Тринадцатый сын

Один из гостей, тот, что был старше, с саквояжем на коленях, усмехнулся уголками губ:

–Да, за эти тридцать лет она ничуть не изменилась!

Директриса насторожилась и удивленно приподняла тонкие ниточки бровей.

–Вы ее давно знали? – осторожно поинтересовалась она, в следующее мгновение с недоумением заметив, что гости были… босы!

Пожилой мужчина с саквояжем взглянул на своего молодого спутника и туманно ответил:

–Можно сказать, что знал. Давно.

Директриса, глядя округлившимися глазами на ноги посетителей, рассеянно развела руками:

–Мне очень жаль, но сегодня вы ее уже наверняка не увидите… Может, придете еще раз?

Мужчина отрицательно покачал головой и полез в саквояж.

–Коли так получилось, передайте, пожалуйста, ей вот это, – он протянул директрисе резную деревянную шкатулочку.

Во взгляде хозяйки вдруг вспыхнул алчный огонек. Поспешно взяв шкатулку, она заверила гостей:

–Непременно передам. Можете в этом не сомневаться! Кстати, к вашему сведению, ей у нас живется очень даже неплохо. Отказа ни в чем нет. Когда хочет…

Пожилой мужчина жестом оборвал ее:

–Спасибо. Нас это не интересует. От вас требуется передать ей наш скромный подарок. Обязательно лично в руки и желательно побыстрее.

Он учтиво поклонился, тряхнув богатой седой шевелюрой и, перекинув плащ через руку, подал знак молодому: «Пора!»

Едва странные посетители покинули кабинет, директриса закрылась изнутри и взяла в руки принесенную для старухи шкатулку. Сделанная в форме миниатюрного ларца, окованного по углам серебряными пластиночками, она была очень тяжелой – внутри нее, как предположила директриса, что-то лежало. Директриса подергала крышку ларца – та оказалась закрытой на маленький навесной замок. На обратной стороне замка чьей-то умелой рукой была вмонтирована кнопка величиной со спичечную головку. Догадавшись о ее назначении, директриса нажала на нее и крышка шкатулки под действием невидимых пружин поднялась…

После того, как удовлетворенная отказом нянечка удалилась, старуха, которую била нервная дрожь, залезла в кровать и укрылась с головой одеялом. Так она пролежала довольно долго, не смыкая слезящихся глаз, трясущаяся и подавленная. Когда же за дверью послышались торопливые шаги множества ног и тревожный говор, она высунулась из своего укрытия. За окном опускались сумерки. Где-то, совсем рядом, взвыла и сникла сирена, хлопнули дверца автомобиля.

–Это случилось! – пробормотала старуха.

Она на удивление резво соскочила с кровати, распахнула платяной шкаф и вывалила его содержимое на пол. Выбрав из старого тряпья изъеденное молью пальто, старуха накинула его поверх халата, сменила тапочки на стоптанные туфли, сунула за пазуху тряпичный сверток и, быстро перебирая своими больными ногами, выбежала из комнаты.

Дверь в кабинет директрисы была взломана. У входа толпились жильцы, чуть дальше перешептывался персонал, собравшийся в полном составе. Двое врачей склонились над телом директрисы, распластанным на столе для совещаний. Они безуспешно пытались отыскать в нем хоть какие-то признаки жизни.

Старуха, на которую ни кто не обратил внимания, протиснулась вперед и оказалась рядом с мрачными и вспотевшими от напряжения докторами. Первой она увидела раскрытую шкатулку – черную, словно закопченную изнутри. После шкатулки ее взгляд упал на свисавшую с крышки стола руку покойной. Кисть ее была раскрыта, и на ладони виднелся знак, словно выжженный при помощи тавро. Знак напоминал изображение лица с непропорционально большим ртом, черными впадинами глазниц и вытянутыми вверх ушами.

–Это случилось! – шепотом повторила старуха и бросилась проч.

Ни кто из окружающих ее слов не услышал. Да и на нее саму не обратили внимания, как не обратили внимания на странный знак, образовавшийся на ладони погибшей.

Глава 2

Мадам Готье приходила на работу ровно в восемь часов утра. Управляющий Швейцарским филиалом австрийского строительного концерна «Shtern» господин Дитц, у которого опрятная и пунктуальная сорокалетняя дама служила в доме кухаркой, обычно в семь тридцать уезжал в фирму. Мадам Готье до обеда колдовала на его кухне, приводила в порядок двухэтажный особняк и, накормив престарелого кокер – спаниеля, удалялась по своим делам.

В это утро она задержалась на пятнадцать минут – по дороге к дому господина Дитца заглох ее старенький «Opel» и женщине пришлось добираться до южной окраины Цюриха на такси.

Мадам Готье открыла ажурную металлическую решетку ворот и прошла во двор, засаженный по периметру кустарником. Прямо перед крыльцом был разбит шикарный цветник – гордость господина Дитца, состоявший из чайных роз и орхидей. Мадам Готье остановилась на узкой мозаичной дорожке рядом с цветником, вдыхая терпкий и сладковатый аромат. Она всегда мечтала иметь собственный дом и именно такой цветник. Правда, ей больше по душе были гиацинты и лилии. Да и более скромным особняком она могла обойтись. Но, увы, мадам жила на шестом этаже старого дома, глубоко вросшего в асфальт на углу двух оживленных и пыльных улиц. И цветы росли у нее на узком подоконнике в пластиковом ящике.

