Алмазы бывают разные. Повесть

– Не отсюда надо любоваться! – энергично жестикулировал дядька, пережёвывая вместе с губами фильтр дымящейся сигареты, – туда вон надо топать.

– А там что?

– Там соседушка частные зоны, там берег выкупленный, падлы даже пляж общий огородили, теперь летом вход наверняка будет платный, зато чисто! – волнами эмоций вещал он, – а здесь же бл.., здесь никому ничего не надо.

– Погоди дядь Паш, но здесь же, даже на лодках моторных запрещено кататься мол, бензин и всё такое.

– Ну, так правильно! Это же заповедник! Правда, вот зачем сюда свиней пускают? Я не знаю.

Мы, не спеша, с перекурами беседовали и потихоньку направились обратно по аллеи, пешим шагом прямиком к обеду, а по пути мы поочерёдно обсуждали все искомые и извечные занозы, застрявшие как в государственном аппарате, так и в социальном устройстве нашего общего мира.

– Даже я старый и то ясно всё понимаю! Я даже предлагал правителям список мер, что облегчили бы некоторые моменты. И что?

– И что?

– С пьяным сугробом на новый год беседа куда содержательнее! – он вновь остановился, дёрнул в отчаянии костылём и снова закурил, – вон посмотри, – указывал он на вытянутый ряд столбов с фонарями и солнечными батареями вдоль многокилометровой вело и пешеходной дорожек, – на столбы посмотри, на беседки. На каждом из них водружена как минимум одна камера видеонаблюдения. И что? – он замер в вопросе, указывая клюкой на мусор.

– Да они наверняка не работают камеры то эти.

– Да дело даже не в этом! Я пока депутатом ещё был, я предлагал, говорил, что это же такие деньги в казну лежат под ногами! Накажи рублём, хорошим рублём за срачь и вот тебе вмиг несколько убитых «зайцев»: и бюджет пополняется и благоразумие, культура повысится, и технологии осваиваются новые, а то практика по распознаванию и отслеживанию лиц у нас ещё лет пятьсот будет лишь на бумаге. А буйных или тех, кто не имеет возможности оплачивать издержки, тех вон, пожалуйста, на штрафные работы, сами же всё это говно будут и собирать, и оттирать и другим повадно не будет.

– Как в Англии прям, там уж эти системы отлажены, да…

– Да всюду так! У всех, у кого извилины есть, и где родня с мздоимством не стоит во главе управления – всюду порядок. Ну не без греха конечно, но не до абсурда же!

– А чего вы ушли то с арены, с цирка то с этого государственного? Я не думаю, что вам здоровье преградило дорогу, – ни то чтобы мне хотелось вытащить его на откровение, даже в мыслях такого не было, просто как-то слово за слово само так вышло. А чуть позднее я и вовсе понял, что старик этот весьма грамотен, пусть и дерзок местами, но главное, мыслит он отнюдь не шаблонами, которые так намеренно и неустанно льются со всех экранов.

– Эт ты верно подметил! Цирк! Хотя ты знаешь, в самом, в круглом том цирке, в Шапито было бы, наверное, проще работать. А почему? Да потому, что там любую скотину, не говоря уже про клоунов, можно взять и надрессировать, научить можно, а здесь… Давай тут в тени присядем, перекурим, – уже виднелись ворота и пёстрое ограждение детской площадки нашего санатория, но дядя Паша сознательно старался меньше появляться с сигаретой возле детей и возле мамаш, хотя среди них четверть сами нагло дымили порой даже не вылезая из мультяшных аттракционов, фигурных лавок и сказочных фонтанов, одаривающих энергией беззаботности, шалости и радости всех, кто оказывался в перекресте волшебных бликов радужной пыли. Время, то самое время, что высвобождено из привычных оков графика человека, оно течёт вольготно, без должного контроля повседневной муторности забот, оно нередко забывается и приятно теряясь, рассеивается промеж стихийных первооснов. А тем временем полуденное Солнце уже начинало нещадно палить, заставляя прогреваться каждый остывший уголок. Мы сидели на лавке, иногда к нам кто-то подсаживался, в ожидании обеда многие слонялись близ территории, но заслышав темы наших бесед, присевшие вмиг ретировались или же просто сидели молча, изображая участливость и предельно серьёзные черты лица.

