Оценить:
 Рейтинг: 0

У каждого свой Эверест. Как опыт реальных восхождений помогает вдохновлять команды и управлять проектами

Год написания книги
2022
Теги
<< 1 2 3 4 5 6 ... 8 >>
На страницу:
2 из 8
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Впрочем, боли я уже не чувствовал – перед глазами роем кружились искрящиеся звездочки, а в ушах тоненько звенел натянутый до предела поток крови. Марко повис на моих руках, словно стокилограммовая тряпичная кукла, выжимая остатки сил из измученных мышц. Сдавшись под его молчаливым давлением, я разжал руки. Он грузно обмяк и завалился на снежный склон, мягко ударившись головой в капюшоне о ледяную поверхность.

Я рухнул на колени рядом и попытался трясущимися руками поправить на нем кислородную маску. В толстых рукавицах сделать это было чертовски сложно, особенно когда я сам задыхался, как выброшенная на берег рыба. «Наденьте маску сначала на себя, а потом на ребенка» – так инструктируют пассажиров бортпроводники перед взлетом самолета, и этот совет весьма уместен, когда вам приходит в голову идея в одиночку спасать умирающего от отека мозга человека на высоте 8 300 метров над уровнем моря.

Марко не был моим ребенком, и час назад у меня вообще не было никаких обязательств надевать на него кислородную маску. Мы не знали друг друга и встретились впервые в жизни этим утром. Не думаю, что он хорошо запомнил нашу встречу. Более того, я уверен, что он вообще не помнил ни секунды из того, что с ним происходило за последние 15 часов, с того момента, как его отек мозга перешел в стадию, на которой с этой высоты обычно не возвращаются.

Конечно, история покорений Эвереста всегда напомнит, что были исключения. Ровно за год до описываемого мною случая австралийский альпинист Линкольн Холл был оставлен шерпами, которые сочли его мертвым, на спуске с вершины на высоте 8 600 метров. Но проведя на этой высоте ночь без кислорода, Линкольн к утру следующего дня самостоятельно вышел из комы и был доставлен вниз благодаря слаженной работе нескольких экспедиций.

Мне же сегодня предстояло добавить к истории Эвереста еще одно исключение:

до сегодняшнего дня никто и никогда после восхождения на его вершину не вытаскивал из «зоны смерти»[1 - «Зона смерти», или «красная зона» – так альпинисты называют высоту выше 8 000 метров над уровнем моря.]на себе в одиночку незнакомого человека.

Вот только ради этого мне пришлось положить на другую чашу весов безопасность моей группы из шести человек и почти полмиллиона американских долларов, которые они вложили в эту гималайскую экспедицию.

Ночь перед штурмом

За 36 часов до этих событий чистое небо на закате и отсутствие ветра вроде бы предвещало ясную морозную ночь и красивый рассвет, но в горах погода меняется быстро. Даже на равнине мне всегда требуется два-три часа, чтобы уснуть, и эта ночь в штурмовом лагере на высоте 8 300 метров над уровнем моря не была исключением. Впрочем, называть это время суток «ночью» было неправильно. За стенками палатки высоко в небе все еще светило яркое солнце, заливая склоны Эвереста слепящим ультрафиолетом. Отражаясь от свежего снега, выпавшего прошлой ночью, солнечные лучи с легкостью могут сжечь сетчатку ваших глаз за несколько минут, если вы забудете о безопасности и снимите темные солнцезащитные очки.

Прогноз погоды на эту ночь был хорошим, несмотря на поднявшийся после шести вечера сильный ветер, поэтому в графике нашего штурма вершины не было никаких изменений. Подъем в десять вечера, быстрый ужин из заранее приготовленного чая и залитых кипятком мюсли, и в одиннадцать вечера выход на штурм. Расчет был таким, что при отсутствии сильного ветра наша группа из шестнадцати человек взойдет на вершину Эвереста как раз с восходом солнца, около шести утра, чтобы иметь максимальный запас светлого времени на длинный и изнурительный спуск, который на Эвересте зачастую становится гораздо опаснее, чем подъем на вершину.

