Механизм и организм

Кельтскому эмоционально-деструктивному началу история Европы, вполне возможно, обязана самыми невероятными проделками. Елена Чудинова в романе «Лилея» пишет, что Великая Французская революция это победа «гнилой галльской крови». Этот очень неожиданный вывод, если подумать, может оказаться не столь уж и безосновательным. В раннее средневековье горстка франков-германцев установила власть над значительной массой галлов-кельтов. То есть позднее французская аристократия была преимущественно германского происхождения. И когда «восставший народ Франции» резал аристократов, это ведь по сути кельты резали германцев. И почему современные французы являют собой прямую противоположность французам средневековым? Может быть, галльская кровь окончательно подавила кровь франков?

Теперь нам будет легче перейти к одной из важнейших составляющих европейской уникальности. Европа оказалась поразительно восприимчива к христианству. Это проявилось ещё во времена господства романского начала. Уже при Нероне, то есть когда ещё было живо большое количество людей, лично знавших Господа Христа, в Риме уже была большая община христиан. Христианство весьма охотно принимали и патриции, и плебеи, и рабы.

Одной из причин этого была примитивность и бездуховность греко-римской религии. Люди с духовными запросами для их удовлетворения не могут слишком долго довольствоваться собраниями убогих похабных мифов. Но ведь столетиями довольствовались. Римляне всегда производили впечатление народа не слишком религиозного, религия, казалось, служила им только для укрепления государства, и ни какой тоски по мистике за ними не водилось. Конечно, любой народ развивается и вырабатывает новые запросы, но если кому-то в Риме хотелось более тонкого, сложного, более мистичного культа, так ведь к их услугам было множество весьма интересных восточных религий. Тут тебе и культ Изиды, и культ Митры, и много чего ещё. Римляне интересовались восточными религиями и некоторые из них становились поклонниками экзотических богов, но многие ли? Ни один восточный культ не занял в Риме столько места, чтобы с ним уже приходилось считаться. А вот христианство римлян сразу зацепило, они проявили удивительную к нему восприимчивость.

При этом на Восток христианство как-то совсем не пошло, хотя было культом семитским, а там ведь полно семитов. Но те же арабы, жившие к родине христианства куда поближе Рима, совсем от христианства не вздрогнули. На момент начала проповеди христианства арабы страдали очень примитивным идолопоклонством, которое через полтысячи лет словно карточный домик рухнуло под натиском ислама, а вот от христианства арабы даже не шелохнулись.

Конечно, не все цивилизации Востока были так же примитивны, как арабская, у других были свои, очень глубокие, сложные, и, видимо, вполне удовлетворявшие их традиции, ни в какой импортной традиции они не нуждались. Но почему же персы, несмотря на свой зороастризм, позднее на удивление легко приняли ислам, а вот христианством совершенно не заинтересовались? И ни Китай, ни Индия, ни Япония позднее христианства не приняли.

Видимо, с народами то же самое, что и с людьми. Одному человеку христианство близко и очень хорошо ложится на его душу, а с другим человеком всё наоборот. Воистину, римская душа оказалась по природе своей христианкой.

Вскоре то же самое произошло с германцами, которые пришли в Европу с примитивной языческой религией и легко поменяли её на христианство. Не надо думать, что это само собой. Монголо-татары, завоевав Русь, христианами от этого не стали, и хотя позже поменяли национальную религию, но не на христианство. А вот германцам христианство почему-то сразу легло на душу. Они, правда, приняли его в форме арианства, но форму они, видимо, приняли ту, которая под рукой оказалась. А через некоторое время Хлодвиг принял ортодоксальное христианство. Кто-то скажет, что из политических соображений. Но из политических соображений можно принять хоть чёрта с рогами, а потом не привьётся и всё. А вот среди германцев христианство очень даже хорошо привилось, хотя что они тогда могли понимать в ортодоксии – большая загадка, но германская душа откликнулась и загорелась.

