Пленник времени

– Оставляй, всё сохраним, а шампанского мы с тобой всё же выпьем! А то уедешь надолго, когда мы с тобой ещё сможем посидеть? Ничего, не грусти, Геночка, что уезжаешь один в неведомые края, зато материально будешь обеспечен после загранкомандировки. Это я тебе из нашего опыта говорю, – и Зинаида Владимировна подняла полный бокал шампанского, налитого Симаковым. Сам же Симаков достал коньячные рюмки и бутылку французского коньяка с надписью на этикетке: «Martell».

– Давайте выпьем за то, чтоб наша дружба никогда не прекращалась, несмотря на время и долгие разлуки! Чтоб мы всегда помнили друг о друге и в трудную минуту могли прийти на помощь! Что бы в памяти нашей оставались только светлые и приятные воспоминания! Короче, за дружбу на долгие, долгие годы! – Симаков встал, чокнулся бокалом с женой, Генкой и маленькими глоточками стал пить коньяк. Генка последовал его примеру, а Зинаида Владимировна отпила немного шампанского.

– Я не могу сразу выпить так много шампанского, слишком газа много, – сказала Зинаида Владимировна, когда на неё укоризненно посмотрел Симаков, – я не ставлю бокал на стол, сейчас допью!

– Конечно, допьёшь, я не сомневаюсь, – улыбнулся Симаков, – я тебе ещё налью. Вся бутылка в твоём распоряжении, а мы с Генкой коньячку выпьем.

– Слушай, Васильич, а откуда у тебя такой коньяк? Я в наших магазинах такого коньяка никогда не видел, – заинтересовался бутылкой Генка.

– А в наших магазинах его и не продают. Это я в «Берёзке» на чеки Внешпосылторга приобрёл пару бутылок в Москве, – ответил Симаков, – скоро и ты сможешь также отовариваться. Кстати, Зина, я Генке пару сотен чеков дам, пусть что-нибудь в дорогу себе купит.

– Что ты спрашиваешь? Дай, конечно, не возражаю, – поддержала мужа Зинаида Владимировна.

– Да ну, зачем они мне? – начал отнекиваться Генка, – чего мне с ними перед отъездом делать? Есть у меня деньги, а заграницу всё равно больше тридцати рублей не дадут провезти. Придётся остатки денег в Москве на сберкнижку класть.

– Ты деньги советские можешь и положить, если у тебя будут оставаться, а на чеки купишь, хотя бы обувь и джинсы, да куртки в «Берёзке» продаются неплохие. Бери, бери, там в магазине много чего можно купить, не пожалеешь, – и Симаков протянул Генке пару сотенных купюр.

– Неудобно мне как-то, я же сам скоро заработаю, и будут у меня эти самые чеки, – начал мяться Кулаков.

– Заработать то ты заработаешь, а вот тратить их будешь ещё не скоро. Пока это ты в Союз вернёшься не меньше года пройдёт. Так что, бери и не возражай! Считай, что это наш подарок тебе перед отъездом, – и Симаков засунул купюры в карман Генкиной рубашки, – Будешь лететь в отпуск через Москву, пару бутылок французского коньяка прихватишь.

– Ладно, договорились, Васильич, обязательно прихвачу. Мне и самому такой коньяк понравился, лучше даже, чем армянский, – и Генка вновь поднял наполненную коньячную рюмку.

Когда бутылки с коньяком и шампанским опустели, Кулаков засобирался. Утром следующего дня у него был самолёт на Москву. Тепло распрощавшись с Симаковыми, Кулаков пообещал, что сразу после того как устроится в Афганистане, обязательно напишет и сообщит свой адрес. Обнявшись на прощанье, Генка вышел в тёплую ночь города. Никто не мог предположить, что друзья расстаются очень и очень надолго. Они надеялись увидеться через год, когда Генка приедет в отпуск, но обстоятельства сложились так, что в эту ночь они расстались больше чем на четверть века. Генка взял такси и уже через полчаса был в своей квартире, в которой ему предстояло провести последнюю ночь перед поездкой.

