что их явленье в ночной тишине
нам не привидилось в утреннем сне.
Сказки любили с сестрой мы всегда.
Это как раз и спасло нас тогда:
не как пустых сновидений плоды
встретили гномов мы злобных ряды —
даже последнему призраку льстит,
если при виде его заблестит
глаз человеческий верой живой,
что он в собрата глядит пред собой.
Значит, нам кто-то посланье несет
все об одном: что нас вера спасет.
Только вступили мы в новую роль,
выступил с речью их юный король.
К нашей кровати почти подступив,
руку на шпагу свою опустив,
(шпага была в драгоценных камнях,
спальня тотчас засияла в огнях)
он, нам отвесив изящный поклон,
светел и грозен, как бог Аполлон,
просто заметил в ночной тишине —
прежде всего обращаясь ко мне —
что на родителях наших вина.
Есть между ними обида одна:
эту обиду нельзя ни простить,
ни в обиходный пустяк обратить.
Будет она, как смертельный недуг,
жизни точить их дальнейший досуг.
И для того, чтоб тот долг погасить
нужно меня иль сестру обратить
в гнома, что чужд как добру, так и злу.
Много их было внизу на полу.
А в заключенье король дал понять,
что, для того чтоб проклятие снять,
павшее тяжко на нашу семью,
кандидатуру скорее мою
он предлагает, не в силах решать:
нашу судьбу нам самим выбирать!
Только спустя много лет я узнал,
что не случайно он так нам сказал:
матери нашей отец изменил,
и как бы душу любви погубил.
Полом мужским продолженье отца,
должен тот путь я пройти до конца.
Каждое слово, как град на цветы,
падало в сердце нам, руша мечты.
Так мы и взрослыми стали людьми,
быть перестав в те минуты детьми.
«Что ж вы решили? скорее, друзья, —
ждет пополнения гномов семья!»
Шпага блеснула из ножн и ремня:
ею вот-вот он коснется меня.
В этот момент и сказала сестра
(помню, как будто все было вчера):
«Брата оставь, о, великий король!
участь его разделить мне позволь.
Вам никогда он не будет родной,
я же могу тебе стать и женой.
Для вашей жизни он слишком непрост,
мне же не страшен ваш маленький рост.
Да и к тому же я часто больна:
жизнь моя детской печалью полна.
Силы волшебные скрыты в тебе:
может, моей ты поможешь судьбе».
Ей улыбнулся красивый король:
«Пусть будет так – ни болезни, ни боль