7 побед Берии. Во славу СССР!

Пишу о Закавказских делах. На днях побывали у меня члены Заккрайкома, секретари ЦК Грузии, некоторые работники Азербайджана (в том числе Полонский). Склока у них невероятная, и она у них, видимо, не скоро кончится…

Я их помирил кое-как, и дело пока что уладилось, но не надолго. Лгут и хитрят почти все, начиная с Картвелишвили. Не лгут Берия, Полонский (1-й секретарь ЦК КП(б) Азербайджана. – С.К.), Орахелашвили (тогда – Председатель СНК ЗСФСР. – С.К.). Но зато Полонский допускает ряд бестактностей, ошибок. Самое неприятное впечатление производит Мамулия (секретарь ЦК Грузии)… Комическое впечатление производит предСНК Грузии Сухишвили – безнадежный балбес…

Если не вмешаться в дело, эти люди могут по глупости загубить дело. Они уже испортили дело с крестьянством в Грузии, в Азербайджане. Без серьёзного вмешательства ЦК ВКП Картвелишвили и вообще Заккрайком бессильны улучшить дело, если считать, что они захотят улучшить дело.

Как быть?»

Вопрос «Как быть?» был, впрочем, риторическим, то есть – ответа не требующим, потому что далее Сталин сам же на него и отвечал:

«Надо:

1) Назначить… на конец сентября (к моему приезду) доклад в Оргбюро Заккрайкома, Грузцека и АзЦК о положении дел;

2) Прочистить их хорошенько на заседании Оргбюро и снять ряд лиц типа Мамулия;

3) Назначить третьего секретаря Заккрайкома (предлагаю Меерзона, дав ему соответствующий наказ…)

4) И т. д. в этом роде.

Без таких мер дело в Закавказье будет гнить.

    И. Сталин
    26/VIII-31»

Берия тогда уже находился в поле зрения Сталина, и Сталин его уже ценил – иначе не поручил бы чекисту Берии строить хлебные склады. Но, как видим, ещё летом 1931 года Сталин не видел необходимости в переводе Берии на партийную работу.

В сентябре 1931 года основное изменение в Закавказье выразилось в замене Мамулии на посту 1-го секретаря ЦК КП(б) Грузии) Лаврентием Картвелишвили, который остался пока и 1-м секретарём Заккрайкома…

Но в октябре Сталин вернулся в Москву и занялся кавказскими делами уже там. 19 октября состоялось заседание Оргбюро с заслушиванием «кавказцев», а 31 октября Политбюро приняло ряд кадровых решений по Закавказью.

Первым секретарём Закавказского крайкома стал председатель Совнаркома Закавказья М.П. Орахелашвили (он уже был им в 1926–1929 годах), третьим секретарём – В.И. Полонский.

А вот вторым секретарём был назначен Председатель ГПУ Закавказья Л.П. Берия. Он же стал по совместительству и первым секретарём ЦК КП(б) Грузии.

НЕ БУДЕМ гадать – почему Сталин, за два неполных месяца до этого не рассматривавший Берию даже как вариант – как заведующего организационно-инструкторским отделом ЦК ВКП(б) Меерзона, например, в октябре вдруг остановился на Берии?

Да ещё и с таким резким повышением!

Надо полагать, основания для такого выбора у Сталина имелись, и веские. Над ситуацией на Кавказе он раздумывал много, после отправки письма от 26 августа пробыл там ещё более месяца. То есть время для уточнений и корректировки своего мнения у Сталина было.

Вот он и скорректировал его.

На следующий год Сталин уехал в отпуск неожиданно рано – 1 июня и отсутствовал в Москве почти три месяца – до 27 августа 1932 года. Не исключено, что причиной раннего отъезда на юг была некая болезнь, прихватившая Сталина весной. Тогда поползли слухи, в том числе за границей, что Сталин-де плох…

25 марта 1932 года представитель телеграфного агентства «Ассошиэйтед Пресс» обратился к Сталину с вопросом – достоверны ли слухи, распространявшиеся в иностранной прессе, что в Москву для лечения Сталина приглашается известный берлинский врач Цондек.

3 апреля «Правда» опубликовала ответ Сталина:

«Г-ну Ричардсону.

Ложные слухи о моей болезни распространяются в буржуазной печати не впервые. Есть, очевидно, люди, заинтересованные в том, чтобы я заболел всерьёз и надолго, если не хуже. Может быть, это и не совсем деликатно, но у меня нет, к сожалению, данных, могущих порадовать этих господ. Как это ни печально, а против фактов ничего не поделаешь: я вполне здоров. Что касается г. Цондека, он может заняться здоровьем других товарищей, для чего он и приглашен в СССР.