Глава 10

Оба заметно постарели, но всё равно они узнали друг друга с первого взгляда. Симаков заметно поправился. От когда-то пышной шевелюры остались лишь воспоминания. Однако это не портило его внешний вид и для своих лет он выглядел достаточно хорошо. Генри Кулен, он же Геннадий Петрович Кулаков, остался в своей прежней комплекции, размер костюма за последние тридцать лет он так и не сменил.

– Генка! Так и инфаркт получить можно! – почти прокричал Симаков.

– Привет Анатолий Васильевич! Что, не ждал? А я вот, собственной персоной из небытия и выплыл, – шутливо сказал Генка.

– Ах ты, чёрт! – и Симаков, не дожидаясь, когда Генка поднимется на площадку, по-молодецки сбежал навстречу Кулакову и крепко обнял его прямо на лестнице.

– Здорово, Васильич, здорово! Вот я и вернулся из командировки. А ты, небось, и не ждал? Я же тебе сказал, что обязательно вернусь, – не выпуская из объятий Симакова говорил Генка, – и я здесь!

– Я не верю, что это ты, совсем не верю! Это же надо, столько лет никаких весточек и вдруг… – бормотал ошарашенный Симаков, – пошли в квартиру, хватит на лестнице обниматься, пошли!

– Пойдём-пойдём, Васильич, я этой встречи ждал много лет, – и обнимая друг друга за плечи, оба стали подниматься по лестнице.

– А ко мне сейчас ещё должен какой-то сотрудник Колумбийского Университета приехать, о чём-то поговорить. Хотя я никогда и никаких связей с этим университетом не имел. Попрошу его перенести встречу на другое время, – растеряно начал говорить Симаков.

– Не надо ничего переносить, Генри Кулен – это я. И сотрудник – это я, и о встрече с тобой просил тоже я. Так что успокойся и пойдём, поболтаем немного, – успокоил Симакова Генка.

– А почему немного? Столько лет не виделись и только лишь немного поболтать? Нет, так не пойдёт! Будем болтать много и долго! И никаких возражений! А кстати, пару бутылок коньяка привёз? – уже с шутливой интонацией спросил Симаков.

– Конечно-конечно, но выпить их сегодня у нас не получится. Безусловно, мы с тобой опрокинем за встречу, но только не очень много. Почему? Я тебе объясню, и ты меня поймёшь, – заходя в двери квартиры сказал Кулаков.

– Попробую понять, хотя ничего не понимаю… Главное – ты жив и вернулся, а всё остальное – ерунда! Как-нибудь разберёмся, – всё также растеряно бормотал Симаков, усаживая Генку поудобнее в кресле и доставая рюмки для коньяка, – сегодня пьём мой коньяк, твой прибережём, когда Зина прилетит, – и Симаков взял протянутые Кулаковым две небольшие картонные упаковки с бутылками коньяка.

– А где Зинаида Владимировна? – огорчённо спросил Кулаков.

– В Москве она сейчас, с правнуком нянчится. Сын Егор дедом уже стал, но в данный момент он заграницей, торгпредом в Кении работает, а наша внучка, Даша, со своим мужем в отпуск к ним полетели на месяц, через недельку возвращаются. А маленького Генку оставили с Зиной, ему-то всего ещё два года – ответил Симаков, разливая свой коньяк по рюмкам.

– Как ты говоришь, твоего правнука зовут? – спросил Кулаков.

– Генка, а как же ещё? Внуков у нас не было, только внучка, а вот правнука твоим именем назвали. Жена Егора, невестка наша, против этого была. Говорит, ни к чему называть в честь погибших, хоть и друзей, несчастливая жизнь у него потом сложится. На что я категорически возразил, что тебя никто мёртвым не видел, а потому считаю тебя живым, ты рано или поздно объявишься. Как видишь, я прав оказался. Значит, у маленького Генки будет счастливая судьба! Давай выпьем за Генок, за тебя, в первую очередь, и за нашего маленького, – предложил тост Симаков.