По историческим меркам на удивление быстро весь эллино-романо-германский мир стал христианами. Новая восточная религия совершенно не прижилась на Востоке и триумфально победила на Западе. Если бы не Европа, христианство ни когда не стало бы мировой религией, оставшись экзотическим восточным культом без возможности реализовать свою универсальность. Мы не должны об этом забывать. Великое принятие Христа Европой совершилось тогда, когда русской цивилизации ещё и в проекте не было.

Но что стало твориться с европейцами, начиная примерно с XIV века? Возрождение язычества. Все те новшества, которые в огромном количестве начала вводить у себя Европа, носили последовательно и целенаправленно антихристианский характер. По историческим меркам прошло совсем не много времени, и вот мы уже имеем в Европе цивилизацию постхристианскую, которая стремительно трансформируется в постчеловеческую.

Что с ними случилось? Европейским прогрессистам всё кажется просто: сначала пришло время христианства, а затем время христианства прошло. Это одна из тех потрясающих глупостей, на которые так богат современный Запад. Дело в том, что универсальная истина даже теоретически не может устареть, как не могут устареть законы физики, хотя наше знание физики может расширяться и углубляться, но Эйнштейн не отменяет Ньютона. Так же наше знание христианства может расширяться и углубляться (без изменения догматического фундамента), но если христианство было истиной в средние века, оно и сейчас остаётся истиной, его время не может пройти.

Те же греки в их здоровой части, ещё не развращенной Западом, вовсе не проявили склонности «менять истину». Посмотрите на Святую Гору Афон. Многое там изменилось со средних веков? В глубинной духовной сути вообще ни чего не изменилось. А Русь? Несмотря на большевистский припадок, христианская ортодоксия стоит у нас, как скала. Уменьшился объём, уменьшилось поле распространения ортодоксии, но её качество не изменилось совершенно.

Так что антихристианская метаморфоза Европы – это далеко не «само собой», тут проявились свойства именно и только Европы. Может быть, в значительной степени отречение Европы от Истины связано именно с европейской склонностью к экзальтации. Такие люди а, видимо, и такие народы, очень легко и быстро вспыхивают, но так же легко и быстро гаснут. Они принимают новое с большим воодушевлением, но это воодушевление довольно быстро проходит и наступает разочарование. Некоторые люди и народы не способны долго гореть ровным умеренным пламенем. Христианство в Европе слишком нервно и слишком ярко горело, так что топлива надолго не хватило. Да и горело-то оно не по уму. Если ты хочешь осветить мир, то костры инквизиции для этого плохо подходят.

Если внимательно рассмотреть всю историю христианства в Европе, то вдруг понимаешь, что Европа ни когда не была по-настоящему религиозна, ни когда не была по-настоящему христианской. Европа даже в пору своего самого ревностного горения понимала христианство очень поверхностно и схематично. Воистину, на этой цивилизации сбылись слова Христа: «Иное <зерно> упало на места каменистые, где немного было земли и скоро взошло, потому что земля была не глубока. Когда же взошло солнце, увяло и, как не имело корня, засохло… Посеянное на каменистых местах означает того, кто слышит слово и тот час с радостью принимает его. Но не имеет в себе корня и не постоянен: когда настает скорбь или гонение за слово, тот час соблазняется» (Мф 13; 5-21)

Монашество ни когда бы не родилось на Западе, они позаимствовали его с Востока и восприняли очень не глубоко. Если бы не Восток, догматика на Западе была бы не богаче, чем в исламе. Греки, порою, много мудрили, но сами же и выравнивали свой мудреж, в спорах оттачивая изумительно тонкую и глубокую догматику. Запад в лице папских легатов на вселенских соборах в основном кивал, оставаясь равнодушным к догматическим спорам. Но, когда после разделения церквей Запад «остался без взрослых», они постепенно навыдумывали полсотни ересей, дескать мы тоже умеем мудрить. Но мудрить они на самом деле не умели, все западные ереси очень рассудочны, они постарались свести ортодоксию к жестким линейным логическим схемам. Католицизм всегда страдал избыточным юридизмом, потому что римское право у них в крови.

