На пути в Дамаск. Опыт строительства православного мировоззрения

Как-то наш батюшка сказал: "После смерти верующие будут судимы по Закону Божьему, а неверующие – по закону совести". Вот то-то и оно. Нельзя судить людей по тому закону, которого они не знали. И над неверующими будут произнесены очень разные приговоры. Серийный убийца и воинствующий безбожник окажутся совсем не там, где добродушные и относительно нравственные атеисты. Но мы обычно понимаем это в том смысле, что и в аду могут быть самые страшные и не самые страшные места, а вопрос о том, может ли атеист попасть в рай, остается открытым.

Тут многое зависит от того, как понимать ад и рай. Отличаются ли принципиально самое лучшее место в аду и самое худшее место в раю? Может быть, там, как на шкале Цельсия: ад – это "минус", а рай – это "плюс"? Тогда понятно, что -1?С и +1?С – принципиально не отличаются, это почти одна и та же температура. Если так, то нравственное чувство успокаивается: самые лучшие из атеистов будут помещены при -1?, а самые худшие из верующих при +1?. Это без малого одни и те же условия.

Потом, думаю, нет, не может быть. Ведь в раю люди будут с Богом, а в аду – без Бога. Это принципиально, качественно, а не только количественно различные реальности, тут разница не в пару градусов. И опять – нет. Ведь даже в аду некоторое присутствие Божие все-таки сохранится, потому что совершенно без Бога даже ад не может существовать, так что качественного различия может и нет. Известно, что в Китае – тепло, а в Сибири – холодно, но на обоих берегах Амура, то есть в Южной Сибири и Северном Китае – примерно одна и та же температура. Может быть, самые приближенные к Богу области ада и самые удаленные от Бога области рая отличаются не более, чем Северный Китай и Южная Сибирь? Не знаю. Надо быть полным идиотом, чтобы считать себя знающим ответ на такой вопрос. Значит, на этом предположении ни какой уверенности не построить.

Еще тут важно понимать принципиальную разницу между нравственностью и духовностью. Высоконравственный человек может быть абсолютно бездуховным. А духовный человек далеко не всегда является эталоном нравственности. Духовность – это то, что связывает человека с Богом, это по сути религиозность, это порыв души к высшей силе мироздания. Атеисты лишены этого порыва, они бездуховны, даже если не совершают плохих поступков, то есть они принципиально ущербны, и то что их посмертная участь незавидна, тогда уже не кажется чем-то противоречащим милосердию и справедливости. У самых лучших атеистов души плоские, лишенные третьего измерения, на что же им надеяться? Воздержанность от плохих поступков – далеко не все, что хочет от нас Бог. Бог зовет своих детей к Себе, а некоторые не идут. Разве это хорошие дети, даже если не воруют и не блудят? А вот "блудный сын", хоть и грешный, но все же пришел к отцу. Это же главное!

Но что значит "верующий"? Вера – это дар Божий. Почему Бог подарил мне веру, а другим – не подарил? Я заслужил? Нет. Я – лучше других? Сто раз нет. Я сплошь и рядом вижу, что люди, не имеющие веры, все же лучше меня. Так почему же Бог дал мне веру, а им – нет? Я понял. Потому что я хотел иметь веру, а они – нет. Каждый получил не то, что заслужил, а то, что хотел. Я очень хочу быть с Богом, хотя в моей жизни все соответствует поговорке: "Рад бы в рай, да грехи не пускают". А ведь у них и грехов меньше моего, но они к Богу не хотят, так за шиворот их что ли тащить? Какое же им тогда Царство Небесное, если они не хотят туда?

И все же… Что есть основа православной духовности? Любовь. Человека, который не умеет по-настоящему любить, нельзя назвать по-настоящему православным. И вот я вижу, что мои милые атеисты, кажется, и любить умеют лучше, чем я. Для них естественно то, что я насаждаю в своей душе искусственно и без большого успеха. Неужели получается, что эти атеисты православнее меня? Вот ведь ужас.