– Давай выпьем, – поддержал Симакова Генка и поднял свою рюмку.

– Сейчас я ещё налью, и ты мне расскажешь всё по порядку, что случилось, и где ты пропадал столько лет, – с этими словами Симаков вновь наполнил рюмки коньяком.

– Нет, Васильич, сегодня я тебе ничего подробно рассказывать не буду. Для этого есть несколько причин. Первая: сегодня у меня не так много времени, а рассказ получится длинный. Вторая: нет твоей жены Зинаиды Владимировны и придётся рассказывать два раза, а мне, честно говоря, этого делать не очень хочется. Вкратце я тебе расскажу, чтобы ты не мучился размышлениями по этому поводу. В общем, был в плену, как и где, это потом. Семь месяцев в плену у афганцев, после ещё два с лишним года провёл в Пакистане. Итого получилось около четырёх лет в Афганистане и Пакистане, вместе с командировкой, разумеется. В Америку помог перебраться мой однокурсник по институту. Мы с ним в институтском общежитии в одной комнате жили, на последних двух курсах. А дальше… – Генка взял свою рюмку и медленно стал пить коньяк, не дожидаясь очередного тоста, – А дальше мне помог один американец, с которым я познакомился в Пакистане. Он то и устроил мою дальнейшую жизнь. Налей-ка ещё немного, – попросил Кулаков Симакова, – Как видишь, Америка меня приняла, а вот мой родной Советский Союз меня кинул, по всем статьям.

– Как так? Что-то я не пойму? – растерялся Симаков.

– Васильич, давай об этом потом поговорим. Сегодня я приехал к тебе не затем, чтоб плакаться или хвалиться. Просто очень хотелось тебя увидеть, услышать твой голос, с Зинаидой Владимировной пообщаться и конечно же с делом, которое не даёт мне покоя всю жизнь. Ты догадываешься о чём это я? Да-да, в этом году полнолуние стопроцентное, в то самое время. В связи с этим я сегодня в три часа дня уезжаю на нашу бывшую турбазу. Я уже обо всём договорился и в этом деле мне помощь не нужна, – Кулаков жестом приостановил попытки Симакова перебить его, – здесь всё нормально. Я к тебе вот с какой просьбой. Помнишь, я тебе оставлял коробку с документами? Она сохранилась?

– Обижаешь, Гена, у меня всё в сохранности и даже ледоруб Антона у меня в кабинете на стене висит, – сказал Симаков.

– Вот и хорошо! Тогда, Васильич, к делу. Пока я буду на турбазе, это получается около десяти дней, найди хорошего адвоката. Покажи ему документы Антона. Мне необходимо знать, можно ли на основании этих документов получить новый, современный, желательно заграничный паспорт. У меня стопроцентная уверенность в том, что в этот раз я вытащу Антона из этой ловушки. То, что он до сих пор жив, я нисколько не сомневаюсь. На это у меня есть веские причины, о которых я тебе расскажу позже. Давай выпьем за успех долгого мероприятия по спасению Антона, – оба приятеля молча, и не спеша, опорожнили рюмки.

– Я найду, Гена, адвоката. У меня есть хороший адвокат на примете, специализирующийся как раз в области гражданских прав. Всё узнаю и сделаю. Кстати, не в обиду будет сказано, а почему ты не предлагаешь мне сходить с тобой к скалам? – вдруг неожиданно спросил Симаков.

– Да нет, Васильич, ты меня не обижаешь, скорее всего наоборот, это ты на меня должен быть в обиде, что я тебя не зову в этот раз с собой. Ты мне сейчас нужен здесь, в городе. Без тебя оформить должным образам документы Антона мне будет не по силам. У тебя, всё-таки остались кое-какие связи, на что я очень надеюсь. И извини меня, Васильич, что я к тебе не приехал в первый же день моего прилёта сюда. Я специально затянул визит к тебе, чтоб у тебя не оставалось времени за мной увязаться. Я два дня как уже здесь, – и Кулаков виновато посмотрел на Симакова.

