Школа фокусников

–Теперь вы, – сказал он, хрустнув длинными и тонкими пальцами…

После того, как мы научились относительно сносно раздавать карты, Маэстро предложил нам освоить второе упражнение, заключавшееся в том, чтобы, взяв колоду в руку, рассыпать карты по столу правильным полукругом. В качестве третьего упражнения нам следовало освоить метание карт на расстояние в несколько метров, что оказалось весьма непростым занятием, так как они норовили упасть прямо у нас перед носом. Затем были еще десятки упражнений, при помощи которых нам предстояло научиться перепрятывать карты из одной руки в другую, ловко подменять масти, незаметно скрывать их в рукаве или брючине, жонглировать картами таким образом, чтобы одна масть равномерно в воздухе сменяла другую…

Другой группой фокусов, с которыми нас стал знакомить Маэстро, были трюки со всевозможными веревками, канатами и узлами. Изучение этой категории фокусов началось с того, что Брокколи велел нам связать его толстой бельевой веревкой. Пыхтя и краснея от натуги, мы обмотали ею Маэстро с ног до головы, понаделав с десяток (если не больше) узлов самой невообразимой сложности. Димка даже выразил опасение в том, сможем ли мы освободить учителя без помощи ножа или ножниц. Однако Маэстро лишь подмигнул нам, его туловище сделало движение наподобие того, какое совершает змея, ползущая в траве, присел, повел плечами, и вдруг веревочные путы упали к его ногам!..

Очень важным для всякого иллюзиониста трюком Брокколи считал фокус с исчезновением какого-либо одушевленного или неодушевленного предмета. По словам Маэстро однажды в Берлине глазам многотысячной публики он продемонстрировал трюк с исчезновением самого настоящего паровоза, стоявшего на главном перроне вокзала. Однако этот фокус не был оценен по достоинству, и ему пришлось спасаться бегством от разъяренного пропажей локомотива железнодорожного начальства.

Маэстро поставил перед нами большую картонную коробку с широкой поперечной надписью «не кантовать» и попросил Мотьку, как самого маленького, в нее залезть. Сияющий от счастья Крюк помахал нам рукой, залез в коробку и прикрыл за собой крышку. Мы переглянулись, не имея возможности представить, что же будет происходить дальше. Мотька, тем временем, стал негромко насвистывать из коробки мотив песенки «Чижик-пыжик».

Брокколи вышел в соседнюю комнатку, служившую ему лабораторией, и уже через пару минут появился оттуда, с грохотом толкая впереди себя тяжеленный чугунный каток. У нас от недоброго предчувствия перехватило дыхание – каток надвигался прямиком на хрупкую картонную коробку. Мотька, видимо, тоже почувствовал неладное и прекратил свистеть.

–Эй! Вы чего там делаете? – послышался из коробки его глухой и задрожавший голос.

–Маэстро! А может не надо этого делать? – успел проговорить я, как в следующее мгновение чугунная болванка катка подмяла под себя податливый картон ящика.

Видя это, первым нашим желанием было кинуться на Брокколи, отобрать у него каток и тем самым спасти от неминуемой гибели своего друга. Но наши мысли оказались более медлительными, чем действия Маэстро. И вот уже нашим глазам предстал расплющенный картонный блин, из-под которого вот-вот должна была брызнуть кровь несчастного раскатанного Мотьки. Мы от ужаса закрыли глаза. Прошло несколько томительных секунд, как вдруг до наших ушей донеслось до боли знакомое сопение. Я приоткрыл один глаз и…

Перед открытой дверью комнаты-лаборатории стоял Мотька, отряхивая себя от пыли и паутины. Лицо его было бледно, но на губах сияла блаженная улыбка. Я бросился к Крюку, крепко обнял его дрожащее тело. Следом на воскресшего Мотьку накинулись Санька и Димка.

–Ты как? Тебе больно? Как ты себя чувствуешь?

–А что это было? – только и смог выговорить ошеломленный Мотька.

–Это был один из лучших моих фокусов, которому меня научил сам Гудини! – торжественно произнес Маэстро.

Я, впервые слышавший эту фамилию, повернул голову в сторону Брокколи:

–Гудини? Кто такой Гудини?

–Гудини – величайший итальянский иллюзионист, секреты которого до сих пор никому не удалось раскрыть.

–Даже вам?

Брокколи застенчиво потупил взгляд:

–Ну, положим, я-то их знаю все. А вот остальные – нет…

После трюка с раскатанным и воскресшим уже в другом месте Мотькой авторитет Пьетро Брокколи вырос в наших глазах до небывалых размеров. Теперь мы знали, что Маэстро – действительно самый великий фокусник мира.       А Брокколи продолжал раскрывать нам все новые и новые секреты. Так вскоре мы научились лихо распиливать человека. Имевший опыт подопытного кролика, Мотька с радостью согласился лечь под остро наточенные зубья огромной пилы. В то время, как я и Санька, ухватившись за ручки, двигали полотно пилы, погружая его все глубже в длинный пенал, в котором лежал Мотька, Крюк хохотал от щекотки и отчаянно болтал ногами, торчавшими снаружи.

Маэстро познакомил нас с устройством механического попугая, сидевшего в клетке. Эта весьма редкая вещица была изготовлена двести лет назад в Швейцарии и называлась «Птица счастья». Механический попугай своим гортанным голосом выкрикивал предсказания любому человеку, написавшему свой вопрос на бумажке и вложившему записку в клюв Птицы счастья.

