Антисоветский проект

Обособление культурных отщепенцев шло рука об руку с социальным процессом – выделением энергичной группы, уповавшей на рыночную реформу (прежде всего, приватизацию). Проводимые с 1989 г. ВЦИОМ широкие опросы показали нарастающий отрыв этой группы от основной массы населения по их отношению к большому комплексу общественных явлений и позиций. Иногда этот отрыв просто потрясает. На вопрос «что вы считаете главным событием 1988 года?» большинство советских людей назвали: вывод войск из Афганистана, полет корабля «Буран», землетрясение в Армении, события в Нагорном Карабахе или 1000-летие крещения Руси. А «сторонники реформ» главным событием назвали «снятие лимитов на подписку»! Когда такая чушь становится главным в жизни – это и есть отрыв от корней.

Но значит ли это, что речь идет не просто об идеологическом и культурном течении, а поистине о рождении «малого народа», многонациональной общности, осознавшей себя именно в противопоставлении «старым русским»? Многое для ответа на этот вопрос можно почерпнуть из конкретных исследований. Одна из таких работ, под названием «Мировоззрение населения России после перестройки: религиозность, политические, культурные и моральные установки», проведена в 1990–1992 гг. под руководством С. Б. Филатова.

Обширный список вопросов в течение трех лет задавался выборке из 2250 человек (1500 в РФ и 750 в Казахстане), представляющей ряд национальностей в десятке городов. И вывод огромной важности состоит в том, что та «историческая общность людей», которую мы называли советским народом, реально существует. Возник именно советский народ с общим ядром мировоззренческих установок и идеалов. С общим державным сознанием и представлениями о справедливости. Во время перестройки нарушилась идеология – поверхностный слой культуры, – произошла перестановка чтимых образов, но все равно это образы, связанные с укреплением державы, а не ее распадом.

Вот как выглядит общая картина предпочтений исторических лидеров в мае 1992 г. (в %): Петр I – 37; Столыпин – 20; маршал Жуков – 13; Александр Невский – 12; Ленин – 9. Заметим, что Столыпина – фигуру, мифологизированную в перестройке, назвали 41 % людей с ученой степенью, что и выдвинуло его на второе место. А триада «Ленин – Сталин – Жуков», будучи образом державного СССР, по «суммарной» степени уважения приближалась к Петру.

А вот мнения о «наилучшей эпохе в истории России»: правление Петра I – 34 %; правление Брежнева – 14 %; перестройка (1985–1991) – 3 %; реформа (конец 1991–1992) – 3 %. То есть, для основной массы были ценны державность и стабильность. Вариации невелики: российские немцы делали больший акцент на державности, а казахи, татары и башкиры – на стабильности. Из полутора десятка «эпох» у всех народов перестройка занимает одно из последних мест. Лишь респонденты-евреи назвали перестройку «наилучшей эпохой». Видимо, зажатая державностью и советской стабильностью свобода предпринимательства была для них действительно важной ценностью.

Еще один вывод об установках «массы» – быстрое крушение западнической утопии. Была предложена такая установка: «В западных странах сегодня создано наилучшее из всех возможных общество. Нам следовало бы не выдумывать свои пути, а следовать за Западом». С ней согласились в 1990 г. 45 % опрошенных, в 1991 – 38 % и в 1992 – 14 % (в Москве побольше: 45, 44 и 18).

Перейдем от «массы» к тем, кто радикально отрицает державность и стабильность (и уж тем более наше советское прошлое) – к той среде, которая и порождает «новых русских». Здесь мы выберем лишь одно, но очень важное качество – религиозное отщепенство. Отказ как от любой традиционной религиозности («веры в бога»), так и от советского атеизма. Вот некоторые выводы из работы, подтвержденные массой таблиц: «Показателен повышенный интерес к нетрадиционным формам религиозности новой группы нашего общества – коммерсантов и бизнесменов. Среди них наиболее высока доля людей с ярко выраженным неопределенным, эклектичным паранаучным и парарелигиозным мировоззрением. Именно в этой, социально очень активной, группе самое большое число верящих не в Бога, а в сверхъестественные силы – 20 %».