– Ах ты, негодник! Два дня здесь и только сегодня заявился? Я столько лет ждал, верил, что ты жив и вернёшься, а ты украл у меня два дня! – Симаков встал и со слезами на глазах подошёл к Кулакову. Тот тоже встал.

– Так надо, Васильич! – и Генка крепко обнял Симакова.

*****

По прилёту в Москву Кулаков сразу же направился в трест «Зарубежспецсвязь». Рабочий день в тресте уже близился к концу, но он успел застать своего куратора, Никитина Сергея Ивановича, с которым он общался несколько раз по междугороднему телефону. Никитин зарегистрировал прибытие Кулакова, дал ему направление в гостиницу и объяснил, что предстоит сделать Кулакову в ближайшие три дня до отлёта в Афганистан. Из этих объяснений Кулаков понял, что эти три дня ему придётся помотаться по Москве со сбором подписей и печатей на вручённом ему Никитиным «бегунке». К «бегунку» Никитин приложил и расписание, в котором указывалось где и когда Кулакову назначены встречи для собеседования и инструктажа. Буквально утром следующего дня, в 10 часов ему надлежало явиться в ЦК КПСС, для собеседования. Затем в три часа дня, аналогичный инструктаж в Министерстве связи. Между делом необходимо было ещё сдать профсоюзный билет и получить роспись и штамп на «бегунке» от ВЦСПС. На второй день предстояло посетить ещё пять или шесть различных ведомств с одной целью – получить удостоверенную печатью подпись.

На следующее утро, без десяти минут десять, Кулаков вошёл в дверь третьего подъезда ЦК КПСС. В холле уже находилось человек 18—20, по всей видимости таких же соискателей подписей с печатями, каким был Кулаков. С двух сторон довольно широкой лестницы, ведущей наверх, стояли два офицера в зелёных фуражках. Генка подошёл к одному из них и подал своё направление на инструктаж. Офицер попросил предъявить паспорт, после чего сверился со списком, лежащим рядом на маленьком столике, коротко бросил: «Ожидайте», – и положил Генкин паспорт рядом с кучкой других паспортов. Без одной минуты 10, по лестнице спустился представительный мужчина с листком бумаги в руках. Он пояснил, что сейчас зачитает фамилии, прибывших специалистов на собеседование, и, каждому назовёт номер кабинета, куда следует пройти. Кулакову достался восьмой кабинет. Мужчина пригласил всех на второй этаж и показал кабинеты для собеседования.

В восьмом кабинете Кулакова встретил приветливый пожилой мужчина. Представившись инструктором ЦК КПСС, он пригласил Кулакова присесть и начал свой инструктаж. Ещё Симаков предупреждал, что с Генкой будут проводить подобные беседы и рекомендовал не задавать вопросов, а если будут что-то его спрашивать, то отвечать, как можно коротко, что-нибудь типа «да» или «нет». Почти 40 минут инструктор говорил о том, что советскому человеку, находясь за границей, следует быть внимательным и осторожным. Не поддаваться ни каким соблазнам и провокациям, которые могут устраивать агенты иностранных разведок в отношении советских специалистов, работающих за рубежом. По окончании своей лекции инструктор спросил Кулакова всё ли ему понятно и, получив короткий утвердительный ответ от Генки, взял его «бегунок», расписался и поставил штамп со своей фамилией и должностью. Кулаков попрощался и вышел в коридор. Почти одновременно с Генкой из других кабинетов стали выходить люди, прошедшие собеседование. Офицер, стоящий в коридоре возле лестницы, внимательно проследил за тем, чтобы все прошли к выходу. На выходе Генка забрал свой паспорт у часового и про себя отметил, что в холле собралась новая партия людей.