А мало ли случаев, когда человек приходит к вере в самом конце жизни? Булат Окуджава, например, крестился на смертном одре. Он прожил жизнь вне Церкви, но можно ли твердо быть уверенным, что он прожил жизнь без Бога? Ведь такую хорошую смерть Бог не каждому дарует, она не может быть итогом плохой жизни.

И вот смотрю я на иного атеиста и думаю: я – православный, то есть – правильный, а он – безбожник, то есть неправильный. А что если в конце жизни я утрачу веру, а он наоборот – приобретет? И предстанем мы пред Богом, он – православным, а я – безбожником.

Итак? Мы вернулись к тому, с чего начали. Я не знаю, может ли иной человек, отрицающий бытие Божие, все же попасть в Царство Небесное. Зачем же я поднял этот вопрос, если у меня нет ответа? Мне кажется, очень важен сам вопрос. Отнюдь не чувствую себя способным совершить "религиозное открытие", из такого желания родились все ереси, а я, может быть, в одном только и не грешен – к ереси склонности не имею. Но если мы терзаем себе душу, размышляя о судьбе хороших людей, вряд ли это может нашей душе повредить. Не торопитесь только выносить окончательные суждения.

Таинственный Мелхиседек

"Раньше люди верили во многих богов, а потом стали верить в Единого Бога. Непонятно, почему этот Единый Бог так долго нами не интересовался?" Мне не раз приходилось сталкиваться с такими суждениями, я находил их и в собственной голове, когда еще считал себя атеистом. В самом деле кажется странным, что Творец так долго Себя не открывал, и все народы земли исповедали многобожие, а потом вдруг неожиданно пришли к пониманию того, что надо молиться Единому Богу. При такой постановке вопроса, монотеизм выглядит выдуманным, изобретенным. Монотеизм как бы в большей степени отвечает потребностям человеческого сознания, когда оно переходит на новый уровень развития.

Что в этих мыслях не так? Не так самое главное. Нам вбили в голову, что политеизм первичен по отношению к монотеизму. Дескать, первобытные люди обожествляли силы природы, придумывая множество богов, а потом люди начали ставить перед собой вопросы все более сложные, в том числе и нравственные, и только тогда "придумали единого Бога". Это не правда. Реальная схема такая: сначала люди верили в единого Бога, потом о Нем забыли, а потом к Нему вернулись.

Понятно, что Адам и Ева были монотеистами. Они не были верующими. Они были знающими. Удостоившись прямого богообщения, они не имели возможности усомниться в существовании единого Бога. Их прямые потомки так же не имели необходимости верить, они знали о существовании Бога, потому что были знакомы с теми людьми, которые лично были знакомы с Богом.

Но поколение уходило за поколением, и монотеизм начал понемногу ослабевать. Из живого знания он для многих начал превращаться в абстрактную идею, в которую можно верить или не верить. Конечно, каждому религиозному человеку и тогда было открыто богообщение, так же как и в наши дни. Мы обращаемся к Богу, Бог обращается к нам, только надо услышать Его. Но это уже где-то в глубине души, это не громкий голос с неба, который слышат все и при всем желании не могут не слышать. Когда богообщение перестало быть прямым, многое начало зависеть от желания человека: хочу – слышу Бога, не хочу – не слышу и делаю вид, что Его нет, а потом уже и уверенность обретаю в том, что нет ни какого Бога.

Бог – строгий Отец, Он часто говорит нам то, что слушать неприятно. Он часто предлагает нам делать то, что нам совсем не хочется делать. Если Отец говорит: "Пойди туда и сделай то" – попробуй не послушаться. А если Отец говорит по телефону? Так и хочется сказать: "Не слышу. Связь плохая". А может быть лучше трубку не брать? А не лучше ли вообще сломать телефон? Так люди постепенно утратили связь с Богом. Ну и, как всегда в таких случаях бывает, ребенок, освободившись от обременительной заботы Отца, попадает под влияние дворовой шпаны. Так появился политеизм. Многочисленные боги-хулиганы сразу же предложили расшалившимся людишкам "бочку варенья и корзину печенья". Они потакали человеческим страстям, слабостям, самым низменным желаниям. С ними было весело. Пока не приходили страдания. Но связь между вчерашним весельем и сегодняшними страданиями еще надо установить. И сделать выводы. И изменить жизнь. А неохота. Монотеизм – штука очень трудная. Надо добровольно взять на себя тяжелые обязанности. Желающих становилось все меньше. Но! От Адама до потопа монотеизм ни когда не исчезал, и Ной это засвидетельствовал.