– Возвращаясь к теме цирка, если провести, к примеру, такую образную аналогию, – жестикулировал он, с болью помогая рукой закинуть ногу на ногу, – хотя кого я обманываю? Какое нахер образное мышление в кругах то нашего современного псевдо капитализма? – ругнулся тот на свою же, извечную утопию, неугомонное его желание, чтобы люди, в частности государственные мужи, заимели в своих лакшери головках хоть капельку, хоть самую малость мыслительного аппарата, поддерживающий хоть и хлипкую, но всё же идейность. А пытаясь совершать движение вперёд, да хоть бы и в сторону или назад без какой-либо идеологии во главе – эта ограниченность вполне сравнима со скорбным ориентированием, а также открытым и далеко обозримым планированием физически слепого человека. Так полагал дядя Паша, – любой спортсмен, акробат, да даже клоун – это что? Это изнурительный труд! Это система со своими законами, ценностями и приоритетами. Сложно! А система государства, она ведь куда более сложнее устроена. Очевидно же! Но! Не знаю, как обстоят дела в других странах, но именно в нашей системе гос управления всё, все, и каждый стремится к упрощению, к примитивизму, что зовётся термином – инволюция!

Дядя Паша настолько погрузил себя и меня в разговор, что подняв голову, мы обнаружили подле тенистой лавки тихонько стоящих зевак, половина из которых шли к обеду и остановились на минутку, некоторые из них выделялись весьма озадаченными лицами. Их общее, но по большей части их внутреннее, глубоко внутреннее настроение заметно прибавилось в объёме, когда хромой, седоватый старичок сидя на лавке, усердно производит подробный и смелый разбор по косточкам всего гос аппарата и в конце обозначает всю страну во главе с руководством термином, который донельзя созвучен с их социальным и болезненным статусом. Как всегда кто-то запечатлел фрагменты на безотказный гаджет, кто-то, поддерживая вставлял свои «пять копеек», а кто-то, глянув на часы вспомнил про обед.

– Пусть ломятся. Подождём. Чего там, в духоте толпиться. Перловка никуда не убежит, – мы неспешно встали на маршрут и снова вдвоём продолжили беседу, – понимаешь, я-то много что предлагал, но всё это требовало планомерной проработки, многоходовки так сказать. А те что? Те, кто потенциально добро даёт, они что? Да они о том чтобы даже посрать в органайзер, в список дел записывают, не говоря уже о каких-то там делах. Камеры то эти может и работают, может, даже и хорошо работают, только вот пользоваться всем этим некому. Для этого необходимо умело объединить ряд разноплановых систем, чтобы от одного элементарного прецедента, да хоть бы и сейчас, потянулись ниточки ко всем системам, на все уровни. Но это же сложно. Зачем? Так и в остальном, всё по одному тупому лекало: пастух приезжает, при случае ударяет плетью, лишь тогда всё вертится, крутится, работает, но ненадолго возобновляется вся эта круговерть, «они-с» быстро устают-с, – старик язвительно усмехнулся, в отчаянии махнув рукой.

– М-да, интересно, но полагаю вас давно уж как попёрли из депутатов? – по-дружески рассмеялся я, – да и вернее всего, вы не только в этой системе успели настроение подпортить тем нормальным служащим, слугам то народа.

– А толку то? Толку то нет, и не было, да и вряд ли когда будет!

– Здорова дядь Паш! – выкрикнул уже слегка поддатый инвалид Саня, ехавший нам навстречу в кресле, – на обед сегодня суп гороховый, естественно без копчёностей и бигос с сосисками!