Ужасное существо, плававшее в стеклянной колбе, также имело искусственное происхождение и было изготовлено самим Брокколи из особых материалов, которые он же и изобрел. Особенностью этого невиданного монстра, странно именовавшегося «Резинус Гомункулус», было то, что он мог приобретать облик самых разных живых существ. Так, если вынуть Резинуса Гомункулуса из колбы и брызнуть на него раствором марганцевого калия, то существо становилось похожим на большую и противную жабу. Если его намазывали йодом, Резинус Гомункулус превращался в кровожадную акулу. В случае же когда его поливали уксусной эссенцией, чешуйчатый монстр сморщивался в карликового с мелкой рыжеватой щетинкой поросенка, способного хрюкать и ковырять рыльцем землю…

Наши занятия в Школе фокусников Пьетро Брокколи проходили ежедневно по нескольку часов. Потому вскоре и мы и весьма довольный нашими успехами Маэстро поняли, что час нашего первого публичного выступления близок. Триумф и всемирная слава уже настойчиво стучались в двери наших таких серых и несчастных сиротских судеб!

Глава 5

Мы решаем школьные проблемы и готовимся к первому выступлению

А в приютской школе, тем временем, над нашими головами сгустились черные грозовые тучи. Неисправленные за неделю неудовлетворительные оценки по географии и родной речи грозили нам долгим заточением в приютских стенах. Матвей Петрович Сердюк всегда держал данное кому-нибудь слово. И на этот раз рассчитывать на его снисхождение к нам не приходилось. Следовательно, наш дебют – первое публичное выступление, которому мы даже подобрали оригинальное название «Аттракцион иллюзий», – отодвигался на неопределенное время.

Ранним утром понедельника, когда мы хмурые, стоя у рукомойников, старательно начищали свои зубы мятным порошком, Санька Свист торжественно сообщил нам, что он знает, каким образом мы можем получить хорошие оценки. Удивленные, мы застыли, и со щетками в руках и перемазанными порошком лицами уставились на друга. В то непродолжительное время, пока длилась эта немая сцена, в комнату вошел Фома Тузиков в широченных трусах и грязной майке. На пухлом лице его просияла злорадная улыбка.

–Что, голубчики, доигрались! – сказал он писклявым голоском. – Не видать вам свободы, как своих ушей, до самых летних каникул!

–С чего это ты взял? – брезгливо спросил Фому Димка.

–А я сегодня видел, как Матвей Петрович внес вас в свой черный список…

Надо сказать, что воспитанники приюта слышали о «Черном списке» Сердюка, в который попадали самые нерадивые из них. И горе тому, чья фамилия оказывалась в толстой, в кожаном черном переплете тетради Матвея Петровича!

–Ха! – громко воскликнул Санька. – А ну и что из того? Да мы сегодня же станем круглыми отличниками! Наши фотографии занесут на Доску почета, в нашу честь назовут приют и установят нам памятники в центре города! В полный рост! А Матвей Петрович будет приводить нас в пример всем остальным ребятам!

–Ну, ну, – покачал рыжей головой Тузиков. – Кроме того, что вы лгуны, вы еще, оказывается, и большие фантазеры!

–Кто это лгуны! – стал наступать на Тузикова Димка. – Да мы самые честные ребята в этом городе!

Фома попятился, но продолжал стоять на своем:

–Вы – лгуны! Вы всегда и всем врете! Зачем вы сказали, что занимаетесь в оркестре балалаечников в городском клубе?

–Ну да, занимаемся, – робко подтвердил Мотька, неделю назад первым выдвинувший эту версию, как уважительную причину наших постоянных отлучек из интерната.

–А вот и неправда! Я уже два месяца играю в этом оркестре, но вас там никогда не видел.

Мы переглянулись. Такого удара по нашей кристальной честности мы никак не ожидали.

–А еще, – продолжал осмелевший от нашей растерянности Фома, – я видел, как вы ходите на занятия в эту, как ее… Школу фокусников!

После этих слов Тузикова я вдруг догадался, что он вполне мог видеть нас, когда мы заходили первый раз в клуб с парадного входа, там, где занимались балалаечники, фотографы и хористы.

–Ты что, следил за нами! – Димка сжал кулаки.

–Не следил, а присматривал. Мало ли чего от вас ожидать можно. Вот вчера, к примеру, к Матвею Петровичу из милиции приходили и интересовались вашим Брокколи. А если он жулик? А если он преступник, которого милиция разыскивает, а вы ему помогаете?

–Лучше уходи отсюда, Фома, – замахнулся на него Димка. – Иначе сейчас как стукну!

–Попробуй только стукнуть! – вжав голову в плечи, Тузиков начал отступать к двери. – Я сразу же все Матвею Петровичу расскажу. Он-то вас в бараний рог скрутит! Он покажет вам, где раки зимуют! Он научит вас… Он…

Высокий голос Тузикова утонул в ребячьем гвалте, доносившемся из коридора, а мы, озадаченные известием о визите к директору приюта милиционера, продолжили утренний туалет.

За завтраком Гришка Захаров из соседнего отряда сообщил нам еще одну странную новость. Будто ребята несколько вечеров подряд видят, как рядом с приютом появляется всадник в длинном черном плаще на вороной лошади. Всадник всматривается в лица детей, входящих и выходящих из ворот приюта, словно ищет кого-то.

–Может это те самые злобные горные карлики? – осторожно спросил Гришку Мотька, памятуя о давнем разговоре водопроводчиков у водокачки.

–Нет! – отмахнулся Захаров. – Те должны быть маленькими, а этот – здоровый! Даже больше Матвея Петровича! А лошадь под ним, говорят, что твой слон!

Я вдруг представил себе лошадь с хоботом и большими ушами, и мне отчего-то стало весело.