Напарник

Черт, дело даже хуже, чем он предполагал!

– А можно не смотреть? – спросил он, машинально сунув руку в карман.

– Здесь не курят, Морозов, – сухо напомнил Дубинин.

И еще суше добавил:

– У тебя две минуты.

Он просунулся в дверь кабинета Слепцова, доложил о себе и втянулся туда целиком, оставив Романа наедине с серой папкой.

Тот помедлил, зная, что ему достаточно десяти секунд, чтобы понять суть дела.

А две минуты, отпущенные ему Дубининым, – это для того, чтобы он успел прийти в себя перед тем, как показаться на глаза шефу.

«Откуда они до сих пор берут такие папки? – подумал Роман. – Кажись, их выпуск прекратили еще в середине прошлого века. А вот поди ж ты, все еще пользуются. Велики запасы у нашей Родины».

Он вздохнул, понимая, что, отсрочивая неизбежное, пытается обмануть себя, развязал тесемочки, довольно-таки туго завязанные, и поднял твердую обложку.

– Твою мать, – в голос сказал он, благо в кабинете он находился один, и делать ему замечания, кроме Юрия Владимировича Андропова, висевшего на стене в серебристой рамочке, было некому.

В папке лежал один-единственный лист.

Стараясь не смотреть на фотографию, значившуюся в верхнем правом углу, Роман одним взглядом вобрал короткий текст, закрыл папку и закурил.

Крохин.

Снова он.

Чего угодно ожидал он, но только не встречи с этим выродком. Майор Виктор Крохин когда-то был агентом ГРУ. Потомственный разведчик, сын погибшего от рук ЦРУ полковника Крохина, близкого друга генерала Слепцова. Слепцов и вырастил Виктора, считая его своим сыном и верным защитником Родины. А сын предал и отца, и Родину, и новых хозяев, и наверняка еще многих и многих. Если что и было для него святого, так это деньги, и этому-то фетишу Крохин служил верой и правдой, не ограничивая себя ни укорами совести, ни скромностью в аппетитах.

Дважды их сводила судьба с Романом. В Ираке, где Крохин, переметнувшись на сторону Аль-Каиды, торговал похищенным российским оружием, и в Иране, откуда Крохин задумывал небывалую по размаху и дерзости террористическую акцию. После первой их встречи Роман был уверен, что Крохин погиб. После второй, во время которой он едва не погиб сам, Роман надеялся лишь на то, что, сорвав акцию, навсегда лишит Крохина охоты сталкиваться с ним снова.

Но он ошибся.

Крохин не только снова встретился на его пути. Он сам напросился на встречу. И уклониться от нее Роман никак не мог, сколь бы ни велико было его желание. Ибо от подобных встреч не уклоняются.

В скупом сообщении Интерпола значилось следующее: задержанный на территории Германии по подозрению в организации теракта Макс Гольц признался в том, что он бывший майор ГРУ Виктор Крохин. Далее он сообщил о том, что им было организовано несколько терактов, и назвал факты, подтверждающие его участие в них. Далее он потребовал встречи с капитаном ГРУ Романом Морозовым, обещая, что только ему он может открыть некий секрет, который предотвратит гибель тысяч, а возможно, и миллионов человек.

Больше к сказанному Гольц-Крохин ничего не добавил, заявив, что в следующий раз заговорит лишь тогда, когда увидит капитана Морозова.

И теперь Берлинское бюро Интерпола настоятельно просит Москву как можно быстрее прислать в Германию вышеупомянутого капитана Морозова, ибо Крохин предупредил, что акция состоится на следующей неделе и промедление смерти подобно.

Ну и как тут было не закурить, невзирая на суровое предупреждение Дубинина?

«Надо было подохнуть в джунглях Венесуэлы, – думал Роман, сделав несколько затяжек и тщетно выискивая, куда бы стряхнуть пепел. – Все равно этот гаденыш замыслил такую пакость, что мне головы не сносить».

Он перегнулся через стол и стряхнул пепел в корзину для бумаг.

«А может, устроить себе самострел? Ну, или оттяпать палец, на худой конец. Вот! Сослаться на то, что мне еще худо от венесуэльского яда. Брякнуться на коврик, пустить пену, ногами побрыкать… Нет, не пройдет. Им нужен я, такой, как есть, и отсутствие пальца или даже всей руки их не остановит. Он все рассчитал. Будь я хоть какой больной или увечный, Слепцов пошлет меня в Германию и глазом не моргнет. И разбирайся там, как хочешь».

– Мне только пожара здесь не хватало, – появляясь в дверях, сказал Дубинин.

Впрочем, сказал тихо. Дверь оставалась приоткрытой, и он не хотел, чтобы до Слепцова донеслось его замечание в адрес Романа.

«Все-таки он на моей стороне», – подумал Роман. На миг его посетила отчаянная надежда, что подполковник, будучи его куратором, сумеет найти весомые аргументы перед Слепцовым в защиту того, чтобы не отпускать подчиненного на заведомую гибель в Германию. Слепцов своего помощника уважал и с его мнением считался. Как-никак последние пять лет они шли рука об руку, а это немалый срок для подобного рода сотрудничества.

– Спаси меня, подполковник, – сказал Роман так жалобно, что сам едва не прослезился.

Дубинин молча подошел, отобрал окурок и щелчком послал его в окно.

– Ознакомился? – кивнул он на папку.

– Так точно, – хороня надежду, упавшим голосом сказал Роман.

Дубинин сел за стол, установил локти точно друг против друга, свел брови в прямую линию, поправил манжеты, доведя их выступ из рукавов точно на полтора сантиметра, поправил значок на кителе. Делал он все это так сосредоточенно и любовно, что Роман как-то не решился ему помешать, влезая со своими вопросами.

– Ты чего сидишь? – спросил вдруг его Дубинин с удивлением.

Роман вздохнул.

– Иду.

Он поднялся, шагнул к двери, но в последний миг обернулся, точно что-то позабыв.

– А…

– После поговорим, – сурово отсек подполковник. – Вперед.

Роман кивнул и, как в пыточную, вошел в кабинет:

– Разрешите, товарищ генерал?

Дверь позади него тихонько щелкнула. Дубинин всегда знал, как в какой ситуации следует поступать.

– Проходите, капитан, – прокатился по кабинету генеральский бас Слепцова.

Роман сделал несколько шагов вперед, остановился у стола. Начальник отдела генерал Слепцов, сверкая золотом очков, наград и вставных зубов, с отеческой теплотой смотрел на него.

Что зубы сверкают – это значит, улыбается, дошло до Романа. Ибо демонстрировать свое советское прошлое подобным образом Слепцов не очень любил и улыбался разве что на приеме у начальства, да и то если это ему ничем не грозило. Принимая же подчиненных, и в частности капитана Морозова, Слепцов не улыбался никогда, и оттого его оскал показался сейчас Роману особенно зловещим.

– Садитесь, капитан, – спрятав пока зубное золото, приказал Слепцов.

Роман кивнул, сел на стул.

– Поздравляю вас с отлично выполненным заданием, – пророкотал генерал. – И с орденом. С этим, как его…

Он заглянул в бумажку.