После потопа все началось сначала. Многобожников больше нет. Ни Ной, ни его близкие не могли сомневаться в существовании единого Бога, если Он спас их от потопа. Но монотеизм опять начал ослабевать, что не удивительно, если даже один из сыновей Ноя оказался хамом. Опять начал развиваться упрощенный, облегченный, куда более приятный вариант религиозности – многобожие, язычество.

Что было от Ноя до Авраама? Да ведь мы толком-то и не знаем. В Библии выдумок нет. Моисей ни чего не сочинял. Он рассказал то, что знал, а знал он далеко не все. Мы не имеем почти ни каких представлений о монотеизме до Авраама.

И вот тут у нас возникает соблазн сказать, что "Единого Бога придумал Авраам", а до этого ни какого монотеизма не существовало. Но это совершенно ни на чем не основанная гипотеза. Вообще, крайне наивно объявлять несуществующим то, о чем у нас нет информации. Это не научный подход. А у меня нет сомнений в том, что вера в единого Бога существовала непрерывно от Адама до Авраама, иногда ослабевая, иногда почти исчезая, но ни когда не исчезая полностью. Светильник Авраама лишь позволил вспыхнуть монотеизму новым пламенем, которое с тех пор ни когда не угасало, от которого по всей земле загорелось великое множество светильников, и об этом всем хорошо известно. Авраам, можно сказать, родоначальник "исторического монотеизма", то есть монотеизма исторической эпохи, периода человеческой истории, который довольно неплохо известен и запротоколирован. Монотеизм до Авраама – доисторический, поскольку не является объектом исследования исторической науки по причине отсутствия информации.

На чем же основана уверенность в существовании доисторического, доавраамического монотеизма? Ну, во-первых, эта уверенность не противоречит ни каким данным объективной науки. Во-вторых, мы исходим из того, что существование Творца есть факт вполне научный, а то что разумным творениям было известно о Творце, это как минимум, наиболее вероятно, а то, что это знание могло полностью исчезнуть – как раз наименее вероятно. Все люди до единого ни когда не могли полностью забыть о Боге, настолько значимая для системы информация не могла исчезнуть бесследно.

Но есть ли хотя бы косвенные намеки на существование доавраамического монотеизма? Есть! Авраам уже постиг Бога, уже открыл Его в своей душе, и Бог уже открылся ему, и Бог уже руководил им, и вся большая семья Авраама приняла это руководство, и вот Авраам встречает… Мелхиседека, священника Бога Высшего. Царя – священника. Удивительный факт! Авраам узнал о Боге не от Мелхиседека, и Мелхиседек узнал о Боге не от Авраама. Авраам еще пребывал в язычестве, а Мелхиседек уже служил Богу. И не в одиночестве он ему служил, поскольку был царем, так что и его подданные явно были поклонниками Бога Вышнего. Вот подтверждение того, что монотеизм существовал до Авраама и независимо от Авраама.