Ортодоксия тоньше волоса и глубже космоса, она несводима к жестким логическим схемам, но Запад ни когда этого не чувствовал. Чего стоит одно только учение о сверхдолжных услугах. Дескать, для того, что бы попасть в рай необходимо определенное количество заслуг, но у святых было больше заслуг, чем необходимо, и вот эти-то сверхдолжные заслуги святых можно передать тем христианам, у которых заслуг не хватает и осуществляется эта передача через приобретение индульгенций. Чисто юридическая схема. Бухгалтерия «заслуг», которые можно перебрасывать со счета на счет.

Протестантизм, как ещё более радикальное порождение Запада, предложил уже совершенно коммерческую сотериологию. Дескать, чем более успешен христианин в земных делах, тем значит больше он угодил Богу. То есть количество заработанных христианином денег является показателем его праведности. А чтобы в рай попасть, это вообще не вопрос, Бог туда всех христиан берет.

Запад всегда был очень прагматичен и ни когда не был по-настоящему религиозен, даже когда храмы у них ломились от прихожан. Все мы видели в храмах совершенно нерелигиозных людей. Они вроде бы и богослужения посещают по расписанию и вообще «делают всё, как батюшка велит». Но религия для них – лишь способ решения чисто житейских земных проблем, а вовсе не двери в Царство Небесное, о котором они и не думают, и не мечтают. Такие люди в случае болезни, к примеру, если церковные таинства не помогут, не задумываясь пойдут к экстрасенсу, потому что у них один критерий истины: помогает – не помогает. Так вот западные христиане практически все такие. Их вера очень прагматична, это лишь способ решения земных проблем. Если они вдруг замечают, что три шестерки помогают им лучше, чем крест, то многие из них, не задумываясь, встают под знак сатаны.

В конечном итоге все варианты западного христианства свелись к примитивному морализму и механической благотворительности. Мистики там совсем нет. Да и была ли когда-нибудь? Была. Определенно была. Когда крестоносцы ради Христа, не задумываясь, шли на мучения и на смерть, они стремились в Царство Небесное. Но рядом с крестоносцами уже копошились хитроподлые венецианские банкиры. Банкиры победили. В новое время настоящее христианство на Западе стало уже уделом одиночек, таких, как Мориак и Честертон.

***

Когда в XVI веке истощение западного христианства стало уже очевидно, в полной мере проявилась одна совершенно уникальная черта Европы – технологичность. Не случайно одна только западная цивилизация создала технику. Другие цивилизации, куда более древние по сравнению с европейской, например, китайская или индийская, техники не создали и ни когда бы не создали несмотря на высокий уровень развития науки. Если представить себе, что в XV веке все европейцы вымерли от какой-нибудь болезни, ни какой техники в мире ни когда не появилось бы. Люди жили бы в гармонии с природой, так и не узнав, что такое экологический кризис. Отравленная вода, отравленный воздух, вырубленные леса, планета, загаженная неразлагающимся мусором и ядерными отходами – всё это прямое следствие появления на земле техники, то есть это всё следствие существования Западной цивилизации, которой суждено стать могильщиком человечества. (Подробнее об этом в моём очерке «Мечты сбываются всегда» в книге «Что с душой?»)

Мы думаем, что техника – это судьба всего человечества и другие цивилизации лишь отставали от европейской в развитии техники. Но это совсем не так. Техника – судьба одной только европейской цивилизации. Просто Европе удалось навязать свою судьбу всему миру. Другие цивилизации вынуждены были развивать у себя технику, чтобы не быть раздавленными агрессивной механизированной Европой. Говорить о чьём бы то ни было «техническом отставании» от Европы – откровенная нелепость. Если это вообще не наше, то как мы можем в этом отставать? С таким же успехом можно говорить о том, что Европа отставала от Китая в понимании Конфуция.

Именно Европа создала технику, потому что мышление европейцев технологично во всех аспектах восприятия бытия. Европейцам свойственно воспринимать мир, как огромную машину. Кеплер писал: «Моя цель показать, что мировая машина скорее подобна не божественному организму, но часовому механизму». Так же точно европейцы понимают человеческое общество. Ни кто, кроме них, не мог породить такого понятия, как «политический механизм». Какую же роль играют люди в этом механизме? Винтиков, шестеренок, передаточных ремней. И нас уже не удивляет, что специалистов по проведению выборов называют «политтехнологами». Дескать всё это просто технология, подобная машинной, и любой избиратель – не более, чем набор кнопок, надо просто знать, когда и на какую нажать. Люди, которые говорят про свободу выбора, на самом деле понимают электорат, как объект чисто механических манипуляций.