Саня в прошлом, до инсульта был поваром и слыл по некоторым меркам и направлениям как профессионал, а именно: профессиональный повар в мясной специфике, а ещё он был тот профессионал, который ни разу не уныл, став инвалидом, а также, ну в качестве дёгтевого бонуса, он стал, а впрочем, как и прежде был он профессиональным и весёлым алкоголиком. И мастерство, особенно последнего фактора, в его положении было очень важным делом, он знал это и чтил, и потому его никто и никогда не наблюдал в непристойном состоянии. Нет, то, что он постоянно был на веселее – это бесспорный факт, но именно ту профессиональную грань меры он всегда чётко ощущал. И в добавок к тому, Саня, хоть больше и на словах конечно, но всё же, он состоял когда-то в гильдии поваров, отчего его комментарии и публичные рекомендации местная столовка выслушивала регулярно, ни без веской на то причины конечно но, тем не менее, да и вообще какая-то поглощающая тень безразличия среди персонала была в принципе явлением повсеместным и вполне нормальным. Тем временем мы все вместе, всей второй сменой толпясь понемногу, продвигались к дверям столовой. Дядя Паша всё никак не унимался, одновременно рассказывая что-то мне и параллельно приводя примеры и доводы всем прочим интересующимся. Старик то умный, интересный собеседник, но не в таком же объёме, я думал как-то планомерно втиснуть подобные встречи в послеобеденный распорядок дня, дабы по уму отдыхающего рассредоточить все свои силы по расписанию, но одного я не учёл. Я не знал и вовсе не ожидал, что интереснейший никому не нужный и всё трезво видящий депутат в отставке, что он в этот же самый вечер уже покинет санаторий, этого я не учёл.

– Что ж, – подумал я, присаживаясь за стол и озираясь по сторонам, – если сфера интеллекта убывает, значит, – я ещё раз изумлённо оглянулся, – значит, прибудет сфера клоунов или цирк целиком прибудет, – к странными соседями подоспел официант с телегой. Я заглянул к себе, повернулся к соседям, пристально рассмотрел сервировочную тележку, даже украдкой прошёлся взглядом по всем доступным глазу столам но, ни у кого не было, ни бигоса, ни горохового супа, о которых так открыто и уверенно заявлял Саня. Сегодня в меню дня у всех был борщ и пюре с тефтелей, – странно, – уже вслух подумал я, – странно, а значит, будет весело.

Беседка

К вечеру, весьма неторопливо, быть может, даже чересчур расслабленно и лениво я пешим ходом инспектировал некоторые близлежащие коротенькие маршруты заповедника, при этом я намерено заставлял свою именно телесную лень сходить практически на нет. Царствие своей лени я оставлял исключительно лишь на территории размышлений, сомнений и целого чердака прочих бредовых идей. Я старался не гулять где не надо, даже порой вполне осознанно стремился не пересекать некоторые протоптанные тропки, ведущие прямиком к поселковому или же к придорожному маркету. Ведь только окажись на линии этой самой тропы в то нужное время, что в народе называют «законом подлости» и тут же прицельно оказываешься в поле зрения какой-либо сердечного, добродушного, чрезмерно голодного до общения индивида, или ещё шибче, можешь оказаться в объятиях весьма радушной, открытой и щедрой компании. А таковых по всем тем заданным направлениям движется уж не одна дюжина, целая вереница словно бы какой-то алкогольно-курортного конвейера одиноких душ. Вечер стоял чудесный. Ещё толком не прогретая весенняя атмосфера хвойного леса украдкой откуда-то из глубин, из своих тайных закромов посылала навстречу каждому, едва ли касаясь лица плавные дуновения своей былой стужи, волны которой так невероятно плотно, отчётливо и нежно переплелись с мириадами ласковых потоков предзакатного, огненно-оранжевого солнечного мая. Совершенно не хотелось думать, так стоял бы замерев вместе со временем в этой неге равновесия и непричастности ни к чему, но спрятаться и быть незаметным в этом мире весьма сложно, почти невозможно.