А откуда сам Мелхиседек узнал о Боге? А не известно. Вполне логично предположить, что от своего предшественника, такого же царя – священника. Возможно, Ноя и Мелхиседека связывает непрерывная цепочка богознания. Вряд ли Мелхиседек был таким же богоискателем, как Авраам. Авраам – религиозный гений, такие люди по два в одну эпоху не рождаются, в этом просто нет необходимости, а Бог бессмыслицы не творит. По всему похоже, что Мелхиседек – наследник традиции доавраамического монотеизма. Один из наследников. Сколько их еще было, о ком мы ни чего не знаем? Да ведь и про Мелхиседека мы не знаем ни чего. На страницах Библии он появляется ни откуда и исчезает в никуда. По каким-то причинам ему не суждено было стать родоначальником исторического монотеизма. Цари того времени правили очень небольшим количеством подданных. Может быть, подданные Мелхиседека вскоре все погибли в одной из бесчисленных войн или каким-то образом были рассеяны и уже не могли передавать свою традицию дальше? И в это самое время Бог "воздвиг Авраама", который зажег новый светильник, когда еще горел старый, которому уже не долго было гореть.

То, о чем мы говорим, основано на свидетельстве Библии. Конечно, могут спросить, откуда у нас такая уверенность, что эта книга отражает объективную реальность? Есть у нас доказательства того, что там написана правда? А мне хотелось бы спросить: "А у вас есть доказательства того, что параллельные прямые ни когда не пересекутся?" Вы уже видите, как лукавые уста рационалиста расплываются в снисходительной улыбке: "Ну это ж аксиома, она не требует доказательств". Во как! Наука всегда и все требует доказывать, но в науке всегда и неизбежно существуют такие утверждения, которые принципиально невозможно доказать, которые приходится принимать без доказательств, иначе ни какой дальнейший процесс доказывания невозможен. Это аксиомы. В религии так же, как и в науке существуют аксиомы. То, что в Библии написана правда – это наша аксиома. Если мы не примем ее без доказательств, ни какой дальнейший процесс доказывания не будет возможен. А теперь попробуйте сказать, что это не научный подход.

Жестокость Ветхого Завета

Многие верующие, решив наконец прочитать Ветхий Завет, испытывают шок, как минимум – замешательство. Настолько здесь все не похоже на Новый Завет. Прежде всего поражает жестокость. И не человеческая жестокость, а жестокость Бога (Господи, прости).

Достаточно вспомнить, что произошло после того, как евреи воздвигли золотого тельца. Бог повелел Моисею уничтожить всех вероотступников, ставших на путь идолопоклонства. Воины Иисуса Навина вырезали три тысячи человек своих. Еще вчера они делили с ними горе и радость, а сейчас они их резали, резали, резали. Не дрогнули. Выполнили свою работу. Что было в душе у воинов Иисуса Навина? Вот ведь вопрос.

В истории вообще не много примеров такой резни. Но вот эта резня была совершена по прямому приказу Бога. То что идет напрямую от Бога, является абсолютным благом. Так вот спросите себя, в состоянии ли вы признать абсолютным благом одновременное убийство трех тысяч человек? Не в состоянии? Тогда у вас два выхода. Либо вы встаете на путь отрицания Бога, заявляя, что нам такой бесчеловечный Бог не нужен, либо вы отрицаете, что эта резня была совершена по Божьей воле. Но тогда вы встаете на путь отрицания Библии. А поскольку для православных вся Библия целиком есть Священное Писание, то отрицая Библию, вы перестаете быть православным. Вам предстоит совершить страшный выбор.

А ведь были православные, которые не выдерживали необходимости сделать этот выбор. Жил в начале ХХ века хороший православный человек – князь Николай Жевахов. Князь был человеком глубоко церковным и как мог старался служить Церкви. Его трудами, например, был канонизирован святитель Иоасаф Белгородский. Или, было дело, ездил князь по фронтам первой мировой с чудотворной иконой – своего рода духовный подвиг. Но вот жестокость Ветхого Завета ни как его душа не принимала. Думал, думал князь и пришел к выводу, что Бог Ветхого Завета – на самом деле Сатана. С этого момента князь перестал быть православным, хотя, похоже, не многие это заметили. И сам князь продолжал считать себя из православных православным. И доныне его книги издают православные издательства.