Есть старая европейская сказка, где нищий принц, сватаясь к продвинутой принцессе, принёс ей своего соловья, чтобы он порадовал её пением. Соловей принцессе понравился, она спросила, как его заводить, но узнав, что это не механическая игрушка, а живая птица, она была очень разочарована. В этом вся западная цивилизация – с механизмом ей приятнее иметь дело, чем с организмом. Люди Запада любят мертвое и не любят живое.

С бездушной машиной гораздо проще, чем с живым человеком. Машина понятнее, она сводится к чистой схеме, поэтому ею легче управлять, чем человеком. Вот почему они так рвутся к созданию искусственного интеллекта. Это сознание без подсознания. Это вроде бы высокоразвитый разум, но он весь от начала до конца просчитывается, даже если расчеты очень сложные, от него можно не ждать ни каких неожиданностей. Современная западная мечта – чтобы людей заменили киборги. Они ведь будут гораздо совершеннее людей. Таковы их представления об эволюции.

Западный рационализм, культ логики сыграли с этой цивилизацией очень дурную шутку. Нет ни чего плохого ни в рациональности, ни в логике, проблемы начинаются тогда, когда ими злоупотребляют, эти проблемы становятся губительными, когда к стройным, четким однозначным схемам пытаются свести все явления жизни без исключения.

Откуда берется это стремление упростить невероятную сложность бытия, всю жизнь свести к четким стройным формулам? Оно берется из стремления господствовать. Бердяев говорил, что германцам свойственна «воля к могуществу и склонность к насилию». Ещё до Бердяева Данилевский писал: «Одна из черт, общая всем народам романо-германского типа, есть насильственность. Насильственность есть не что иное, как чрезмерно развитое чувство личности, индивидуальности, по которому человек, им обладающий, ставит свой образ мыслей, свой интерес так высоко, что всякий иной образ мыслей, всякий иной интерес необходимо должен уступить волею или неволею, как неравноправный ему. Такое навязывание своего образа мыслей другим, такое подчинение всего своему интересу даже не кажется с точки зрения чрезмерно развитого индивидуализма, чрезмерного чувства собственного достоинства чем-то несправедливым. Оно представляется, как естественное подчинение низшего высшему, в некотором смысле, как благодеяние этому низшему».

Насильственность западной цивилизации не сводится к одной только агрессивной склонности к захвату чужой территории, хотя и не без этого, конечно. Запад всегда заявлял претензию не только на чужую землю, но и на чужие души. Агрессивность Запада проявилась уже с Александра Македонского, потом Древний Рим, Карл Великий, Наполеон, Гитлер и множество агрессоров помельче. Сейчас Запад проявляет желание покорить себе уже вообще весь мир, и хотя действует теперь преимущественно политическими и экономическими методами, но и войной по-прежнему не брезгует. Но в плане попыток создать мировую империю, завоевать весь мир, Запад не уникален. К этому же стремились и персы, и монголы, и тюрки. Только западная склонность к насилию совершенно особого рода, потому что связана с фантастическим высокомерием. Казалось бы, и в этом нет ни чего уникального, и китайцы, и японцы тоже не считали чужаков за людей. Но ни те, ни другие не пытались переделывать варваров под себя, а западная агрессивность стремится именно к этому, и вот это уже по-настоящему уникально.

В мире нет другой такой цивилизации, которая стремилась бы всем навязать свои ценности. Это очень наглядно проявилось в религии. Данилевский продолжает: «Католицизм возник и утвердился от насильственного характера западного духовенства, видевшего в себе всё, а вне себя ни чего знать не хотевшего».

