Школа фокусников

–Нет, мы не трусы! – ответил я громко и кивнул друзьям: – Идемте, ребята!

Каждая из двадцати двух ступеней лестницы, ведущих наверх, давалась нам с большим трудом. Санька буквально тащил за собой безвольного, отдавшегося на милость судьбе Мотьку. Сзади их подталкивал Димка. Наконец мы взобрались на самую верхнюю ступеньку. Пьетро Брокколи подал мне руку:

–Рад приветствовать вас – первых учеников Школы фокусников всемирно известного иллюзиониста Пьетро Брокколи!

«Заливает!», – подумал я, так как никогда не слышал имени этого всемирно известного фокусника.

Брокколи же с легким кивком головы пожал вспотевшие от волнения ладони моих спутников, а затем сделал широкий жест куда-то вправо:

–Теперь, ученики мои, я приглашаю вас познакомиться с моей школой. Идите за мной и не стесняйтесь задавать вопросы. Даже если они покажутся вам глупыми…

Брокколи распахнул перед нами высокие двустворчатые двери, и мы попали в просторную залу, которую прежде использовали для игры в казаков-разбойников.

Большая и продолговатая с высокими окнами комната, некогда захламленная, заваленная старой развалившейся мебелью, теперь предстала перед нашими глазами в ином, непривычном для нас обличье. Стены залы и оконные проемы были задрапированы бордовой бархатной тканью. Вместо погасшей лет двадцать назад люстры под потолком, комнату освещали несколько рядов стеариновых свечей, выставленных по периметру. Их мерцающий свет придавал зале особый таинственный колорит, от которого по нашим спинам забегали мурашки.

Помимо необычного интерьера, мы увидели в зале очень много загадочных вещей, назначение которых Пьетро Брокколи нам раскрыл позже. Так посреди комнаты стоял огромный блестящий куб, усеянный золотистыми звездами. Далее на небольшом столике лежало несколько колод игральных карт неизвестных нам мастей. Левее от столика с потолка свисали деревянные качели. Приглядевшись, мы поняли, что качели на самом деле не свисали, а свободно парили в воздухе ни к чему не прикрепленные. В дальнем углу залы переливался большой перламутровый шар, озаряя беспокойными сполохами пространство вокруг себя. С правой стороны от нас в золоченой клетке сидела неподвижная фигура крупного попугая, которого вначале мы было приняли за чучело. Однако при нашем приближении чучело попугая вдруг распростерло крылья и издало резкий гортанный звук. У противоположной стены, там, где виднелась ниша низенькой двери, на деревянном подиуме стояла высокая – в человеческий рост – стеклянная колба, в которой в прозрачной жидкости плавало неизвестное нам и страшное своим видом крупное существо.

–Предметы, которые вы видите здесь, используют в своем ремесле фокусники всего мира. И потому, чтобы стать настоящими фокусниками, чтобы вам рукоплескали удивленные и благодарные зрители, вам предстоит научиться всем этим пользоваться, – сказал Брокколи, когда мы обошли залу. – А теперь прошу вас, мои ученики, пройти в мою лабораторию!

С этими словами он распахнул низенькую дверку в нише, рядом с которой в колбе плавало страшное существо, и взмахом головы велел нам проследовать за ним в следующую комнату, что мы и сделали.

Когда мы проходили мимо колбы, существо, напоминавшее своим чешуйчатым туловищем рыбу, длинными и тонкими ручками и ножками – младенца-дистрофика, а головой – жабу, вдруг открыло глаза и зло посмотрело на нас. От этого кровожадного взгляда Мотька едва не лишился чувств, а Санька, не удержавшись, показал страшилищу язык…

Вторая комната, гораздо меньшая, чем драпированная зала, была заставлена ретортами и колбами, вращающимися механизмами и всевозможными станками. От работавшего оборудования шел пар и раздавался негромкий и хаотичный стук.

Брокколи положил ладонь на стеклянный шар, внутри которого проскакивали малиновые искры, и продолжил свои объяснения:

–В этой лаборатории я готовлю новые фокусы. В частности сейчас я тружусь над созданием магического клея и усовершенствованием эффекта левитации.