Не могу я этого понять. Православие нельзя принимать по частям, выбирая только те фрагменты, которые понравились. Его можно или целиком принять, или целиком отвергнуть. Ведь в данном случае речь идет не о частном богословском мнении, на какие и ваш покорный слуга весьма горазд. Речь идет о самих основах нашей веры – о Священном Писании. Ведь если отцы Церкви считают Ветхий Завет неотъемлемой частью Священного Писания, а ты считаешь, что Бог Ветхого Завета – Сатана, тогда ты считаешь всех святых отцов сатанистами. Ну тогда иди на фиг, создавай свою церковь, как же ты можешь оставаться среди православных?

Вообще, если ты делаешь вывод, надо здраво оценивать его последствия. Ведь тогда получается, что Авраам, Исаак и Иаков поклонялись Сатане. И царь Давид, и пророк Исайя тоже сатанисты. И 10 заповедей – от Сатаны. А Христос, который не раз выражал почтительное отношение к ветхозаветному закону? До каких страшных кощунств должен был дойти православный князь Жевахов, если бы стал развивать свою мысль? Да не поддадимся этому соблазну.

И сейчас для многих православных чтение Ветхого Завета является тяжелым испытанием. Но это испытание надо пройти. Надо помнить: тот кто отрицает Ветхий Завет, уже не является православным. Тут, собственно, речь идет о том, что мы всегда должны принимать волю Божию, насколько бы страшной и непонятной она нам не казалась. Как Авраам готов был принести в жертву Богу сына, так мы должны быть готовы принести в жертву Богу весь свой "гуманизм". Лучше непонятное оставить непонятным, но не становиться на путь отрицания. Или постараться понять.

Что можно сказать по поводу той резни, которую устроил религиозный спецназ Иисуса Навина? Во-первых то, что в разные эпохи у разных народов планка жестокости может быть установлена на очень разной высоте. То что нам сегодня кажется крайней степенью изуверства, тогда могло восприниматься, как нечто вполне обычное. Наши православные предки пороли детей до крови иногда даже без большой вины, скорее для профилактики. А мы уже не станем. Но неужели вы думаете, что мы хоть чуть-чуть добрее своих предков, что в наших сердцах больше любви к своим детям? Да ни чуть не бывало. Просто изменились представления о допустимом.

Или то, что современному чечену кажется нормой, нам представляется садизмом. Но чечен, отрезающий уши поверженным врагам, а потом делающий гирлянды из ушей, отнюдь не садист. Просто у него древние представления о допустимой степени жестокости. Древность крови не боялась. И доныне для чечена разделка человеческого трупа ни чем принципиально не отличается от разделки барана.

Так вот эпоха Моисея была очень жестокой. Тогда не повергало в ужас то, что повергает в ужас нас. Чем собственно была эта резня? Люди совершили тяжкое преступление и понесли заслуженное наказание. Нас это ужасает, но современников это, вполне возможно, ни сколько не ужаснуло. Все по правилам.

Конечно, жестокостью эпохи можно объяснить действия Иисуса Навина и его ребят, но не саму Божью волю. Это наши представления о допустимой жестокости меняются со временем, а ведь Божьи представления неизменны. Это Бог так решил, а не Навин. Но дело в том, что Бог говорит с людьми на том языке, который им понятен. Бог не обращается к нам на языке древних и уж тем более Он не обращался к древним на нашем языке. Так вот в ту эпоху люди ни какого языка, кроме языка массовой резни просто не поняли бы. Они не смогли бы по-настоящему прочувствовать ситуацию, не сделали бы надлежащих выводов. Они понимали только язык силы. Они просто не в состоянии были следовать за Богом, который не карает отступников со всей беспощадностью.

Знаете почему это еще не укладывается у нас в голове? Вина иудеев, воздвигших золотого тельца, не кажется нам слишком большой. Мы признаем, что она была достойна наказания, но не такого же сурового. Вот если бы те иудеи пожирали младенцев, в наших сердцах ровным счетом ни чего не дрогнуло бы от известия, что они были поголовно истреблены. Мы тоже умеем быть жестокими и еще куда более жестокими, чем древние, но по другим поводам. А тут – всего лишь изменение религии. Наша либеральная эпоха разводит руками: ну не убивать же за это.

