Христианум Империум, или Ариэля больше нет. Том III

– Что такое паркет?

– Инкрустация из ценных пород дерева. В хорошем дворце паркеты – настоящее произведение искусства, их узоры столь замысловаты, а породы дерева подобраны столь гармонично, что по такому полу просто страшно ступать. Впрочем, потом привыкаешь.

– А что мешает ходить по полу, выложенному простыми каменными плитами или деревянными плашками? И привыкать не надо.

– Ну… это же дворец, здесь всё должно поражать великолепием.

– Зачем?

– Убожество моего разума, видимо, мешает мне понять вопрос вашего величества.

– Твоя речь так же замысловата, как те паркеты. Разве нельзя быть проще, и в словах, и в убранстве помещений?

– Но богатство отделки отличает аристократа от простолюдина.

– Я так не думаю. Полагаю, всё наоборот. Впрочем, продолжай.

– Все помещения во дворце должны быть великолепны, стены покрыты живописью лучших художников, тонкой резьбой по дереву и камню, позолотой, – продолжил немного приунывший трубадур. – Иные комнаты дворца самим по себе могут быть драгоценностями. Я видел, например, комнаты, стены которых были полностью покрыты изумительным малахитом или потрясающим ониксом, камнем, который сам в себе несёт причудливые естественные узоры. Часто стены обтягивают тканями, это может быть и золотая парча, и бесценный шёлк.

– Сколько же всё это стоит? – задумчиво сказал император.

– На строительство великолепного дворца уйдёт громадное состояние, горы золота, – самодовольно улыбнулся трубадур.

– Сколько простых и добротных домов для бедняков можно построить на эти деньги…

– При чём тут бедняки, ваше величество? Монарх должен быть богаче всех, а великолепие дворца должно отражать его могущество.

– По-твоему, могущество дают только горы золота? На войне всё решала сталь.

– Сталь тоже стоит золота.

– Вот потому-то золото и должно идти на сталь, а не на дворцовую роскошь. Зачем всё это надо? Императорской семье достаточно нескольких комнат. Кто будет жить в тех сотнях комнат, о которых ты говоришь?

– Придворные.

– Это что за звери?

– Есть множество придворных должностей. Камергеры, камер-юнкеры и так далее. А у императрицы должен быть свой штат придворных: статс-дамы, фрейлины.

– И чем они все занимаются?

– Ну как… Это и есть императорский двор. Император не может не иметь придворных.

– Повторяю вопрос: чем они занимаются?

– Да… ничем… – трубадур заметно помрачнел. – Интриги плетут.

– Что сие означает?

– Копают друг под друга или под министров. Протаскивают куда им надо нужных людей, топят конкурентов. Одним словом ведут непрерывную войну за близость к монарху, за возможность на него влиять.

– То есть мешают осуществлению правильного порядка государственного управления?

– Да по сути так и есть, ваше величество. Но придворных интриг никому ещё не удалось избежать, это неистребимое зло. При дворе больше решают фавориты, чем монархи. То у французского короля какая-нибудь мадам Помпадур, то у русской императрицы какой-нибудь граф Орлов. Это самые могущественные люди великих монархий.

– Я правильно понимаю, речь идёт о прелюбодействе?

– Да…

– И это всё при дворах христианских монархов?

– Да…

– Но если при дворах монархов правит демонстративный порок, то в каком смысле эти монархи – христианские?

– В смысле деклараций…

– Господи, какая мерзость…Если увидишься с императрицей, не смей рассказывать ей об этом. Боюсь, как бы она не почувствовала отвращение к своему титулу.

– А я ещё хотел рассказать, как принято одеваться при дворах. Или уже не надо? – чуть не плача спросил трубадур.

– Давай уж…

– У одной императрицы, например, было пять тысяч платьев.

– А у моей жены всего три платья, – рассмеялся Дагоберт. – Это точно, если бы появилось четвёртое, я бы узнал. Теперь, конечно, начнётся мирная жизнь, может быть, она и позволит себе иметь пять платьев. Но иметь, скажем, 10 платьев она никогда не захочет. Никто не сможет объяснить ей, зачем это надо. Скажи, может быть, та императрица, у которой было пять тысяч платьев, была сумасшедшей?

– Нет, отнюдь, это была великая правительница. Но, видимо она считала, что первая женщина страны должна иметь самый большой в стране гардероб.

– А она не пыталась превзойти всех женщин страны не количеством платьев, а добродетелями?

– Это не бросалось в глаза, – улыбнулся трубадур. – Но и в том, что касается платьев, она была куда сдержаннее одной из своих предшественниц. Та никогда не надевала дважды одного платья, при том, что каждое её платье стоило целого состояния. И если кто-то из её придворных являлся ко двору в «надёванном», это её очень оскорбляло.

– Неужели это касалось и мужчин?

– Разумеется. Да большинство из них и не возражало. При другой императрице один знаменитый царедворец вышил себе всю грудь камзола бриллиантами. Эти камушки стоили столько, что на них можно было купить небольшую страну со всеми потрохами. Толковый, кстати, был человек. Много полезного сделал для своей империи.

– Откуда же тогда это стремление к вызывающей, безумной роскоши? Ведь они же сами обличали низменность и убожество своих душ, не говоря уже о полном нравственном разложении. К тому же такая роскошь отдаёт ужасающей безвкусицей.

– Ваше величество, я тут у вас уже второй месяц, мне многое рассказали о царстве пресвитера Иоанна, – трубадур уже оправился от шока и говорил теперь немного грустно и задумчиво. – Вы не могли бы мне объяснить, почему двор пресвитера сверкал золотом и драгоценными камнями?

– Тебе не всё рассказали. Пресвитер был настоящим аскетом, лично ему весь этот блеск был совершенно не нужен.

– Мне известно и это. Но почему тогда при его дворе были столешницы из золота и цельных рубинов?

– Царство пресвитера было особым. Оно воплощало человеческую мечту.

– Вот именно. Царь царей, будучи аскетом, создал роскошный дворец не потому что он этого хотел, а потому что этого хотели его подданные. Люди хотят видеть монарха в блеске драгоценной роскоши. Мистический ореол, окружающий власть, воплощается в блеске золота и бриллиантов. Люди, конечно, будут ворчать по поводу того, что один перстень на пальце монарха стоит столько, что на эти деньги можно было бы построить сто больниц. Но, как ни странно, люди не воспримут другую власть. Император в старом потёртом плаще и живущий не во дворце, а в хижине, не вызовет ничего, кроме презрительной усмешки. Увидев власть без блеска бриллиантов, люди не смогут поверить, что это власть. Воля такого властителя будет для подданных ничтожна, на его указы будут обращать внимание не больше, чем на писк комара. Я ещё не рассказывал вам про обеды при монарших дворах. Иногда подают десятки перемен блюд, каждое из которых приготовлено с невероятной изобретательностью. И одного такого блюда хватило бы, чтобы утолить голод, а их подают десятки. Вы думаете, те монархи – идиоты, не понимающие, сколько может съесть человек? О, нет. Представьте себе, что за таким столом оказался нищий принц из крохотного сопредельного государства. Если бы он принимал гостей в своём убогом замке, то смог бы предложить к обеду в лучшем случае тощую курицу, которая по всем признакам умерла от голода. И вот он видит бесконечное множество самых изысканных блюд, одними только объедками от которых все подданные его крохотного королевства могли бы год питаться. И в этот момент нищий принц хорошо понимает, у кого на самом деле власть, а у кого только призрак власти. И подданные этого царя, приглашённые на такой обед, наглядно видят, что у их государя есть такая сила, которой лучше не препятствовать.