«Сколько же людей в день проходит этот дурацкий инструктаж?», – подумал Генка. Получалось, человек 20 в час, в день, человек 140—160. Но не количество человек, получивших инструктаж удивило Генку, а количество инструкторов проводивших индивидуальную беседу со специалистами, отправляемыми на работу за рубеж. Генка никак не мог вникнуть, почему бы нельзя собрать человек 100, если это много, то человек 50, в одном зале и провести для всех лекцию на тему: «Как надо вести себя советскому гражданину за рубежом». Такую лекцию мог прочитать один инструктор и за три часа пропустить те же 150 человек. Зачем держать 20 инструкторов и каждому платить, как минимум зарплату превышающую зарплату рядового инженера в 1,5 – 2 раза?! На этот, сам себе заданный вопрос, Кулаков логического ответа не нашёл.

До собеседования в Министерстве Кулаков успел побывать в ВЦСПС и сдать свой профсоюзный билет. В Министерстве инструктаж был почти идентичным что и в ЦК КПСС. Правда, здесь он проводился не индивидуально. Вместе с Кулаковым пришло ещё три человека, но все направлялись в разные страны. Так в суете незаметно пролетел весь день.

Генкин «бегунок» требовал ещё несколько подписей. Во второй день Кулаков без труда собрал недостающие подписи и ближе к концу рабочего дня подъехал в трест, к своему куратору. Он отдал Никитину все свои справки, документы и «бегунок», взамен получил загранпаспорт и билет на самолёт. Кулаков глянул на дату и время вылета. Рейс был на завтра в 10 часов вечера. «Хорошо, – подумал Генка, – завтра есть время побродить по Москве, может и в „Берёзку“ загляну, чеки отоварю. А в принципе, мне ничего и не надо, – продолжал размышлять Генка, – но всё-таки поеду, посмотрю». С этими мыслями он вернулся в гостиницу, устроился поудобнее в кресле перед журнальным столиком в холле гостиницы и принялся рассматривать купленные газеты.

Утром Кулаков спросил администратора, где находятся магазины «Берёзка» и как к ним проехать. Очаровательная девушка протянула ему буклет, где были перечислены все филиалы магазина с их адресами и телефонами. Выяснив, какой находится ближе всего, Кулаков тут же отправился по адресу. Магазин, куда приехал Генка, торговал одеждой и обувью. Когда Кулаков подошёл к отделу, где висела верхняя одежда, неожиданно вспомнил, что с собой в Афганистан он не взял ничего из тёплой верхней одежды, да и с обувью дела обстояли не лучше. Всего-то пара летних туфель, которые были сейчас на нём, да кроссовки в чемодане. На дворе было лето и эта деталь в суматохе сборов, как-то выпала. Пришлось исправлять эти ошибки. Генка выбрал лёгкую, но тёплую куртку, на гагачьем пуху, финского производства, и тёплые зимние сапоги, тоже финские. От чеков, которые ему подарил Симаков, ничего не осталось. Ещё раз вспомнив Симакова добрым словом, мысленно поблагодарив его за такой подарок, Генка в другие филиалы магазина «Берёзка» не поехал, не было смысла. При входе в магазин, требовали предъявить чеки Внешпосылторга, а их у него уже не было. Вернувшись в гостиницу Кулаков упаковал купленные вещи в чемодан, а затем направился в центр Москвы, побродить по улицам и площадям.

Регистрацию и посадку на рейс объявили точно по расписанию. Без всяких задержек Кулаков прошёл таможенный и пограничный контроль. Удобно расположившись в кресле самолёта возле окна, Генка решил вздремнуть, пока самолёт наберёт высоту. Но заснуть мешали бесконечные объявления и стюардессы, постоянно предлагающие то какие-то сувениры, то напитки. В Ташкенте самолёт приземлился для дозаправки и через час опять был в воздухе. В семь часов утра по местному времени самолёт приземлился в аэропорту Кабула. Пройдя пограничный контроль, Кулакова встретил переводчик с контракта, куда направлялся Генка. Виталий Мищенко, как представился переводчик, помог заполнить таможенные декларации и вместе с Кулаковым получил его багаж и провёл через таможенников.