И далее: «Как и в исследовании 1991 г, наиболее прорыночной группой населения проявили себя «верящие в сверхъестественные силы». Эти «верящие в сверхъестественные силы», оккультисты – основная мировоззренческая социальная база борцов с коммунистическим государством – и сейчас чаще других выступают за распад СНГ и Российской Федерации».

Резкий отрыв «нового слоя» от массы произошел в представлениях о справедливости и морали. «Новые русские» – это люди активного молодого возраста с высоким образовательным уровнем. В этой категории были наиболее распространены эгоистические и антипатриотические установки. Авторы исследования пишут: «Опросы 1990–1991 г. показывали, что наиболее вовлеченная в массовую политическую борьбу и наиболее радикально-демократическая группа – верящие не в Бога, а в сверхъестественные силы, 24 % из них поддерживали «Демократическую Россию», что намного превосходило и верующих, и атеистов». И еще: «Вера в НЛО, снежного человека, телепатию сильно связана с ценностями первого периода радикально-демократического движения – антикоммунизмом, желанием похоронить СССР, приоритетом прав человека и рынка».

Внутренняя противоречивость установок этой группы видна и в том, что «права человека» для нее – лишь политический инструмент. На деле ее отличает нетерпимость, причем даже в национальных отношениях: «В исследовании 1991 г. мы отмечали, что «верящие не в Бога, а в сверхъестественные силы», несмотря на весь свой радикальный демократизм, были в отношении к большинству различных народов наименее толерантной группой. И эта их особенность за прошедший год лишь усилилась».

И, наконец, важный штрих, но связанный с целым. Вот вывод авторов: «Как и по многим другим проблемам, в области сексуальной морали самые либеральные – «оккультисты» – верящие в сверхъестественные силы. По всей видимости, они – носители достаточно последовательной культуры «вседозволенности»: чаще других отрицают свою ответственность перед государством и обществом – «каждый за себя», обладают низкой трудовой этикой, высокой национальной нетерпимостью и не признают никаких границ в области секса».

Это – первый, очень приблизительный духовный портрет «новых русских». Но этот портрет не устоялся, новый тип еще не сложился, он – в поиске. И уже есть симптомы того, что нового «малого народа» не сложится, его уже разлагает разочарование и тоска. Об этом говорят те культурные особенности, которые проявились в начале 90-х годов.

Что же написано на знамени «новых русских»? Чтобы разобраться, надо знать, кто их певец, в чем их художественное самовыражение, каковы их представления о прекрасном и безобразном – знать их эстетику. Каждая культура и даже идеологическое течение имеет свое лицо. Когда мы слышим «Степь да степь кругом…», «Выхожу один я на дорогу…» или «Вставай, страна огромная…», для нас ясен эстетический образ «старых русских». Песни 30-х годов несут оптимизм индустриализации. Мелодичные, спокойные песни 60–70-х (нет им числа) – отдых ничего не подозревающего народа после невероятных перегрузок XX века. Какие песни собирали «новых русских», что пели их поэты?

Помню, в самом начале перестройки я внимательно прослушал все песни группы «Наутилус Помпилиус» – самого талантливого, на мой взгляд, выразителя мироощущения будущих «новых русских». Прослушал, и говорю своим детям: это же песни, зовущие на гражданскую войну со своими родителями, песни человека, поджигающего свой дом! На меня замахали руками – с ума сошел! А ведь та догадка оправдалась. Но в тех песнях был еще поэтический заряд борьбы, хотя было видно, что борьбы больной – без идеала будущего. Только разрыв с прошлым!

