Сплавляющиеся по течению барки с грузами, которые подгоняли вёслами перевозчики, мы обгоняли, как стоячие. Манометрический лаг показывал ход двадцать пять километров в час. Врёт! Потому что в сочетании с течением выходит под тридцатник. А это скорость не нынешнего века. Нет, не врёт. Устюг Великий мы миновали тем же днём, покрыв около четырёхсот вёрст часов за пятнадцать, если верить в точность хода деревянных часов в условиях вибрации.
Уже на Двине догнали одну из наших барж, остроносую, что шла с товарами из Вологды. Я ещё удивился радостной встрече Фёклы со скромным экипажем этой крупной плоскодонки. Моторист и помощник моториста оказались её младшими братьями, моими недавними курсантами. А лоцман, который тут вообще капитан, старшим братом. А кроме них на борту были только сопровождающие груз.
– Третью ходку делают, – отчитались девчата о результатах встречи, потому что мы с Софи сидели в сторонке, замотав голову платком, и хранили инкогнито. – Вторую с верховьев да одну встречно. Игнатка в смятении: говорит, что таких деньжищ, какие ему за перевозку платят, он и представить себе не мог.
«Сейф для судовой кассы, – сделал я отметку в Софочкиной памяти. – И личное оружие экипажу. Только смотри ж, чтобы не слишком холодное».
Конечно, я обратил внимание на грузовую марку – с перегрузом идут. Вместо семисот пятидесяти пудов, составляющих двенадцать тонн, тут не меньше тысячи – шестнадцать метрических тонн. Нельзя же так жадничать! Или купчина обманул, закидал больше, чем пообещал? Второй раз встаёт проблема взвешивания. Хотя всё же видно по осадке! Блин, да что же делать с необразованностью местных!
Через сутки уже у Холмогор обогнали и вторую нашу баржу – тупоносую. Тоже шла с перегрузом, да ещё и без мотора. Не иначе запороли шарманку неопытные шарманщики. Мои бы ипсвичские такого не допустили.
Архангельск мы обошли обмелевшей протокой, скребя днищем по песку и швыряя за корму песок и вырванные плицами растения. Тихонько, на самом малом, помогая себе шестами, протолкались под удивлённым взглядом пасущейся на берегу одичавшей козы, вы шли в море и свернули налево – тут ненаселённые острова, куда Фёкла нас с Марфушей и высадила. Генеральный план – дождаться возвращения флейта или шхуны и вернуться с ними, как будто из Копенгагена или Антверпена.
Угнавшая лодку в Архангельск Фёкла наконец-то справилась и со включением сцепления, и с подданием газу при этом. Уже на обратной дороге эти операции стали у неё получаться, потому что мы с Софи не слезали с попутчиц, втолковывая им тонкости обращения с шарманкой. А что делать, если кроме как на здешних тутошних русских, рассчитывать больше не на кого.
Марфа, успехи которой в освоении техники скромнее, осталась со мной. Ну то есть с Соней, которая, как всегда в условиях вынужденного безделья, затосковала. Смотрела на море в зрительную трубочку, словно Ассоль, поджидающая алые паруса, вспоминала свой первый поход вокруг берегов Шотландии. Они ещё тогда с Мэри готовились вступить в стихотворную перепалку с синими людьми Минча. И вот сейчас хозяюшка моя начала слагать вирши, причём по-русски. Упрямые такие, с не вполне понятным мне ритмом, про то, что она не станет плакать, потому что за спиной мерно дышит седой океан, а впереди вьются мокрые ленты дорог.
Между тем англичане и голландцы начали проходить мимо нас в устье Северной Двины. А вскоре показался и «Энтони». Сонька мигом подала сигнал дымом, а потом знаками семафорного телеграфа передала своё имя.
Шхуна подняла сигнал «Вижу ясно», приняла немного к западу и спустила на воду шлюпку.
* * *
Капитан Коллинз товары в Архангельск не доставила – она привезла нефть, металлы и почти всю школу. В ипсвичском имении остались только старший и младший братья Смиты. Один обеспечивал работу гвоздильного заводика, а второй продолжал занятия с младшими классами.