–Над эффектом чего? – переспросил Димка.

–Левитация – это способность предметов летать без видимого внешнего воздействия, – пояснил Брокколи. – Умение заставить предметы левитировать является верхом мастерства фокусника. Сейчас я продемонстрирую вам один трюк, над которым я работаю вот уже несколько месяцев.

Брокколи повернулся лицом к стеклянному шару, незаметно нажал какую-то кнопку под крышкой стола, на котором стоял этот шар, и начал водить руками над прозрачной сферой. Малиновые искры внутри шара стали появляться все чаще и чаще. Вот они слились в яркую подрагивающую электрическую дугу. Шар, стоявший в углублении конической подставки, начал вращаться с каждой секундой все быстрее и быстрее. Ладони Брокколи напряглись, задрожали. Шар оторвался от опоры и завис в воздухе между руками фокусника и поверхностью стола, вращаясь в воздухе с бешеной скоростью. На какое-то мгновение фокусник отвлекся, бросив на нас взгляд, и в ту же секунду шар со свистом сорвался с невидимой опоры, отлетел к стене и от удара рассыпался на сотни мелких осколков.

–Ой! – вздрогнули мы.

–Ай, ай, ай! – покачал головой Брокколи. – Этот трюк еще требует доработки… Что ж, я думаю, на этом сегодня мы и остановимся. Какие у вас будут вопросы?

Мы лишь только пожали плечами. Увиденное нами зрелище было столь необычно, что требовало от нас некоторого осмысления.

Брокколи вынул из кармана брюк белую перчатку, надел ее на правую руку, сжал ладонь в кулак, прикрыл его сверху другой рукой и вдруг извлек оттуда завернутую в фольгу трубочку эскимо. Затем еще одну, и еще, и еще…

–Угощайтесь! – протянул он нам мороженое. – А сейчас я с вами прощаюсь и жду вас завтра в четыре часа пополудни…

Глава 3

В Школе фокусников начинаются занятия

И вправду говорят, что понедельник – день тяжелый! Я, Димка и Санька успели на первом же уроке схлопотать по «двойке» за географию, а Мотька, учившийся еще в третьем классе, получил «кол» по родной речи. И это при том, что приближались переводные экзамены, результаты которых во многом зависели от наших текущих оценок. Вдобавок ко всему Матвей Петрович Сердюк пообещал не выпускать нас целый месяц за территорию приюта, если мы до конца недели не исправим свои плохие оценки. Директор также припомнил нам наш отказ, якобы из-за болезни, сходить на воскресную экскурсию в музей, назвав наш поступок «воспалением хитрости». Эти обстоятельства ставили под угрозу наши предстоящие занятия в Школе фокусников, о которых мы только и разговаривали на переменах.

Собравшись после уроков в школьной столовой, мы стали думать о том, какой же выход можно найти из создавшейся ситуации. После того, как нами на первое был съеден наваристый гороховый суп, Димка предложил тайком пробраться в учительскую и исправить неудовлетворительные оценки на такие милые нам и безобидные «троечки».

Откушав гуляша с лапшой, Санька изложил альтернативный вариант нашего спасения. А именно: подмешать слабительных таблеток учителям географии и родной речи, тем самым вывести их из строя и отсрочить под благовидным предлогом нашу пересдачу на несколько дней.

Когда очередь дошла до компота с пышной сахарной булкой, подал свой голос молчавший до этого Мотька. Он вынес на обсуждение весьма радикальный вариант, заключавшийся в следующем: всем нам предлагалось вываляться в крапиве, чтобы на теле появились волдыри. Затем мы должны были объесться соленых помидоров с холодным молоком, конфетами и печеньем, и тем самым вызвать у себя расстройство (не мнимое, а настоящее) живота. В завершение нам следовало искупаться в холодной воде речки Екиманки, чтобы поднять температуру тела как минимум до сорока градусов. Этим самым мы обеспечивали себе все необходимые симптомы какого-нибудь опасного заболевания и его длительное лечение.