Но вот, под звуки песен «Помпилиуса» вскормленная КПСС политическая элита хладнокровно оглушила страну и начала шарить в доме. Но где же песни? Мы наблюдаем уникальное в истории явление – «революцию», не родившую ни одной нормальной песни. Культурная аномалия, предрекающая печальный конец. В 1993 г. была издана большая антология «Русская поэзия серебряного века. 1890–1917. Антология» (М.: Наука). Там собраны произведения лучших поэтов конца XIX и начала XX века. Первое, что поражает – доля стихотворений, художественно выразивших пафос грядущей революции. «Варшавянка», «Смело, товарищи, в ногу», «Мы кузнецы» – это малая часть лишь широко известных, привычных и ставших песнями произведений. Но таких – множество, они пропитывают всю поэзию серебряного века. Составители, отбиравшие, по их словам, стихи исключительно исходя из их художественной ценности, включали революционную лирику со скрежетом зубовным. На деле ее вес в тогдашней культуре был гораздо больше того, что представлено в антологии. Подумайте, революционные песни становились любимыми романсами. Не слышно шума городского… А что же дала революция рыночников, всех этих «новых русских», березовских и новодворских?

Ну, нет песен, так появилась литература – тоже важный материал для диагноза. Вот писатель Яркевич. «Огонек» назвал его писателем-93 (а кое-кто даже «двусмысленно» назвал «последним русским писателем»). По словам самого Яркевича, он написал трилогию, аналогичную трилогии Льва Толстого «Детство. Отрочество. Юность». У «нового русского» Яркевича эти части называются: «Как я обосрался», «Как меня не изнасиловали» и «Как я занимался онанизмом». Все эти гадости имеют у Яркевича не только сюжетный, но и метафорический смысл. Послушаем «Независимую газету», где О. Давыдов дает такой диагноз в статье «Яркевич как симптом». Как пишет О. Давыдов, во второй части трилогии «выясняется, что маньяком, насилующим мальчиков, оказывается… русская культура». Что же до «юности», то «онанизм в этом тексте – метафора свободного духовного пространства. Он как бы снимает основной (по мнению Яркевича) грех русской культуры: социально-политическую ангажированность, замешанную на агрессии». То есть, опять же главное – тема разрыва с духовным пространством русской культуры, освобождения от нее хотя бы через онанизм.

О. Давыдов делает вывод: «Мы имеем дело со становящейся философией культуры тех «новых русских», льстецом и рупором которых является такая замечательная газета, как «Коммерсантъ» (а литературно-художественным воплощением – разобранные выше тексты Яркевича)».

Кто-то скажет: да, это поколение «новых русских» сгорело в пламени реформы, они опустошены и, по-своему, несчастны. Но они хоть создали состояния для своих детей – и уж из этих-то возникнет здоровая и свободная от оков русской культуры цивилизованная элита. Но никаких оснований для этих надежд нет – подорвав возможности воспроизводства интеллигенции из «старых русских», режим Ельцина надолго оставил Россию без культурного слоя, уже создал провал нескольких поколений. Ибо дети «новых» – пожалуй, самая культурно обездоленная часть, и никакими деньгами это не покроешь.

Что же с культурой для детей? Черепашки-ниндзя! Б. Минаев в «Независимой газете» с одобрением раскрывает смысл этой культурной программы: «Ржавые гвозди не просто так вбиваются в свежую необструганную доску, а скрепляют одну доску с другой, образуют конструкцию, угол, на который уже можно опираться при строительстве любого сознания. Ведь для того, чтобы легко нанизывать один сюжет за другим – надо довести этот абсурд до полной дикости, до кича, до абсолютного нуля». Сам выбор «гвоздей», которыми скрепляется детское сознание, сделанный телевидением А. Н. Яковлева, означает принципиальный и сознательный разрыв со всей траекторией русской культуры. В ней были очень строгие критерии допуска художника к детской душе – пробегите мысленно нашу детскую литературу, радио, кино. Дикий абсурд детского кича сегодня – не ошибка, не признак низкой квалификации. Это – шприц с ядом, вводимым в будущее России.

