страшно не понравилось, и он продолжал смотреть из темного купе через стекло, изо всех сил напрягая зрение. Дора спала и тихо, как ребенок, посапывала во сне. Поезд тронулся, набирая скорость.

В этот момент на одну короткую секунду на перроне вспыхнул фонарь, неосторожно выхватывая из темноты лицо негритянского юноши, показавшееся Хоффу странно знакомым. Фонарь погас и мимо окна, удаляясь назад в темноту, поползли огоньки селения, похожие на светлячков. Он где-то видел это лицо. Жаль, что оно осветилось всего на одно мгновение. Уже проваливаясь в глубокий сон, Хофф попытался вспомнить, что говорил ему Бык, но не успел и заснул.

Оно пришло к нему во сне, это лицо, заглянуло в окно и мрачно усмехнулось. И он вспомнил его по этой характерной кривой усмешке. Бой! Ведь это же Бой, сын Мбвану! Как он оказался на этой станции, когда Мбвану оставил его управлять государственными делами в столице? Эта мысль разом вытолкнула его из сна. Хофф сел и открыл глаза, словно не спал до этого ни минуты. Что здесь делает Бой? Он включил ночник и посмотрел на часы. Было без четверти два. Инстинктивно похолодев, он вспомнил слова Быка.

– Дора! – сказал Хофф и лихорадочно потряс ее за плечо. – Дора, проснись! Проснись, мы должны срочно перейти в другой вагон.

Она оторвала тяжелую голову от подушки и непонимающе уставилась на него.

– А? Ты что, Джо?

– Живей поднимайся, мы переходим в другой вагон, – процедил он сквозь зубы, схватил ее за плечи и попытался поставить на ноги. Дора стряхнула с себя его руки и осталась сидеть.

– С ума сошел? – грубо спросила она, презрительно кривя губы. – Какой вагон? Объясни, что ты хочешь?

– Сейчас не время, Дора! – простонал Хофф. – Бык сказал – в два часа! Больше я ничего не знаю, только знаю, что будет беда! Осталось пятнадцать минут. Я не сдал билеты, у нас есть еще одно купе.

Известие о том, что они потеряли кучу денег, вызвало у нее мгновенную вспышку ярости. Дора тотчас наговорила ему черт знает что, обвиняя в расточительности, мягкотелости, излишней скромности, а он сидел и в бешенстве скрежетал зубами, сдерживаясь, чтобы не надавать ей пощечин. Наконец она смолкла.

– Дора, – бледнея от мысли, что они могут не успеть, сказал он. – Дора, я не знаю, что должно случиться, но знаю, что Бык зря болтать не будет. Ночь мы должны провести в другом вагоне. У нас осталось еще пять минут. Ты идешь или нет, решай!