Предложение Мотьки вызвало у нас легкий шок. На такие жертвы наверняка ни кто бы из нас не решился. Молчание за столом длилось довольно долго, пока из-за открытой двери опустевшей столовой не послышались ритмичные удары часов: «Бом-м-м! Бом-м-м! Бом-м-м!»

Нас словно пронзило током. Уже, ведь, три часа!

Мы сорвались с места, на бегу дожевывая остатки десерта. За оставшийся до занятий в Школе фокусников час нам следовало умыться, переодеться, причесаться и начистить пыльные после урока труда ботинки.

На крыльце школьного корпуса мы нос к носу столкнулись с Фомой Тузиковым. Этот упитанный рыжий колобок стоял подбоченившись и, прищурившись от яркого солнца, хитро смотрел на нашу всполошившуюся компанию.

Тузиков был весьма неприятным мальчишкой. Круглый отличник, зазнайка, хвастун и ябеда, появившийся в приюте год назад, он не водил дружбы ни с кем из ребят. Любимым его занятием в свободное от уроков время было подсматривать за воспитанниками, подслушивать их разговоры и докладывать обо всем руководству приюта. За свои проделки он бывал не раз бит ребятами. Случалось, что ему в портфель подкладывали куриного помету или живую жабу, мазали столярным клеем его стул или натирали жиром для пущего скольжения подошвы его ботинок.

–Куда это вы собрались? – бесцеремонно окликнул он нас, ковыряя своим пухлым пальцем в зубах.

–Не твое дело, Фома! – огрызнулся Санька Свист.

–Мы в клуб, – вдруг выпалил бегущий Мотька. – На балалаечную репетицию.

Фома от удивления выпятил нижнюю губу и округлил свои узкие бесцветные глазки.

–Как, на репетицию! А директор об этом знает? – крикнул нам вдогонку он.

–Все знают! – ответил Мотька, скрываясь за дверью жилого корпуса приюта…

Без пяти минут четыре мы вошли через северное крыльцо в здание клуба. Еще вчера захламленный, опутанный десятками квадратных метров паутины мрачный вестибюль, сегодня сверкал удивительной чистотой. На деревянный пол были брошены ярко-красные ковровые дорожки, на стенах висели разноцветные афиши, которые сразу приковали наше внимание. На броских плакатах с неизменной улыбкой на благородном лице красовался сам Пьетро Брокколи. Вот он во фраке вынимает из уха длинную ленту. Вот он с голым торсом лежит на доске, утыканной гвоздями. Вот он парит в воздухе, широко раскинув руки. Вот он, разделенный на две половинки, выглядывает из черного куба…

Наше созерцание афиш прервал тонкий мелодичный перезвон. Мы подняли головы. На верхней ступеньке лестницы стоял приветливо улыбающийся, элегантно одетый Брокколи и звонил в маленький серебристый колокольчик, строго приговаривая:

–Опаздываем, молодые люди! Ну-ка, поторопитесь! Занятия уже начинаются!

Мы, словно ошпаренные кипятком, бросились наверх, припоминая поговорку о том, что семеро одного не ждут. А тут пусть и четверых, зато весь класс! Вихрем промчавшись мимо учителя (как не раз бывало в приютской школе), мы влетели в драпированную бордовым бархатом, освещаемую десятками свечей залу и остолбенели от удивления: в помещении кроме нас не было ни единой души!

–А где же ученики? – спросил я вошедшего следом за нами Брокколи.

–Вот они, – ткнул в нас пальцем он, – передо мной.

–И это все?

–Увы! – вздохнул Брокколи с сожалением. – С того момента, как я приехал в ваш Бугучанск, я пригласил в свою школу не менее сотни детей. К сожалению, откликнулись только вы четверо. Остальные, видимо, предпочли мои занятия более практичному ремеслу.

–Игре на балалайке, хоровому пению и стрельбе из пневматической винтовки, – продолжил мысль Брокколи сообразительный Димка Бублик.

–Вы правы, молодой человек! Ну, да ладно. Только после пусть не обижаются, когда вам через несколько месяцев станет рукоплескать весь мир, а ваши имена засияют на афишах Парижа и Лондона, Москвы и Нью-Йорка!