А вот тогда люди прекрасно понимали, что любое преступление – пустяк, по сравнению с отречением от Бога. Поэтому они понимали смысл Божьей воли. Евреи были тогда единственным на земле народом, знавшим Бога истинного. Если бы они утратили веру в Него, в существовании человечества уже не было бы ни какого смысла. И нам ведь смерть трех тысяч человек не показалась бы слишком большой жертвой, если бы мы понимали, что речь идет о спасении планеты. А ведь тогда вопрос стоял именно так. Речь, мне кажется, тогда даже не шла о наказании вероотступников, а о спасении народа. Вероотступники – духовно-прокаженные, если бы Бог не изъял их из среды народа, то погиб бы весь народ. Духовно погиб, зараженный идолопоклонством. А ведь Бог для того и создал этот народ, чтобы он хранил веру в Него. Без этой веры в евреях не было ни какого смысла, а без евреев на тот момент не было смысла в человечестве.

Если бы мы только понимали, что важнее религии нет ни чего на свете, тогда ни какое, даже самое суровое "оперативное вмешательство" Бога не показалось бы нам слишком жестоким.

Безрелигиозный мир пропитан страхом смерти. Физической смерти. С высоких трибун нам вещают: "Человеческая жизнь – высшая ценность". Звучит вроде бы красиво, а по существу – ложь. Дело в том, что под словом "жизнь" здесь понимается продолжительность земной жизни. А ведь она на самом деле не так уж много значит. Какая разница, прожить 50 лет или 100? Гораздо важнее, куда отправится душа после смерти. Спасение души – высшая ценность. Либо мы так считаем, либо мы не имеем права считать себя православными.

И вот теперь посмотрите под этим углом зрения на ту ситуацию. Те три тысячи человек уже погубили свои души. Люди могли тогда в этом сомневаться, но Бог об этом знал. В продолжении физической жизни этих людей уже не было ни малейшего смысла. При этом, если бы оставить их в живых, то погубили бы души еще десятки тысяч, а в перспективе – миллионы людей. Уже не спрашиваю, допустимо ли было прервать эти три тысячи жизней. Спрошу: допустимо ли было не прервать их?

Все-таки слишком сурово звучит? Но православие – религия реализма. Православный человек должен смотреть правде в глаза. И принять эту правду, какой бы страшной она не была. Реализм – вообще очень суровая штука. Не замечали?

Почему Бог не открыл себя всем?

Недавно в душу мне закралась тоскливая, жалобная мысль: "Почему Бог не захотел открыть Себя явно для всех? Мы столько мучаемся с вопросами веры, выстраиваем какие-то концепции, спорим до хрипоты о том, существует ли Бог, и все равно ни в чем не можем друг друга убедить. А вот если бы Бог обратился разом ко всем людям, так что бы у нас не было возможности усомниться в том, что к нам обращается Бог. Если бы у каждого человека было прямое и непосредственное знание о бытии Божием – насколько бы легче жилось. Сам Бог может дать нам вполне эмпирические доказательства Своего бытия. Сам Бог мог бы напрямую сообщить нам, что истина – в православии, а представители остальных религий заблуждаются. Как было бы замечательно, если бы утром, включив радио, мы слышали: "Передаем Божью волю…"

Кажется, ко мне пришло очередное искушение. Такие вопросы очень опасны, они – от лукавого. Надо просто сказать себе: "Если Бог не открыл Себя всем, значит такова Его воля, а Его воля всегда направлена нам на благо, то есть нам так лучше, а почему именно – нам это может быть вообще не дано понять". И это правильный ответ. Честное слово, я ни секунды не сомневаюсь в том, что этот ответ совершенно правильный. Почему же я принимаю вызов, брошенный мне этим вопросом? Потому что Бог дал мне разум. Слабый разум, но на что-то все же способный. Разум – это дар Божий. Если Бог дал мне его, значит Он хочет, чтобы я думал. Не грех ли пренебрегать своей способностью к мышлению, презирать ее? Говорят, что знания еще ни кого на Небо не подняли. Это так. Но и невежество само по себе еще пока ни кого не спасло. Верить в Бога – не значит отказаться от разума. Это значит – поставить свой разум на службу Богу. Это значит не злоупотреблять разумом. Разум – это ключ, который может открывать прямо противоположные двери. Для кого-то он откроет двери в рай, а для кого-то – в ад. Если в вашем доме ко всем дверям подходит один ключ, при этом есть дверь, открывать которую не стоит, это еще не повод выбросить ключ на помойку.

