– Иди Миша и Франсуа (других имён французских он не знал) прогони.
И Миша пошёл. Под крики радости, ибо нет лучшего праздника в лесу, окромя послать на бой героя, но самому таковым не оказаться.
Долго идти не пришлось. Оказалось, французик через три поляны под кустом малины спал.
– Эй, вставай! Вставай и выходи на бой! – отважно крикнул Миша, особо не задумываясь о последствиях. – Ужо я тебя сейчас… – медведь стушевался, вспоминая Свирепого наказ, но собрал мысли в кучку, и со всей дури проревел: – Отведай силушки медвежьей. Не топтать тебе больше землю русскую. Не есть малины… – далее медвежий бас кончается и начинается чавканье, от оного спящий в себя и пришёл, если что, и спросонья поинтересовался:
– Чего изволите, любезнейший?!
Тут бы Мише вдарить врагу промеж глаз наглых, но нет же, он продолжил уничтожать малину, очень-очень вкусную, кстати, ибо лесная ягода очень полезна, кто пробовал, тот поймёт, даже если не медведь.
Не стал Франсуа медведя отвлекать, встал и дальше побрёл.
А на поляне в это время опять паника. Сове сослепу показалось, что иностранец Мишу съел. Сама она того не видела, но чавканье стояло на всю поляну. Знать иноверец силу имеет и дюже прожорлив.
Заяц осмотрелся, другое ухо почесал и волков к себе подманил. Те подошли, оскалились.
– На вас серые у меня одна надёжа и осталась, – сказал Заяц. – Навалитесь на Франсуа по-волчьи – всей стаей и отомстите за медведя-богатыря.
Деваться волкам некуда. Отступать ясень пень тоже, тем более клялись защищать заячью нору, как дом родной. Вздохнули серые и рванули наперерез французу, всей что не есть стаей – это вам не хухры-мухры, а цельных три волка.
Бежали волки, и друг друга подбадривали:
– Р-р-разорву! – рычал первый.
– Р-р-рот порву! – рычал второй.
– Р-р-р… – тихонечко рыкнул третий и, остановившись, скуля, закончил: – Не, я на такое не подписывался.
Другие волки тоже остановились. Принюхались, ветер как раз в их сторону подул.
– Чуете братцы духан какой прёт? – спросил, тот, что только что скулил.
Оба серых, носы сморщив, кивнули, а через пару секунд вся стая назад на поляну бросились за противогазами, которых в лесу отродясь не было. Настоящий французский парфюм он для мужчин, а не для зверей. В нём буйство страстей и эмоций! Аромат раскрывается звонкими яблочными аккордами, приправленными сладостью смородиновых ягод и свежестью ананаса. На фоне ощущаются лёгкие вкрапления бергамота. Яркие цитрусовые аккорды создают превью для вступления сердечных нот: жасмина, пачули и розовой эссенции. Образуя колоритный и многогранный запах, они сливаются воедино, с каждой минутой начиная звучать всё менее выразительно. Последний всплеск жасминовых оттенков – и в игру вступают шлейфовые нотки, представленные мускусом и ванилью. Они и ответственны за деликатную сладость, но для волков всё это не имело абсолютно никакого значения. Им серым казалось, что враг совершил на них газовую атаку.
Вернулись волки, доложили, глаза пряча, что зацепило их облако газа импортного. И чтобы никто не отравился запахом от их вонючих шкур, уползли прочь.
Все, кто на поляне находился, запаниковали пуще прежнего.
Усугубляло ситуацию появившаяся на поляне вонь и отсутствие у зверей противогазов, правда, кто успел, повязал свои рыла белками.
– Привет! – крикнул выглянувший из-за дерева Франсуа.
Тут надо понимать, что вмиг на поляне остались только Заяц и подслеповатая сова. Впрочем, Свирепый врага ждал, а сова, приглядевшись, дала дёру, оставив опосля себя запах совсем непохожий на парфюм.
– Привет! – отдышавшись, твёрдо сказал Заяц. – На смертный бой поди звать будешь? Пойдём уже, не будем зря время терять. Отойдём только чуть-чуть, не хочу вход в нору кровью запачкать…
Франсуа ехидно ухмыльнулся во все три зуба, виниры он предусмотрительно снял, и ответил:
– Не, это я так. Мимо проходил. Гляжу – поляна. Дай, думаю, загляну. Я же эту в массы несу… как её… культуру, во! Понимать надо!
– Культура – это очень важно, – согласно закивал обоими ушами Заяц. – А то ходят тут всякие. Ни тебе здравствуй, ни до свидания. А потом леса горят, – высказался о наболевшем Димон. – Ты, кстати, медведя не встречал?
– Так, в малиннике он.
Заяц благодарно посмотрел на француза, не каждому зверю суждено испустить дух в любимом месте. Ситуация накалялась. Враг явно чувствовал свою силу, а в бой вступать не торопился. Левое ухо у Свирепого нервно дёрнулось…
– Может, перекусим? – спросил Франсуа, улыбаясь.
У Димона дёрнулось правое ухо. Ингредиенты для приготовления зайца по-французски он знал наизусть:
? 1 тушка зайца-русака;
? 200—300 грамм сала кабана;
? 300 миллилитров несладкого йогурта;
? 3 чайных ложки столового уксуса;
? 200 миллилитров сметаны 15%;
? 3 чайных ложки лимонного сока;
? по 1 чайной ложке карри, кардамона, куркумы.
Способ приготовления тоже помнил, хотя тот и был в лесу под запретом: нашпиговать зайца кусочками сала, уложить на блюдо, смазать сметаной. Готовить… Свирепый мысленно оборвал себя и, сплюнув, приготовился к бою.
– Полдень уже! – Француз с недоумением посмотрел вверх, на солнце, которое явно шло к закату. – Упс! Впрочем, неважно. Будем ужинать. У меня тут хлебушек, сальце солёненькое, яйца, бутылочка Хеннесси.
– Хеннесси – это хорошо, это нам любо. Пошли ко мне. Гостем будешь. – И Димон, расслабив уши, посторонился, пропуская француза в свою трёхэтажную нору.
* * *
– Ты меня уважаешшь?! – Заяц пытался грозно посмотреть на Франсуа, но вышло не убедительно. Левое ухо норовило своим концом попасть в чарку, правое вообще улеглось на спину и нагло дрыхло. С глазами тоже оказия приключилась, перед собой Димон видел не одного, не двух, а сразу трёх французов, ещё удивлялся, что они как китайцы все на одно лицо.
– Увжаю, – пьяно кивнул в ответ иноземец.
– Пчему?! – Свирепый требовательно уставился на Франсуа.
– Потому што, во-первых, Хеннесси супротив медовухи говно, а, во-вторых, наливай…
– Бухло в лесу – не проблема, – Заяц, покачиваясь, добрёл до сваленной в углу моркови, которая использовалась в качестве закуски и, прихватив очередной кувшин медовухи, вернулся к столу.
– Ух, хороша зараза, – выпив до дна очередную чарку, заявил Франсуа. – Только я встать не могу – ноги не держат.
– Не можешь или не хочешь?
– Не могу, – печально вздохнул француз.