Что же нравится Б. Минаеву? «Дети перестают воспринимать уродство, неполноценность, страхолюдность – как нечто чужое, чуждое, страшное. Они начинают любить это страшное. Они начинают понимать его. Мой шестилетний сын спросил: пап, а канализация ведь – это где какашки плавают? И глаза его весело блестели… Оказывается, и там можно жить!»

В этом все и дело. И в дерьме можно жить – ничего страшного, значит, с Россией не происходит. Мы только должны отказаться от веками сложившимся в нашей культуре чувства безобразного. И нагнетается всеми способами «эстетика безобразного». Жирный, нарочито грязный и потный певец, колыхаясь всей тушей, что-то поет о девочке – из него делают звезду телеэкрана. Из политиков на экран чаще всего вытаскивают тех, кому выступать следовало бы только по радио. Гойя, кому пришлось наблюдать своих перестройщиков-либералов, призывавших в Испанию демократа Наполеона, написал на одном из рисунков: «Есть люди, у которых самая непристойная часть тела – это лицо, и было бы не худо, если бы обладатели таких смешных и злополучных физиономий прятали их в штаны». Антисоветские идеологи ставят обратную задачу – приучить к безобразному как норме. Создать новую культурную нишу для российской элиты. Минаев пишет о ней: «Это ниша грязи, канализации, какашек (то есть близости к ним), ниша доброго и благородного уродства, страхолюдной мутации. А если говорить короче – это ниша небрезгливости».

Это явление также раскрыл Достоевский в пророческом образе: Федор Карамазов «порвал нить» с культурными нормами, продемонстрировал свою небрезгливость и породил Смердякова. «Новым русским» нужны миллионы смердяковых, а не Жуковы и Гагарины. Быть может, «старые русские» так и угаснут. Что ж, тогда вывернется наизнанку формула «красота спасет мир» – смердяковы его погубят. Ибо антропологи (Конрад Лоренц) давно предупредили: брезгливость, инстинктивное неприятие безобразного было важнейшим условием эволюции человека и поддержания здоровья всего биологического вида.

Вывод печален, и мы должны принять его без всякого злорадства. Как культурное течение, демократы поразительно быстро деградировали. Сегодня мы видим не просто упадок, но зрелище распада, что-то тлетворное. Ничего хорошего в этом нет – даже в качестве противника лучше иметь что-то здоровое, с потенциалом развития.

И пусть молодые интеллектуалы, с радостью кинувшиеся в антисоветскую стаю, не строят иллюзий. По глубинной культурной и философской своей сути «новый русский» – не сверхчеловек. Он – античеловек.

Антисоветизм «белых патриотов»

Говоря о становлении антисоветского проекта, я упоминал в основном тех «шестидесятников», которые стали интеллектуальным субстратом перестройки Горбачева. Это так называемые «демократы-западники». Однако не менее важную роль сыграли и их антиподы-антизападники, так называемые «белые патриоты».

Критический анализ их антисоветских концепций был затруднен потому, что они в какой-то мере стали союзниками КПРФ в идейной борьбе с антисоветским течением, представленным Горбачевым и Ельциным. Но уже к концу 1999 г. этот плохо склеенный союз фактически распался.

Поводом для разговора стала удачная операция по втягиванию писателя В. Г. Распутина в ряды антисоветской культурной элиты. Он принял премию от Солженицына и участвовал в сильно политизированном ритуале ее вручения. Условия были поставлены жестко: принять доллары, о которых было широко сообщено, что они – из оплаты за «Архипелаг ГУЛАГ». А это, как известно, одна из главных идеологических бомб, сброшенных на СССР коалицией его врагов в холодной войне. Символический смысл ритуала выдачи и принятия премии был прозрачен и всем ясен. Учитывая ценность «улова», операцию антисоветчиков можно считать чрезвычайно эффективной.