Перед тем, как войти в дом, мадам Готье еще раз окинула восхищенным взглядом благоухающую поляну и вдруг поморщилась. В нескольких шагах от нее, рядом с кромкой дорожки, отчетливо виднелся отпечаток ступни. Крошечные, еще не распустившиеся бутоны роз в этом месте были втоптаны в сырую от прошедшего ночью дождя землю. На листьях соседних орхидей дрожали под осторожным дуновением ветерка опавшие розовые лепестки.

«Странно, – подумала мадам Готье, – господин Дитц не мог допустить такую небрежность. Тогда, кто?»

Она достала из сумочки ключ, щелкнула дверным замком. Мадам уже собиралась распахнуть дверь, как неожиданно неприятная догадка возникла в ее мозгу: а если в дом проникли воры? Может, не стоит рисковать, а вызвать полицию? Но тогда придется давать пространные объяснения стражам порядка! Вся округа будет осведомлена об этом инциденте. А господин Дитц так не любит привлекать внимание к своей персоне!

Перешагнув через свой страх, мадам Готье все же решилась и осторожно шагнула в дом.

Оказавшись в просторном и светлом холле, кухарка огляделась, но ничего подозрительного не заметила. Все вещи находились на своих местах, никакого беспорядка, обычно оставляемого ворами, не наблюдалось. На перламутровом столике, стоявшем справа от двери, белел конверт. Мадам Готье взяла его в руки и заглянула внутрь. И тут-то все ее опасения окончательно развеялись: в конверте лежала ни кем не тронутые банкноты – оплата за прошедшую неделю. Господин Дитц всегда рассчитывался с ней подобным образом.

Вздохнув с облегчением, мадам спрятала конверт в сумочку и направилась к платяному шкафу переодеваться…

Господин Дитц до маниакальности любил чистоту и порядок. Паркетные полы в его особняке сверкали наподобие зеркал, свет люстр отражался в идеальной полировке мебели ручной работы. А уж кухня своей стерильностью напоминала операционный зал. Какая-либо вещь, поставленная хозяином на определенное место, более ни куда оттуда не переносилась.

Господин Дитц отличался особой привередливостью и в еде. Пища, приготовленная для него, должна была быть свежей, калорийной и легкой. Это являлось особенно важным для его мозга, утомленного интенсивной работой, и желудка, подвергаемого постоянной опасности язвы из-за больших нервных перегрузок.

Мадам Готье отвечала строгим требованиям Дитца и потому работала у него шестой год. В благодарность за усердие и аккуратность хозяин год назад удвоил своей домработнице жалование…

Несмотря на сварливый и желчный характер Дитца, мадам Готье не жаловалась на хозяина. Она появлялась в доме в его отсутствие, делала свою работу и уходила до прибытия Дитца. Если у него имелись какие-либо просьбы и поручения, он, по обыкновению, оставлял на перламутровом столике записку, составленную корявым неразборчивым почерком. К которому мадам Готье долго не могла привыкнуть.

Но особенно трогало кухарку то, что Дитц всегда помнил о дате ее рождения. В этот день он приходил раньше обычного, чтобы застать мадам у себя дома, и обязательно приносил с собой какой-нибудь презент…

По давно заведенному порядку мадам Готье начинала уборку с кухни. Первым делом следовало накормить спаниеля. Обычно, заслышав звон кастрюль, облезлый кобелек изо всех своих старческих сил ковылял на трясущихся ногах на кухню к мадам, усевшись в углу рядом с пустой миской, терпеливо ждал, когда та насыплет ему корму. В этот раз он почему-то не объявился. Кухарка тщательно вымыла его миску и полезла в холодильник за собачьей едой. Открыв дверцу холодильной камеры, женщина обнаружила ее забитой до отказа. Мадам Готье очень удивилась этому. Господин Дитц сам никогда продукты не покупал и, так как он жил один, то по магазинам всегда ездила кухарка. Вчера еще холодильник был пуст, и мадам Готье собиралась сегодня его заполнить. Но ее машина сломалась. Это внесло некоторые коррективы в планы мадам Готье…

В поисках коробки с собачьим кормом женщина приподняла один целлофановый пакет, забитый свежим мясом, другой. Третий, лежавший сверху, сполз ей на руку, и она долго пристраивала его на прежнее место.

–Свининка! – довольно сказала она, похлопав по объемному мешку. – Сделаем котлетки на пару. Господин Дитц их очень любит!

На верхней полке под морозильной камерой, завернутая в целлофан, находилась свиная голова, за которой виднелась коробка с кормом для собаки. Мадам Готье, просунув руку, потянула коробку на себя. Свиная голова сорвалась с полки и упала ей под ноги. Мадам Готье охнула, нагнулась за охлажденным деликатесом и вдруг взвыла наподобие сирены воздушной тревоги. Из прозрачного мешка на нее глядели стеклянные глаза господина Дитца…

Полиция и фоторепортеры прибыли одновременно. На место преступления в сопровождении дюжины детективов приехал и сам комиссар Луазье – тучный, хронически всем недовольный господин, дослуживавший до своей отставки последние месяцы.

Комиссар был мрачнее тучи. Взглянув блеклыми выпученными глазками на толпу зевак и корреспондентов, он рявкнул хриплым голосом:

–Всех с улицы убрать! Очистить территорию от посторонних!

Толпа недовольно загудела, но Луазье никогда не отменял своих приказов. Опираясь на массивную трость (его хромота была следствием давнего огнестрельного ранения) и тяжело дыша, он вошел в дом.

В холле на кушетке сидела бледная и обмякшая мадам Готье.

–Вы обнаружили труп? – грубо спросил кухарку Луазье.

Та вперила в комиссара бессмысленный взгляд.

Комиссар махнул на мадам рукой и проследовал на кухню.