Безумная мысль по всему миру насаждать христианство силою оружия могла прийти в голову только людям Запада. Хорошо известно, что творили тевтоны в Прибалтике, обращаясь к местным язычникам с предложением, от которого невозможно отказаться: «Крещение или смерть». Как они потом понесли христианство за океан, распространяя его мечами конкистадоров. Как потом насильно насаждали католицизм на Украине, если и не силою оружия, то путём обмана, через унию. Рим из языческого став католическим, сохранил главную установку: «Риму должен покориться весь мир».

В 90-е годы Россия пережила самое настоящее нашествие протестантских сект. Они ведь знали, что едут в христианскую страну, но они знали и то, что христианство у нас не такое, как у них. А должно быть такое, как у них, потому что только с Запада можно получить что-то ценное. Это была наглая циничная агрессия, имевшая целью навязать свои ценности.

А уж как они сейчас насаждают по всему миру демократию и либерализм. Если в иной стране демократия, по их мнению, недостаточно совершенна, для них это достаточная причина для того, чтобы разбомбить эту страну. Принято думать, что они только прикрываются ненавистью к диктаторам и тиранам, а на самом деле их больше интересует нефть. От части так и есть, но характер демагогии о многом говорит. По их мнению, они имеют полное моральное право развязывать войны ради навязывания своих ценностей, поэтому и говорят об этом открыто. Ни одна цивилизация в мире так себя не вела. Японцы могли покорять другие народы, но ни одному народу они не ставили в вину, что те не хотят жить по «Бусидо».

Агрессивное высокомерие – не случайная черта западной цивилизации, не признак одного из периодов развития. Это в них так глубоко, что проявляет себя во все эпохи и буквально во всех аспектах жизни.

Игорь Шафаревич писал: «В XV – XVI веках была «эпоха великих географических открытий»… Западноевропейцы с невероятной энергией бросились захватывать территории по всему миру – в Индию, Америку, Африку… Это была первая экспансия западной цивилизации. Вторая, так называемая «коперниковская революция», была направлена в сторону природы. Началом её считается появление учения Коперника в середине XVI века, а основные успехи приходятся на XVII век. Тогда были сделаны открытия Галилея, Кеплера, Декарта, Ньютона, создавшие дух новой науки. Подобно тому, как путешествия XV – XVI веков бесконечно расширили кругозор западных европейцев, так открытия XVII века и последующее развитие науки открыло им целый новый мир звезд, галактик, атомов и молекул. В первом случае была приобретена власть над новыми странами, во втором – над явлениями природы».

Великие географические открытия, конечно, не первая экспансия западной цивилизации, достаточно вспомнить римскую империю. Но римляне вели себя ещё вполне стандартно и в своём стремлении захватить как можно больше земли ни чем не отличались от тех же персов. Нормальная имперская схема такая: у цивилизации есть своя земля, можно сказать, естественная среда обитания, и она стремится расширить свою территорию до максимально возможных размеров, прихватывая земли соседей. Но в чужой мир ни кто не лез. Китай ни когда не претендовал на Индию, Египет ни когда не лез в Грецию, Россия не стремилась присоединить Западную Европу. Исключение составляют разве что кочевники вроде монголов и тюрков, но это именно потому, что у них вообще нет чувства «своей земли», у них в крови кочевье, то есть бесконечное перемещение. А вот у всех оседлых цивилизаций было глубокое внутреннее ощущение «своего мира» и понимание того, что в чужой мир лезть не надо, там всё чужое и нам не нужное.

Одна только западная цивилизация, ещё не получив представление о мире, уже заявила претензию на весь мир. Ни Индия, ни Китай, ни Япония не «открывали Европу» и не стремились туда, хотя имели для этого достаточно возможностей. Это Европа их всех «открыла», потому что имела склонность лезть всюду, куда не просят. Мы привыкли восхищаться великими географическими открытиями, но если вдуматься в их смысл, то они должны шокировать. Когда между главными морскими державами того времени, Испанией и Португалией, стали возникать противоречия по поводу того, кому куда лезть, арбитром между ними выступил римский папа, и мир разделили пурпурной линией по Атлантике с севера на юг. По одну сторону этой линии всё должно было принадлежать Испании, а по другую – Португалии.