В связи с этим событием антисоветскую концепцию изложил В. Бондаренко в статье («Завтра», 2000, № 25). По его словам, «нынче происходит определенный разрыв между белыми и красными патриотами». Впрочем, диалога между ними за все время и не было. Я много раз в самой уважительной форме и в разных вариантах задавал нашим «белым патриотам» вопрос, чего же они все-таки хотят для России и чего добиваются своими регулярными антисоветскими заявлениями, но ответа не было. За десять лет я убедился, что я обращаюсь не к искренним, ищущим правды и взаимопонимания людям, а к хладнокровным идеологическим работникам, которые много лет вели борьбу на уничтожение против СССР, а теперь продолжают ее в новых условиях, но в рядах той же армии.

Мне иногда говорят друзья: зачем ставить точки над «i»? Почему бы не продолжить имитацию «соединения красной и белой идеи»? Нельзя продолжить хотя бы потому, что сами «белые» от этой имитации отказываются. Да и кого она может обмануть? Все уже сыты ею по горло. Из-за этого фальшивого единения мы по самым главным вопросам не могли высказываться ясно и четко. Десять лет мы толчем воду в ступе.

Начать с того, что неизвестно кем подсунутая формула «соединения белого с красным» сразу сбила с толку людей уже самими терминами. Кто у нас «белый» и что под этим понимается? И. Р. Шафаревич – белый? В. Г. Распутин – белый? Принимает ли В. Г. Распутин это звание? Какую генетическую связь видит он между собой и символами белого движения Корниловым да Колчаком?

Белое движение – вполне четко очерченное политическое, социальное и культурное явление нашей истории. Оно возникло как попытка военного реванша Февральской революции над советской властью. Эта попытка делалась при помощи и под полным контролем Запада, так что выдвиженец эсеров и масонов русофоб Колчак сам называл себя кондотьером. Белые потерпели такой же полный крах, как Керенский и прочие либеральные западники на мирном этапе – между Февралем и Октябрем.

Белое движение – это «кадетствующие верхи и меньшевиствующее рядовое офицерство», эпигонство западного либерального капитализма. Пусть наконец В. Бондаренко и др. «новые белые» скажут прямо, признают ли они свое духовное родство с теми, реальными белыми? Нельзя же нацеплять чужую форму, совершенно не говоря о своем содержании. Это военное преступление.

На мой взгляд, весь этот спектакль с переодеваниями – убогая политическая игра. Солженицын, Шафаревич и Бондаренко никакого отношения к белым не имеют. Они – типичное порождение советского строя и принадлежат к той части интеллигенции, которая по разным причинам заняла антисоветскую позицию. Потом коготок увяз, да и позиция эта приобрела высокий социальный статус – она уже подпитывалась номенклатурой с обеих сторон океана.

Никакого позитивного проекта у них нет, никаких сведений о нем получить невозможно, да и представить его себе нельзя. Думаю, наиболее дальновидные из них (например, И. Р. Шафаревич) прекрасно знают, что такого проекта у них и не может быть. О чем рассуждает с важным видом В. Бондаренко? Красная идея, Белая идея… Ну и попробовал бы он свою «Белую идею» выразить. Пшик… А красная идея всем была ясна – устроить жизнь, основанную на взаимопомощи и братстве, а не на конкуренции и топтании ближнего. Когда это в достаточной мере удается, и Россия становится единой и неделимой, и никакой Гитлер или Хаттаб нам не страшен.

Что же касается конкретных форм советского проекта и его «больших программ», то в эти формы Россия была загнана совокупностью непреодолимых обстоятельств. Сегодня эти обстоятельства не только не исчезли, но похоже, даже обострились. Поэтому когда Солженицын с Шафаревичем помогли советский проект пресечь (без них это ни Западу, ни номенклатурным ворам не удалось бы), произошла национальная катастрофа. Буквально во всех сферах жизни. Вот и вся их «белая идея».