Существенной новостью стало то, что дядя Эдуард теперь является формальным хозяином поместья, поскольку сведения о том, что его старший брат Джонатан перековался в голландцы, достигла берегов Туманного Альбиона. Сами земли, на три четверти заросшие сорным лесом, особо никого не интересовали, поскольку никаких выгод без вложения серьёзных средств не сулили. Ну а супруг тётушки Аннабель проследил за тем, чтобы бумаги были оформлены правильно, он ведь по судебной части служит.
Потом прибыл и отец, доставивший много самого дешёвого чугуна и некоторое количество грузов, закупленных местными купцами. В них, как обычно, полный разнобой, но объёмы, выраженные в единицах веса, относительно невелики. Если пересчитывать на массу, то Архангельск работает преимущественно на вывоз. Вот поэтому-то оба наших судна быстро загрузились и двинулись обратно. Причём папа увёз маму и третьего лейтенанта Кэти Корн, которая ради этого перешла на «Агату» с «Энтони». Надо же хоть одну внучку показать бабушке и дедушке! Да, они собираются на Ямайку и не появятся здесь целый год.
А за время нашего с Софи отсутствия завершили постройку буксира, в принципе, повторяющего трёхтонку: стало понятно, что придётся таскать местные барки. Достроили тупоносую двенадцатитонную баржу. И сделали плоскодонку с винтом. Пока, ради обкатки непроверенных решений, выполнили её в уменьшенном варианте. Дело в том, что сам винт поместили в тоннель, чтобы на мелких местах не чиркнуть об дно. А поскольку этот тоннель протянулся вперёд до самого носа, то вышел катамаран, волокущий брюхо по поверхности воды. Знатный уродец получился, но по дну винтом, действительно, не чиркает и носится как угорелый. Нет, если в варианте разъездного катера – штука роскошная. Только вот где и кому на нём разъезжать? Особенно, учитывая дефицит выездных мотористов и низкую их выучку.
Парни, занимавшиеся водомётом, не сдались и сделали сразу два новых образца: один для чистой воды, а второй – для грязи болотной. Первый давал на выходе высокое давление и большой расход, а второй проталкивал сквозь себя даже болотную жижу с ряской, корешками и листиками и отбрасывал эту, по сути, пульпу метра на полтора-два, если направить сопло под углом в сорок пять градусов к горизонту. Собственно, по дальности отбрасывания и судили о скорости вылета реактивной струи, умножая её потом на площадь сечения.
Мы с Софи долго чесали наш один на двоих затылок, прежде чем продолжить попустительствовать этой затее. Но если хозяюшка лишь сожалела о растрачиваемых понапрасну усилиях, то я пытался ухватить за хвост некие смутные воспоминания.
Вообще-то период этот выдался напряжённым, потому что Иван ушёл мотористом на первой тупоносой двенадцатитонке, той, где запороли шарманку, которую уже поправили, а мама на целый год уехала на Ямайку. Нужно было хлопотать по хозяйству, тем более что как раз подвезли товары из Европы, которые наши купцы, купившие их, желали увезти вглубь страны. А у нас целая баржа подоспела со спуском на воду и ходовыми испытаниями.
– Фёкла! Пойдёшь капитаном на Кострому – Нижний Новгород. Мотористом возьми одного из своих младших братьев, из тех, что на остроносой барже ходили. И ещё найди в экипаж такого мужчину, с которым разговаривать будут уважительно.
– Хорошо, Соня. Когда уходить?
– По готовности. И вот тебе деньги. В обратный путь чужой груз не бери, а купи пшеницы по грузовую марку. Не больше, а то до волока не доберёшься.
– Да, Соня.
Вот до чего же спокойная девица! Её только что почти за одни красивые глаза назначили капитаном современнейшего скоростного грузовоза, а она: «Да, Соня», «Хорошо, Соня». Нет, нас, русских, никому не победить!