О чем мы говорим, если Божий замысел все равно для нас не постижим? Мы говорим о том, чтобы постичь Божий замысел ровно настолько, насколько это возможно.

Итак, по существу вопроса: почему Бог не действует в истории открыто? Первым, что я в этой связи вспомнил, было ленинское высказывание: "К правящей партии примажутся даже те, кому место на виселице". Истинно так. Если ни один человек уже не будет иметь возможности усомниться в том, что миром правит Бог, какое огромное количество негодяев объявит себя убежденными христианами! Они перейдут не на сторону добра, а на сторону силы. Сегодня для всех очевидно, что христианство – это идеология добра, а то, что это идеология силы – далеко не для всех очевидно, хотя и это тоже так. Ну так вот и пусть сила Бога остается не для всех очевидной, пусть к Богу приходят в поисках добра, а не в поисках силы.

В нашем мире невыгодно верить в Бога. К Богу люди приходят отнюдь не из стремления к выгоде. А если Бог будет для всех открыт? Тогда всем станет ясно, что служить Богу – дело невероятно выгодное. Все миллиардеры мира не смогут дать вам того, что может дать Бог. И люди начнут служить Богу из выгоды. А это очень скверно.

Знаете расхожий сюжет о том, как богач познакомился с девушкой и скрывает, что он – богач. Он хочет, чтобы она любила его ради него самого, ради его личных качеств, а не ради богатства. И если она оценит его, как личность, тогда получит и богатство, но только тогда, а не раньше.

Не так ли поступает и Бог? В этом мире "партия Бога" отнюдь не является правящей, даже само существование Бога для многих – далеко не факт. Станет ли человек, который во всем ищет только своей выгоды, служить тому, кого может и нет? Ну вот и хорошо, что не станет. Даже Христос, когда ходил по земле, не торопился открывать апостолам, что Он – Сын Божий. За Владыкой мира был бы вынужден последовать весь мир, а вот последовать за нищим готовы не многие, к этому не побуждают ни страх, ни выгода, к этому может побудить только любовь, поднявшаяся до уровня высочайшего самоотречения.

Дело даже не в том, что за Богом, явившим свою силу, ринутся негодяи, они перемешаются с людьми, которые любят Бога бескорыстно, и их потом будет трудно отличить. Это как раз не проблема, Бог всех видит насквозь, и для Него очевидна разница между негодяем наемником и искренним служителем. Дело в том, что если бы Бог открыл себя всем, это ограничило бы нашу свободу.

Если человека поставить перед неоспоримым фактом непобедимой силы, а потом сказать ему: сам решай, хочешь ты пойти за этой силой или нет, вам не кажется, что свобода выбора в этом случае будет носить уже несколько формальный характер? Свобода таким образом не устраняется, но она существенно ограничивается. Очень не многие люди, встав перед фактом силы, способны сделать по-настоящему свободный выбор. Следование за силой, даже если она вас ни к чему не принуждает, всегда до определенной степени принудительно, вынужденно. Мне кажется, это самая главная причина, по которой Бог не открывает Себя людям. Если человек не свободен или его свобода ограничена, в существовании человека уже нет ни какого смысла. Мы еще дойдем до вопроса, почему так важна свобода, пока скажу лишь, что когда я понял, что в данном случае речь идет о свободе – у меня от души отлегло. Вопрос, только что казавшийся таким тягостным, таким мучительным и непонятным, сразу же стал простым и ясным, как Божий день.