Меня давно поражает неискренность «белых идеологов». Они притворяются, что не понимают простых, всем известных вещей, хотя им много раз по-дружески их объясняли. Вот, В. Бондаренко излагает общий для всех них тезис: «Я считаю ту великую Победу не красной победой, а Отечественной Победой… Победила там, на полях сражений, не красная Россия, а русская Россия». Заметим это настойчивое противопоставление: «не красная, а русская». Это, мол, несовместимые признаки.

Если это говорится искренне, то перед нами тяжелый случай группового отказа мыслительного аппарата – и у немалой части интеллигенции. Вглядимся в логику этого умозаключения. Да, если Отечество – абстрактная абсолютная идея, то оно бесполое, не имеет жесткой формы, оно русское, и все этим сказано. Дух… Такое Отечество не питается и не воюет. Зачем? Оно и под Гитлером было бы тем же метафизическим Отечеством – русским даже без людей. Если же речь идет о войне, когда стреляют твердыми пулями, то Отечество воплощено в конкретно-исторические формы, и противопоставлять дух этим формам просто глупо.

«Белые» непрерывно проклинают советскую индустриализацию – а Отечественную Победу любят. Но ведь ясно, что без индустриализации и коллективизации этой победы быть бы не могло. Победа достигается не только на полях сражений, как хитро пытается проскользнуть В. Бондаренко («победила там, на полях сражений, не красная Россия, а русская Россия»). Победа куется в КБ и на заводах. А советская индустриализация, как огромное социальное, духовное и организационное явление, резко отлична и от промышленной революции Запада, и от индустриализации «Бромлея и Гужона» в царской России.

В 1943 г. промышленный потенциал СССР был в 4 раза меньше чем тот, что работал на Германию – а танков и самолетов Красная Армия уже получала больше немецкой. А в 1916 г. правительство того же (да не того же) Отечества не могло закупить металла для военных нужд – весь его сбыт контролировался тогдашними абрамовичами и черными. Своим же, русским фабрикантам казна переплачивала за 6-дюймовый снаряд от 23 до 28 руб. (это средние расходы крестьянина России на пропитание за целый год). Начальник Главного артиллерийского управления А. А. Маниковский писал о своем бессилии против этого «явного грабежа казны» и о том, что русские промышленники безмерно обогатились «в самую черную годину России». Председатель Государственной думы М. В. Родзянко получил подряд на производство березовых лож для винтовок, а военное министерство «накинуло» ему по рублю на штуку сверх самой высшей цены – потому что «Родзянко нужно задобрить». Вот это и есть «не красная, а русская Россия» В. Бондаренко.

Скажем прямо, вся патриотическая риторика нынешних «белых» паразитирует на остатках плодов советской индустриализации – и при этом они постоянно плюют в глаза этому умирающему. Если на то пошло, то эти «белые» предали и Белую идею тех, кто убивал и умирал в России в 1919 году. Ведь великий смысл крови, пролитой белыми, состоит в том, что она была как кислота для проверки чистоты помыслов народа. Белые как бы говорили: «Смотрите, мы льем вашу и свою кровь. Вот какова цена советского строя. Так ли вы его хотите? Не забывайте про эту цену».

Если быть строгими в определениях, то под словом «белые» сегодня надо понимать просто «антисоветские». Никакого другого смысла тут нет. Это – фундаментальное качество, ибо разлом произошел именно здесь, именно уничтожение советской цивилизации и пресечение советского проекта было целью холодной войны. И если сегодня, через десять лет после уничтожения СССР, Шафаревич продолжает писать антисоветские труды, а авторитетных писателей и певцов соблазняют проклясть советский проект (хотя бы уклончиво), то именно потому, что этот проект не добит и главное для Запада – не дать ему возродиться и снова поднять Россию.