Трудно постичь глубину беспредельной высокомерной наглости этого решения. Европейцев даже мысль не посещала, что в тех землях, которые они «откроют», живут другие народы, которые имеют право на свою собственную землю. Для европейцев было очевидно и бесспорно, что все земли, до которых они доберутся, должны принадлежать им, а местные народы должны им подчиниться. Они вообще об этом не думали, это просто аксиома европейского сознания. Позднее, когда они «открыли» весь мир, для них тем более стало очевидно, что весь мир должен принадлежать им. Они и до сих пор так думают, то есть для них это по-прежнему аксиома.

Игорь Ростиславович тонко заметил, что свойство европейцев, проявившееся в великих географических открытиях, проявилось так же и в характере европейской науки. Главная цель их науки – стремление к насильственному покорению природы, утверждение своей власти над ней, расширение пределов своего могущества. Френсис Бэкон четко сформулировал цель науки: «Победить природу». Да и Мичурин, человек вполне западный, говорил: «Не ждите милостей от природы, взять их у неё – наша задача».

Природа совершенно не воспринималась людьми Запада, как органичная среда обитания, с которой надо жить в гармонии, и её законы надо изучать именно для того, чтобы ни чем природе не повредить. Человечеству для обитания достался прекрасный и очень сложный дом. Не мы этот дом создали, а потому изначально мы имеем очень смутное представление о том, как этот дом устроен. Так надо этот дом осторожненько изучать, в первую очередь думая о том, чтобы ни чего тут не повредить от непонимания. Но вот проходят дикари – европейцы и начинают всё в этом доме крушить, всё переделывать под себя, сносить перегородки, не думая о том, что они могут быть несущими, устранять всё, что им не нравится, без мысли о том, что это часть общей гармонии, и если эту часть убрать, то исчезнет и то, что им нравится. Начинают добавлять что-то своё, опять без мысли о том, что это может сильно навредить дому. Дикари находятся в неописуемом восторге от самих себя, как они тут всё здорово переделали и улучшили благодаря придуманной ими науке. Тем временем Земля, наш общий дом, становится всё менее и менее пригодной для обитания. Западная цивилизация из-за своей склонности к насилию, в том числе и по отношению к природе, скоро угробит всю планету.

Ни одна древняя цивилизация, какой бы развитой и сложной она не была, не нанесла ни малейшего вреда природе. И в XIX веке ни Китай, ни Япония ни чем природе не вредили. Европейцы высокомерно ухмылялись: «Они безнадежно отстали». А в чем отстали? В разрушении естественной среды обитания?

Насильственность западной цивилизации подкрепляется её высокомерием, а высокомерие имеет источником врожденную непреодолимую ксенофобию, которая в свою очередь вызвана патологическим отсутствием интереса к «другим».

Александр Дугин писал: «Если мы согласимся с тем, что европейцы выстроили универсальную социологию, то погрешим против истины: европейцы изучали самих себя… Это ещё не значит, что европейское общество универсально, что западная культура – это культура в единственном числе, а западная цивилизация – это цивилизация, в которой обречены двигаться все остальные общества. Если европейцам удалось понять себя лучше, чем другим, это не значит, что европейцы поняли других по-настоящему, или что на основании европейского самопознания «другие» могут столь же глубоко себя познать. … Разрешить проблему «другого» западная культура оказалась не в состоянии. Ни какая политкорректность и ни какой мультикультурализм не могут изгнать из западного человека беса «культурного расизма» и освободить его от фанатичной убежденности в том, что именно его культура и именно его общество является образцовым, универсальным, единственно возможным и поэтому необходимым, а кто с этим не согласен, имеет все шансы попасть в ряды «изгоев», быть причисленным к «оси зла» и подвергнуться тем же самым апартеиду, сегрегации и дискриминации, которые Запад практиковал открыто в совсем недавний ещё период его колониальной истории».

Мудрому человеку известно, что есть множество способов жить. Мудрость побуждает с интересом относиться к другим способам жизни: «У нас так, а как у вас?». Познание «других» – увлечение мудрецов. Не всегда «другие» приводят в восторг, но мудрец оставляет за ними право быть «другими». Если попытаться почувствовать чужую глубину, в конечном итоге это порождает спокойное отношение к «другим»: в чем-то они восхищают, в чем-то возмущают, но они такие, какие есть, их не надо переделывать.