Глава 5. Мокрый волок
Раньше ни я, ни Софи просто не имели возможности познать всю хлопотность организационной работы. В родном имении массу вопросов разруливала Бетти. В период командования кораблём под рукой всегда находилась основательная и хозяйственная Мэри. Кучу школьных проблем решал Билл с Дальних Вязов. Он тоже сейчас здесь, но, во-первых, пока не в курсе многого, а во-вторых, по-русски еле лепечет.
Крутили мы двумя сознаниями в одной голове без передышки, потому что нормально просушенного леса нет, а собранные отовсюду по паре-тройке брёвна, лежавшие в сараях или под навесами, нужного нам количества досок не дали. Просушиваем после распиловки на той печурке, где выдерживали плечи арбалетов, да отбрасываем покоробленные. Хорошо, что нам почти не нужен длинномер: борта и днища плоскодонок собирают на короткие винтовые гвозди, укладывая доски накрест и проклеивая смесью битума, древесной смолы, воска и чего-то извлечённого из животного жира. Собирают таким манером, чтобы шляпки оказывались внутри корпуса после сборки. Тоже фанера получается, двухслойная, толщиной сорок миллиметров. И каждый её лист точно становится на своё место в барже.
Длинномер для стрингеров из лиственницы нам делает карбасный мастер из своего материала, причём чисто по-соседски обдирает нас как липку. А тут вовсю идёт монтаж привезённого из старой школы оборудования, обустройство химлаборатории для птенцов из гнезда младшего Смита, обжиговые печки, нагнетатели, насосы, рихтовка станины под самый лучший в мире токарный станок по металлу, который умеет даже резьбу нарезать.
И вот посреди этого фейерверка, где месят известковый раствор и вкапывают столбы, появляется с иголочки одетый мужчина и, ни на секунду не затруднившись, представляется:
– Строганов Григорий Дмитриевич.
Тот самый, который вместо того, чтобы, как полагается, плавить чугун и лить пушки, промышляет солеварением. Это в стране-то, где имеются два затвердевших озера чистейшей натрий-хлор! Руби, толки и сыпь прямо на горбушку. Короче, навели мы о нём справки. Богатый он, а чем богатый?.. Ну не солью же!
– Софи Корн, – ответствует Софочка и передаёт кувалдометр ассистенту. – Польщена знакомством.
– Боюсь, оторвал тебя от важного дела, – учтиво замечает гость, глядя на то, как пара дюжих мужиков подхватывает тигель с расплавленной бронзой и выливает его содержимое в форму.
– Вот теперь правильно шипит, – кивает Софи на звук, издаваемый кокилем. – Так что у тебя за дело ко мне, Григорий Дмитриевич?
– Обычное дело – перевоз. Нужно товар доставить в Соликамск, а потом другую партию обратно привезти.
– Семьсот пятьдесят пудов могу взять в одну ходку, – поспешно вношу ясность я.
– Да известно уже всем, по сколько вы берёте груза. А вот про то, сколько денег возьмёшь за перевоз, поговорить было бы кстати.
– Сам-то ты сколько обычно платишь? Путь ведь неблизкий. Опять же, какой дорогой идти? – Софи пытается понять, почему великий Строганов сам пришёл, а не приказчика послал.
– Неблизкий, – кивает Григорий Дмитриевич. – Старая, с ордынских ещё времён, дорога вверх по Вычегде, а потом волок из Кельтмы-реки снова в Кельтму, но уже впадающую в Каму.
Что же, о теперешних здешних волоках у нас сведений собрано немало. И такое, чтобы две реки, текущие в разные стороны, назывались одинаково, случается. Например, есть два Шингаря, вытекающих, если верить слухам, из одного болота. Собственно, из-за этого болота мы и не стали устраивать в том месте переход в Волгу: не хотелось работать по пояс в жиже.