Последние десять лет показали, что антисоветизм Плеханова, Колчака, Новодворской или Шафаревича – качество именно фундаментальное, они оказываются вместе по одну сторону баррикады в конфликте цивилизационного масштаба. А споры и неприязнь между ними – вещь вторичная, подчиненная. Это как война Гусинского с Березовским. Скажут, Шафаревич и Солженицын – патриоты, а Новодворская – русофобка. Так ведь «патриот» – это такое же самоназвание, как и «белый». Или у Солженицына справка с печатью есть, что он патриот?

Да, Шафаревич написал книгу «Русофобия», спасибо ему за это, но к делу это не относится. Азефу даже министров разрешалось убивать, лишь бы контролировал движение эсеров. Шафаревич и не смог бы выполнить своего боевого задания в антисоветской войне, если бы не завоевал доверия национально мыслящей интеллигенции – того контингента, который он взялся «вести». Сахаров «вел» другой контингент, и «Русофобии» ему писать было не надо. От каждого по способностям, а в главном они соратники, Шафаревич этого и не скрывает.

Книжка и речи – не главное. Разве не по плодам узнаем их? Каковы же плоды? Мы можем мысленно пройти по всем главным сторонам бытия, что определяют жизнь и здоровье страны и народа, и увидим, какие страшные последствия имела для них та победа над советским строем, которую ковали наши «белые патриоты». Были среди них немногие, что ужаснулись делу своих рук и сказали: «Мы целились в коммунизм, а попали в Россию». Ни Солженицын, ни Шафаревич к таким не относятся. Они до сих пор гордятся своей победой, но считают ее промежуточной и потому продолжают стрелять – кто статьями, кто долларами.

Солженицын жалеет русский народ: «Сейчас ничего первее нет, как сбережение народа. Мы вымираем, мы уходим с земли…» От кого мы это слышим? Возьмите динамику смертей и рождений, и вы увидите, что вымирание русских началось сразу после победы над СССР той армии, в которой воевал Солженицын. Что значит «сбережение народа» по Солженицыну и Шафаревичу? Оно ведь сводится к установлению какого-то социального жизнеустройства, при котором народ может жить и размножаться. Как можно «сберечь народ», если у него отняли все средства к жизни и нанесли тяжелейший удар по системе ценностей! Но ведь все это – следствие слома советского общественного строя, этот факт надежно установлен и сомнению никем не подвергается.

Тот образованный человек, который после десяти лет агонии моей страны и массовых страданий моих сограждан остается активным антисоветским деятелем, является для меня экзистенциальным врагом России, ее «частичным убийцей». Частичным не потому, что убийство неполное, а потому, что он – частица силы, которая Россию убивает.

Да, после бойцов, – таких, как Солженицын и Шафаревич, – пришли мародеры, чубайсы и кохи. Бывает, что бойцам претят мародеры, которые обшаривают карманы убитых бойцами жителей. Иной раз, говорят, такие бойцы даже расстреливают мародеров. У нас не тот случай, у нас их только поругивают. Есть и среди жертв романтики, которые ненавидят мародеров гораздо больше, чем своих убийц.

Я больше скажу. Ельцины и кучмы – предводители уже в основном мародеров. Они даже не решались доломать те важные структуры советского строя, которыми еще живы люди – социальную сферу предприятий, дешевое топливо и транспорт, школу и т. д. Они не были бескорыстными ненавистниками советского строя, ими двигал шкурный интерес. Если бы к власти пришли убежденные «белые патриоты» вроде Солженицына, то, думаю, нам бы пришлось намного хуже. Геноцид был бы не метафорой, как сегодня, а быстрым действием.

Кстати, и сегодня, среди явного бедствия, «белые» оценивают состояние страны уклончиво. Порой и просто обманывают людей. В. Бондаренко пишет такие, например, слова: «Сегодня уникальное положение. Если нас не обманут надежды и если Россия в совсем иных формах своего существования начнет воссоздавать из руин свою промышленность, науку, культуру, естественно, русские патриоты будут всемерно поддерживать такие шаги».