Западная цивилизация, вся такая рациональная, ни когда не была мудрой. Европейцы всегда мыслили очень плоско и линейно. Отсутствие интереса к чужой глубине связано с твердой уверенностью, что ни какой глубины вообще не существует. Европеец даже не пытается понять «другого», он лишь отмечает, что тот «не такой, как мы», а это означает, что он недоделанный, несовершенный, отстающий, значит надо переделывать его до тех пор, пока он не станет похожим на нас, ибо таково «бремя белого человека». Если же он не хочет переделываться, его переделывают санкциями или бомбами. Потому что ни кто не имеет права быть «другим».

Современная западная цивилизация несет на себе явную печать вырождения. Раскисших, размякших западных людей доедает ржавчина скептицизма. Они теперь не просто не верят в Бога, они и в человека уже не верят, они больше не верят даже в собственное неверие, но о самих себе они сохраняют высочайшее мнение.

Запад продолжает сохранять высокий уровень материального потребления, но это ненадолго, это всего лишь инерция. Цивилизация, утратившая стержень, уже не способна оставаться на прежнем уровне. Они любят мечтать о полетах к звездам, о глобальных технических прорывах. Так смертельно больной человек, которому и жить-то осталось не больше месяца, рассуждает о том, какие спортивные рекорды он установит в следующем году.

Александр Дудин пишет: «История на Западе закончилась, полностью свершилась и завершилась – весь путь пройден». Все серьёзные мыслители сходятся во мнении, что XXI век – это последний век западной цивилизации.

У современного Запада есть черта, которую не вдруг поймешь. Самая агрессивная в мире цивилизация вдруг стала главным противником любой агрессивности. Цивилизация, которая всегда была воплощением ксенофобии, вдруг начинает пугаться малейшего намека на ксенофобию. Запад, который под словом «культура» всегда понимал только собственную культуру, весь остальной мир считая погрязшим в бескультурии, вдруг становится главным теоретиком да вроде бы и носителем мультикультурализма. Запад, всегда совершенно нетерпимый к «другим», вдруг становится главным исповедником толерантности и политкорректности.

Запад и его поклонники объясняют это просто: таков наш нравственный прогресс, наша духовная эволюция. Мы очень сильно выросли и отвергли грехи молодости, и осудили их. Перевоспитались, одним словом. Вот были мы расистами, а потом поняли, что расизм – это плохо, и теперь мы боремся с расизмом. Были мы нетерпимы к другим религиям и культурам, но ведь это же скверно, и мы это наконец осознали и теперь проповедуем терпимость. У нас ведь не только техника прогрессирует, души тоже развиваются и становятся всё более возвышенными.

Всё это даже не проговаривается, потому что и так ведь всем понятно, что речь идёт о нравственной эволюции, о том, что Запад, постепенно развиваясь, дорос до более высоких моральных ценностей. Это кажется настолько очевидным, что ни кто и не задумывается о том, что так не бывает, так вообще не может быть.

Ни цивилизация, ни отдельный человек по мере развития не могут превратиться в прямую противоположность самим себе. Конечно, и цивилизация, и человек развиваются, меняются, какие-то свои черты оставляя в прошлом, но базовые фундаментальные черты всегда остаются неизменными, они в лучшем случае могут смягчиться, но полностью не исчезнут ни когда и уж тем более не могут быть заменены на противоположные. «Характер не лечится». Человек, склонный к гневу, может научиться смягчать приступы своего гнева, а иногда волевым усилием и вовсе их останавливать, но эталоном спокойствия он ни когда не станет. Если человек не любит читать, он может понемногу всё-таки начать читать, но ревностного библиофила из него не выйдет. Человек, не способный к математике, может подтянуть свои знания в этой сфере, но степень доктора математических наук ему не светит. Человек, склонный к тихому созерцанию, ни когда не покажет образцов энергичности, так же как сверхактивный человек не превратится в созерцателя.