Около девяти вечера из тревожного забытья всех отдыхавших в палатке выдернуло шипение рации. Из лагеря, который находился на два километра ниже нас, радиоволны донесли до меня охрипший голос Рассела Брайса, лидера соседней американской экспедиции: «Сергей, Сергей, ЭйБиСи[2 - ЭйБиСи (ABC – или Advance Base Camp) – передовой базовый лагерь, на Эвересте располагается на высоте 6 300 метров.] на приеме, ответь, пожалуйста».

«Сергей на приеме, – откликнулся я, моментально вынырнув из забытья. – В чем дело?» «Слушай, сегодня на 6 300 спустилась двой ка итальянцев, они уверяют, что еще двое их товарищей отстали и потерялись чуть выше 8 300. Вы не встречали при подъеме или в лагере кого-нибудь из них?» – спросил Рассел.

Я ненадолго задумался. При подъеме наверх из лагеря 7 700 до 8 300 мы встретили несколько десятков человек, которые спускались вниз после штурма, но мне казалось, что итальянцев среди них не было. Впрочем, на этой высоте на человеке почти всегда надеты кислородная маска и очки, за которыми трудно было бы распознать даже родного брата.

Всего на 8 300 сейчас было около 15 палаток. Шесть из них – наши, а остальные принадлежат другим группам, которые планируют выходить этой ночью на штурм вершины. Перед сном я сделал обход всех наших палаток, чтобы раздать последние инструкции и подтвердить договоренности, но в чужие палатки не заглядывал.

«Слушай, я не припомню, чтобы кто-то из итальянцев проходил мимо нас сегодня, – сказал я Расселу. – А как зовут этих ребят?» Рассел пропал на несколько минут, а когда снова вышел на связь, было слышно, как какая-то женщина с сильным итальянским акцентом взволнованно уговаривала Брайса найти ее друга по имени Ди Анджело. «Одного из пропавших зовут Ди Анджело, попробуй найти его в вашем лагере, – передал мне Рассел и добавил через многозначительную паузу, – как там погода у вас?» «Дует», – кратко ответил я, понимая, что вопрос о погоде был риторическим.

Я прекрасно осознавал причину замешательства Рассела: как опытный альпинист он точно знал, что для того, чтобы выполнить эту задачу, мне нужно будет вылезти из спального мешка, полностью одеться, разбудив всех моих товарищей по палатке, потом обойти в темноте все палатки, разбросанные на наклонном трехсотметровом снежном поле, где располагается штурмовой лагерь. Для этого мне потребуется не только кислородное оборудование, но и ледово-страховочное снаряжение, а также готовая к использованию аптечка. По правилам, этот выход следовало бы сделать в двойке, предварительно связавшись веревкой с кем-то из шерпа, а еще лучше – взять в помощники второго гида, ассистировавшего мне в этом восхождении.

Чтобы в ветреную погоду обойти в темноте на снежном склоне все палатки, мне потребуется не меньше часа: вряд ли я сорву джек-пот и наткнусь на нужную мне палатку с первой же попытки. Добавьте сюда минимум полчаса на то, чтобы одеться и организовать себе помощника, еще полчаса на непредвиденные обстоятельства, и вы получите два часа чистого времени. То есть вернусь я в свою палатку ровно к моменту выхода всей нашей команды на штурм, потратив драгоценное время для отдыха и силы нескольких человек только для проверки гипотезы, что кто-то из отставших итальянцев спит сейчас в одной из палаток.

Залезать в чужие палатки и будить людей, отдыхающих перед штурмовым выходом, – это непростая задача. Потом меня могли обвинить в том, что у кого-то не хватило сил дойти до вершины из-за того, что я разбудил людей среди ночи и не дал отдохнуть.

«Пойдешь проверять?» – спросил меня Дирк Фейге, клиент из Германии, а Пасанг Шерпа, помогавший Дирку во время восхождения, просто молча смотрел на меня поверх своей кислородной маски. Мой мозг уже находился выше 8 000 метров более двенадцати часов, и способность быстро соображать была уже не такой, как внизу, но я нашел выход. «Да, попробую докричаться до них», – сказал я и начал надевать на себя пуховый комбинезон и ботинки.