    И. Сталин»

Но что-то, возможно, и было – возможно даже, попытка отравления. С начала 1932 года Сталин работал в Кремле почти ежедневно, иногда делая пропуски в приёме на два-три дня, но с 19 марта он не принимал в Кремле никого до 25 марта – перерыв составил целых пять дней! Да и 25-го он принял на 25 минут одного Примакова, замкомвойсками Северо-Западного военного округа, и 26-го всего на 12 минут – секретаря ЦИК СССР Енукидзе.

И как раз 25 марта к Сталину обратился с вопросом Ричардсон… То есть нечто тёмное в этом эпизоде есть… Ведь были, были люди и на Западе, и в СССР, заинтересованные в том, чтобы Сталин заболел «всерьёз и надолго, если не хуже»…

Но «фокус» не удался, отчего, возможно, в сталинском ответе и сквозила весёлая злость – врёшь, мол, не возьмёшь!

Так или иначе, уже в июне Сталин уехал на Кавказ, хотя с первого же дня «отпуска» работал каждый день – это доказывает его почти ежедневная переписка с Москвой… Причём первое же письмо Кагановичу он закончил так: «Ну, пока все. Я здоров. Привет! И. Сталин».

Коль уж горный орёл Кавказа вновь оказался на Кавказе, от кавказских дел не уйти и не улететь. И 20 июня 1932 года Сталин пишет Кагановичу, Постышеву и Орджоникидзе:

«Ну, дорогие друзья, опять склока. Я говорю о Берии и Орахелашвили, прилагая при сём два письма Орахелашвили: одно на моё имя, другое на имя Орджоникидзе.

Мое мнение: при всей угловатости в «действиях» Берии – не прав в этом деле все же Орахелашвили. В просьбе Орахелашвили надо отказать…он может апеллировать в Заккрайком, наконец – в ЦК ВКП. А уходить ему незачем. Боюсь, что у Орахелашвили на первом плане самолюбие (расклевали «его» людей), а не интересы дела и положительной работы…».

Пока ещё Сталин не склонен к замене Орахелашвили и письмо от 20 июня заканчивает словами:

«Все говорят, что положительная работа идет в Грузии хорошо, настроение крестьян стало хорошее. А это главное в работе.

    Привет. И. Сталин».

Кто же был прав в возникшем конфликте – старый (с 1903 года) большевик Орахелашвили, пятидесятилетний партийный интеллигент, закончивший в 1908 году Военно-медицинскую академию, в 1921 году – председатель Ревкома Грузии, или «этот» Берия с его партийным стажем «всего»-то с 1917 года?

Что ж, давайте подумаем…

Сталин ведь недаром отметил, что верная линия для большевика – выяснять деловой конфликт (если он действительно деловой) в партийном комитете, коллегиально. А Орахелашвили бросился жаловаться Серго и Кобе…

«Конфликт» же был более чем сомнительным! Жена Орахелашвили, 45-летняя красавица Мария Орахелашвили – тоже старая (с 1903 года) большевичка, после «ренессанса» мужа, ставшего первым человеком Закавказья во второй раз, была назначена наркомом просвещения Грузии. А 10 июня 1932 года на Бюро ЦК Компартии Грузии получила выговор и была освобождена от занимаемой должности…

За что?

А за «распространение ложных слухов и попытку противопоставить ЦК Грузии Заккрайкому и дискредитировать отдельных руководителей ЦК и Тифлисского комитета (в частности, тов. Берия)».

Да, новая ипостась Берии – партийный руководитель понравилась многим в Грузии ещё меньше, чем его прежняя ипостась чекиста. В Грузии привыкли работать ни шатко ни валко, а тут – на тебе, во главе Грузии – сгусток энергии.

Берии возня вокруг него надоела давно, и он апеллировал к ЦК – в партийном порядке.

А супруги Орахелашвили тайно побежали к старым руководящим товарищам по партии – в порядке личном и склочном.

Так кто был тут прав?

Каганович, ознакомившись в Москве с сутью претензий и жалоб четы Орахелашвили, сообщил своё мнение Сталину в обширном, касающемся многих вопросов, письме от 23 июня 1932 года:

«…11) В Закавказье действительно загорается новая склока. Вы безусловно правы, что здоровое начало, особенно в деловом отношении, на стороне Берии, Орахелашвили отражает ноющие, не деловые круги актива…».

«НОЮЩИЕ» руководящие круги были против Берии. Деловые же круги были уже всецело за Берию.