Есть ещё два накатанных пути, оба из реки Юг, которая, сливаясь с Сухоной около Устюга Великого, даёт начало Северной Двине. Один ведёт в Ветлугу – приток Волги. Второй – в Вятку, приток Камы. Той самой Камы, на берегу которой стоит Соликамск. Впрочем, попасть в Каму можно и из Ветлуги через ту же Волгу. У каждой из этих дорог есть свои достоинства и недостатки. Не обязательно длина. Где-то удобный берег, позволяющий бурлакам без помех тянуть лямку, где-то мост на сваях, под которым не каждое судно пройдёт – многие обстоятельства делают предпочтительными те или иные пути.
На популярных волоках можно и на местную таможенку нарваться, где право местного боярина на получение мзды подтвердят его организованные и вооружённые люди. А уж если путь проходит через монастырские земли… Много всякого-разного в эти времена позволяют себе служители культа, и никакой управы на них не найти.
Софи провела дорогого гостя в рисовальческую, куда велела подать ямайского рому и кофию, а сама отлучилась переодеться. В парусиновом рабочем прикиде она, конечно, смотрится отпадно, но традиционные ритуалы надобно блюсти.
– Какая отменная карта! – обратил на нас взор Григорий Дмитриевич, едва Софи вернулась в наряде боярышни. Ну да, у нас изготовлена четвертинка глобуса от полюса до экватора и от Гринвича до линии смены дат. Как раз вся территория России на ней умещается. Разумеется, наиболее правильно здесь показана европейская часть.
– Прикажу изготовить для тебя копию, – ослепительно улыбнулась моя реципиентка. Она последнее время хорошеет не по дням, а по часам. – Так показывай путь, по которому собираешься меня послать. – Это уже я вернул разговор из светского русла в деловое.
Разумеется, сколь-нибудь подробно нарисовать карту дороги в Каму наш гость не смог, да и на нашем недоглобусе не нашёл, но указал важные ориентиры и обещал дать проводника. Мы же, со своей стороны, пожаловались на несвободу в передвижениях, отчего судно-то у нас есть, а вот шарманщика доброго для него нет. А те, что хоть как-то справляются, все в разгоне. Потому что сполна обученные шарманной премудрости парни все сплошь иноземцы, которым Архангельск покидать не рекомендовано.
Так и расстались, оформив устный договор о намерениях, ничего конкретно друг другу не пообещав. Мы уловили главное – где-то придётся протаскивать судно сквозь болото, причём на протяжении примерно вёрст двадцати. Мне сразу вспомнились землечерпалки, драги, земснаряды и добыча торфа, который размывали водяной пушкой. Не то чтобы у нас тут было что-то готовое, но водомётчики создали некоторые предпосылки для дальнейшего творчества в отношении прохода через болота за счёт применения технических средств.
Начать проработку вопроса нам пришлось с ревизии всего хозяйства. Прежде всего, сколько накоплено скипидара? Оказалось, изрядно. Три перегонные установки, работающие круглосуточно, обеспечивали устойчиво сочащийся родничок. Пихтовые бочки местного производства стояли рядами и колоннами. Их уже кто-то из наших ипсвичских Кулибиных стандартизировал. Все они объёмом по тридцать шесть литров, то есть подъёмны для одного дяденьки или двух тётенек. Вообще-то, это объём английского сухого бушеля, то есть неизвестный мне умник даже размеры не пересчитывал, а скопировал откуда-то.
Питался родничок преимущественно ситовой сосной, которую в подгоняемые с верховьев плоты то и дело вставляли недобросовестные лесозаготовители. Она даже в печи идёт только за неимением иного топлива, вот её нам и толкали по цене низкокачественных дров окрестные потребители древесины.
Вторым был вопрос собственно с судном. Завершалась постройка четвёртой двенадцатитонки – второй, заложенной здесь, в Архангельске. Стандартная ширина в семь футов – два десять, если по-человечески. Длина – двенадцать метров. Борта и транец плоские вертикальные. Передняя стенка наклонная наружу под углом… Ребята его постоянно увеличивают и здесь добрались до шестидесяти градусов от вертикали на стыке с днищем, но верхние передние тридцать сантиметров выполнили строго перпендикулярно поверхности воды – своего рода принудительная грузовая марка, оставляющая фут надводного борта при погружении корпуса до образования наглядно видимого упора в воду.