Сколько требуется времени, чтобы надеть ботинки? Минута? Или три?

На высоте 8 300 метров каждое движение дается с трудом, тело как будто погружено в вязкую среду, которая всеми силами сопротивляется вашим движениям.

Высотные альпинистские ботинки – это высокотехнологичная обувь. Ее можно сравнить с элементами скафандра космонавта или глубоководного водолаза. Современные модели спроектированы так, чтобы их можно было надеть даже в толстых рукавицах, но это вовсе не означает, что это просто. Надев ботинки, немного отдышавшись и уняв колотящееся в груди сердце, я расстегнул молнию выхода и вылез из палатки наружу.

Через стремительно летящие снежинки луч фонаря выхватывал в кромешной тьме мутные пятна палаток, стоявших неподалеку на склоне. Наша палатка находилась на самом краю снежного поля. Я принял решение подняться по заранее закрепленной веревке до центра этой площадки и некоторое время покричать во все стороны, в надежде, что мне отзовутся. Я решил не брать с собой кислородное оборудование, чтобы не закрывать себе обзора кислородной маской, а рация оставалась в руках у Пасанга – он заканчивал собирать информацию от всех наших шерпа. Перед выходом я передал Расселу, что выйду на связь через 20–30 минут.

Застегнув за собой полог палатки, я остался наедине с ветром, темнотой и нависающей над лагерем вершиной Эвереста. Мне предстояло пройти около ста метров вверх, останавливаясь через каждые двадцать, и, рискуя сорвать голосовые связки, кричать во все стороны в темноту имя Ди Анджело. На такой высоте средняя скорость передвижения у альпинистов составляет два-три шага в минуту, мне же предстояло делать это без кислородной поддержки, преодолевая сопротивление встречного ветра и летящего в лицо снега.

Через 30 метров мои крики стали взрываться в пересохшем горле фейерверком болезненных игл. Чтобы собраться с силами, мне каждый раз приходилось сначала, как черепахе, втягивать голову под ворот пухового комбинезона, чтобы несколько минут подышать теплым воздухом. Примерно через полчаса мне показалось, что я уже дошел до края снежного поля. Почти потеряв голос, но не услышав в ответ ни одного сигнала, я развернулся и начал спускаться обратно к нашей палатке, стараясь как можно быстрее добраться до спасительной кислородной маски. В какой-то момент я зацепился кошкой за рант второго ботинка и только чудом не покатился кубарем вниз по склону: вовремя зажал в руке натянувшуюся веревку и сохранил баланс. В палатку я вернулся через 40 минут после выхода, изрядно замерзнув и выбившись из сил.

«Расс, похоже, что тут нет вашего Ди Анджело, – прохрипел я в рацию. – Вы искали их в нижних лагерях?» «Да, – ответил Рассел, – у нас нет связи с палатками на 7 500, но рядом с нашим лагерем на 7 700 и 7 000 итальянцев точно нет». Рассел дал отбой, и штурмовой лагерь наконец-то погрузился в то особенное состояние, которое возникает у солдат перед выполнением смертельно опасного задания.

Остаток вечера до нашего выхода прошел без приключений. Около десяти часов я по рации передал всем шерпам о начале сборов, и уже в 22:50 все шестнадцать участников нашей экспедиции – шесть клиентов, два гида и восемь шерпа – стояли перед палатками, полностью готовые к выходу наверх.

Выход на штурм

Каждого клиента сопровождал один из шерпа, которыми руководил их сирдар Мингма. Сирдаром называют главного шерпа, в переводе имя Мингма означает «понедельник». Среди народа шерпа очень распространено семь имен – по дням недели, на который пришелся день рождения. У нашего Мингмы было добавление Гелу, что означало «большой». Хотя ростом он был пониже меня, по силе и способности двигаться в горах он превосходил большинство своих коллег.

Итак, я шел в голове нашей колонны, задавая общий темп группе, а второй гид шел последним. Перед выходом мы договорились, что его основной задачей будет замыкать группу и следить за состоянием самых медленных клиентов, чтобы в нужный момент развернуть их вниз.

С акклиматизацией у нас со вторым гидом дела обстояли не очень. Я пропустил неделю, запланированную на привыкание к высоте, находясь в тибетском госпитале, где мне купировали приступ аппендицита. Второй гид приехал позже основной группы на две недели и поэтому тоже не смог пройти полный курс акклиматизации. Поэтому у меня вызывал тревогу именно он, а не самые слабые клиенты: на такой высоте отек мозга развивается стремительно, и начало этого процесса очень легко пропустить даже опытному человеку.

Меня иногда спрашивают: как избежать отека мозга при восхождении на Эверест? Ответ тут очень простой: как бы вы ни старались и ни готовились к восхождению, избежать отека мозга у вас не получится. Точка. Он происходит у всех альпинистов, поднимающихся выше 8 000 метров. Просто протекает отек мозга у всех с разной скоростью, которая в первую очередь зависит от акклиматизации, а во вторую – от индивидуальных особенностей человека. Чем дольше вы находитесь выше 8 000 метров, тем больше вероятность, что скорость развития отека мозга у вас перейдет в ту стадию, когда уже поздно будет что-то изменить.

Именно поэтому очень важно следить за состоянием, чтобы не пропустить этот критический момент. На уровне самоконтроля сделать это очень сложно, поэтому обязательно нужно, чтобы кто-то другой постоянно отслеживал ваше самочувствие. Обычно эта обязанность ложится на гида, поэтому он должен, словно эфир, заполнять все пространство вокруг клиентов, постоянно встречаться глазами с каждым и проверять, все ли в порядке.

Я считаю крайне важным до восхождения провести рядом с клиентом как можно больше времени, чтобы понять, как он думает, как ведет себя в непредвиденных ситуациях, какие у него жизненные принципы и ценности, и способен ли он доверять гиду настолько, чтобы подчиняться его командам и выполнять роль ведомого. Ведь во время опасного восхождения я рискую своей жизнью ничуть не меньше, чем он, и поэтому мы оба должны знать, чего ожидать от каждого из нас в сложной ситуации.

Через полтора часа мы подошли к скальному гребню и начали «работать по скалам» – так альпинисты называют подъем по скалам с использованием альпинистских техник и снаряжения. Под ногами вместо снега был уже камень. Наша группа возглавляла караван, образованный альпинистами из других экспедиций, и поэтому мы не стояли в «пробках» и не ожидали, пока другие группы пройдут сложные места на маршруте. До отметки 8 700 мы двигались плотной группой, но после преодоления самого сложного участка – так называемой «Второй ступени» – группа неизбежно должна была начать растягиваться.

В очереди под «Второй ступенью» всегда скапливается много людей в ожидании, когда идущий перед ними освободит подъемную веревку. Повиснуть одновременно на веревке нельзя – вы просто заблокируете движение впередиидущего, так как он не сможет передвигаться по натянутой под вашим весом веревкой.

Скальное образование под «Второй ступенью» напоминает по форме гигантский двухметровый гриб, и именно так его называют между собой альпинисты. Мы подошли к нему через два с половиной часа после выхода, освещая себе путь фонариками в кромешной тьме.

Обычно у подножия «Гриба» все оставляют один из комплекта своих кислородных баллонов – нет смысла тащить его с собой наверх, если он понадобится только на спуске.

Поэтому обычно у «Гриба» всегда лежит несколько десятков баллонов – как свежих, так и брошенных экспедициями прошлых лет. Известны случаи, когда брошенные баллоны спасали жизнь какому-нибудь альпинисту, который не рассчитал с расходом кислорода, или у которого что-то случилось на спуске. Иногда среди этих старых баллонов можно найти тот, в котором еще есть 20–30 атмосфер живительного газа.

Мы аккуратно сложили наши кислородные баллоны, предназначенные для спуска, на ровную площадку возле «Гриба» и приступили к преодолению самого сложного участка маршрута.

В среднем на прохождение отвесного участка «Второй ступени» требуется около 25 минут – некоторые делают это быстрее, кто-то же – значительно медленнее. «Вторая ступень» представляет собой вертикальный участок скалы протяженностью около сорока метров, разделенный в середине наклонной скальной полкой. Сначала нужно преодолеть пятнадцатиметровый отвесный участок, используя для подъема закрепленные выше веревки и специальное альпинистское снаряжение. Верхняя часть «Второй ступени» проходится проще, потому что частично подъем происходит по металлической лестнице, установленной там китайской экспедицией в 1978 году.

Я прошел вертикальный участок «Второй ступени» одним из первых и какое-то время оставался на верхней ее точке, помогая другим преодолевать последний участок. Металлическая лестница, установленная китайцами, на три метра не достает до верхнего края скального выхода, поэтому эти последние метры особенно трудны не только для тех, кто поднимается наверх, но и для спускающихся вниз. Чтобы никто из поднявшихся наверх не мерз в ожидании остальных, я начал отправлять их дальше в направлении вершины в сопровождении шерпа, и группа стала растягиваться.

Третьим на верхнюю часть «Второй ступени» вылез Дирк Фейге. Я посветил ему в глаза и обратил внимание на то, что он странно реагирует на свет. На всякий случай я проверил показания манометра на его баллоне – кислорода было достаточно, он поступал к нему в маску со скоростью четыре литра в минуту. Но что-то было не так. Я более детально осмотрел его маску и заметил, что вышел из строя клапан, через который из маски выходил отработанный воздух.

Фактически все четыре литра кислорода у Дирка ежеминутно просто улетучивались в атмосферу, оставляя ему жалкие крохи. К счастью, клапан вышел из строя недавно – видимо, Дирк неосторожным движением оторвал его вместе с намерзшим куском льда, который часто образуется от влажного выдыхаемого воздуха. Современные кислородные маски уже умеют справляться с этим явлением, хотя у них есть и другие слабые места.

Как бы то ни было, мы с Дирком потратили около 20 минут на ремонт его маски. Сначала я хотел заменить ее на запасную, которую нес в рюкзаке как раз на такой случай. Но запасная маска оказалась чуть меньше размером, чем было нужно. Поначалу Дирк попытался вправить вывалившийся клапан самостоятельно, но сделать это в толстых рукавицах было сложно, каждый раз ему не хватало совсем немного усилий, чтобы пластиковый клапан встал на свое место.

Потеряв терпение, Дирк начал громко ругаться по-немецки, а потом взбесился и просто натянул сломанную маску себе на лицо, стараясь хоть как-то увеличить количество кислорода в своих легких. В порыве злости на маску он закричал, что пойдет на вершину несмотря ни на что, и сломанная маска его не остановит. Мне пришлось применить весь свой авторитет и влияние, чтобы уговорить его отдать маску мне.

Чтобы починить ее, я снял теплые рукавицы и вправил вывалившийся клапан голыми пальцами. С десятой попытки это получилось, но пальцы к тому времени почти перестали что-либо чувствовать. Отдав отремонтированную маску Дирку, я засунул руки в рукавицы и начал резкими взмахами нагонять кровь в кисти рук, пытаясь спасти заледеневшие пальцы. На это упражнение у меня ушло около десяти минут, за это время верха «Второй ступени» достигла еще пара клиентов, и я замкнул их группу, продолжив подъем к начинающей светиться во тьме от света луны вершине Эвереста.

Светать стало около шести утра, в тот момент, когда мы подходили к снежному гребню, ведущему прямо на вершину. Я уже видел на ней несколько человек из нашей группы, а на соседнем гребне были отчетливо видны фигуры людей, поднимающихся на вершину с непальской стороны. Понимая, что торопиться некуда, я остановился, достал из-за пазухи видеокамеру и стал снимать восход солнца, которое начало освещать торчащую из слоя облаков вершину соседнего восьмитысячника Макалу. Вся непальская сторона была плотно затянута облаками, в то время как тибетское плато было полностью открыто и просматривалось до самого горизонта.

Тогда я наслаждался красотой гор и не знал, что вскоре мне предстоит принять непростое решение, которое повлияет на всю мою дальнейшую жизнь. Я убрал видеокамеру во внутренний карман своего пухового комбинезона, проверил оставшееся давление в кислородном баллоне и направился дальше к вершине.

Глава 2. Решение ценою в жизнь

<< 1 2 3 4 5 6 ... 8 >>
На страницу:
2 из 8