Николай Кузнецов. Непревзойденная легенда

В конце 20-х годов страну захлестнула волна по выявлению лиц, участвовавших в белом движении, изобличению «чуждых элементов». Широким фронтом проходило раскулачивание, а также проводились всевозможные чистки рядов. Не обошли подобные меры заводской поселок Талица и Талицкий лесотехникум. В ноябре 1929 года был исключен из техникума Иван Бадер, приехавший из Ирбита с формулировкой «социально чуждый элемент». Исключили из комсомола Федора Белоусова, как лицо увлекающееся чтением запрещенного в то время поэта Есенина. Попал в «черный список» исключенных из техникума учащийся Яковенко. Грозовые тучи стали сгущаться над студентом III-го курса Никанором Кузнецовым.

Вероятно, по одной из версий, был тот факт, что враждебно настроенные односельчане, проявив «пролетарскую политическую бдительность», написали донос в райком партии и письменно изложили о скрытых фактах: «В техникуме учится комсомолец Никанор Кузнецов, который скрывает свое происхождение, сын зажиточного, отец его, Кузнецов И.П., эксплуатировал чужой труд, при колчаковцах был старостой, участвовал в поимке активистов, отступал с белогвардейцами».

Такие обвинения в тот период звучали как приговор. На запрос сотрудников райкома ВКП(б) в правление коммуны «Красный пахарь» и к председателю Рухловского сельского совета в первых числах декабря были составлены письменные четыре справки № 1538 с подтверждением данных фактов. Председатель сельского совета собственноручно писал: «Справка. Дана в том, что отец Кузнецова Никанора Ивановича Кузнецов Иван Павлович был лишен права голоса за то, что отступал с белыми до Красноярска, а семья его отступала до Омска…»

Этих документов оказалось достаточным для дальнейшего проявления «пролетарского сознания». Нику вызвали на бюро ячейки комсомола, попросили предъявить комсомольский билет и стали расспрашивать о семейном положении. В заключение, подробно просмотрев комсомольский билет, секретарь ячейки обвинил Нику в умышленном обмане комсомольской организации и скрытии своего кулацкого происхождения.

Выписка

(орфография и стиль документа сохранены)

Из протокола № 4 заседания бюро ВЛКСМ при Т.Л.Т. от 5-го декабря 1929 года.

§ 4. Слушали: Выявление социального происхождения уч-ся Т-ма комсомольца Кузнецова Н.

Семенов Ф. зачитывает справки, выданные Рухловским с/советом, которые характеризуют отца Кузнецова Н. – Кузнецова Ивана Павловича как кулака, белобандита, отступавшего с белыми войсками до Красноярска…

Кузнецов Н. «…сам я воспитывался в пионерах и комсомоле, а потому воспитался в духе коммунизма и стал работать в деревне с массами, неуклонно проводя политику партии и Советской власти. Никаких реплик со стороны бедноты не бывало, беднота мною оставалась всегда довольна, и я получал от общественных организаций только благодарность. Но кулак зол на меня, т.к. я в своей деревне их нажимал по хлебозаготовкам. Я политике партии верен и массы от меня не отнимут, я там работал и буду работать сейчас. Постановление об исключении меня из комсомола будет неверно и преждевременно».

Постановили: Руководствуясь представленными справками Рухловского с/совета и другими дополнительными материалами, говорящими за то, что Кузнецов Н. происходит из семьи антисоветского чуждого нам элемента, от которого мы очищаем комсомол, а поэтому Кузнецова Н. из комсомола исключить и просить президиум совета Т-го Лес-ма об исключении из числа уч-ся тех-ма.

Комсомольским собранием не утверждалось.

Ответств. секр. Семенов.

Подлый удар, спланированный интриганами-карьеристами, был для Ники более чем неожиданным. Интуитивно он понимал, что под лозунгом борьбы с кулачеством с ним и его родными некоторые односельчане сводили личные счеты. Он был исключен из комсомола, в то время такое обвинение носило характер «социально негодного элемента», и отчислен из техникума с последнего курса за полгода до окончания. Обратившись к составу бюро ячейки и руководству техникума, он произнес: «Здесь произошла ошибка. Мне выразили политическое недоверие. Но вы еще услышите обо мне. Я докажу, что со мной поступили несправедливо».

Ника ушел из техникума со слезами на глазах. Потрясенный случившимся, он искал выход, пытался в общении с товарищами и знакомыми найти и предпринять хоть какой-то компромиссный шаг. Его не впустили в дом давно ему знакомые люди, отвернувшись, боялись стать запятнанными. По-человечески тепло в те дни к нему отнеслись учительница школы-семилетки Ракульцева Таисия Александровна и его старшая сестра Агафья Ивановна.

В последних числах декабря 1929 года Нике Кузнецову по его просьбе в техникуме была выдана справка д. № 5. вход № 482, в которой упоминалось, какой объем учебных занятий был прослушан и по каким предметам с 1927 г. по 1929 год.

Уверенность в том, что несправедливые решения будут исправлены, и высокая степень устойчивости помогли Нике выстоять, не опустить руки.

Возможно, закончил бы Ника Кузнецов лесотехникум и работал лесничим в Уральских лесах. Но судьба распорядилась иначе, подводя его к той грани, к тому решающему шагу, от которого начинался путь становления прирожденного разведчика.

Ника переезжает домой в родную Зырянку. К тому времени по решению собрания коммуны дом Кузнецовых был разобран, часть бревен и теса были перевезены для постройки пекарни, оставшаяся часть была в разобранном виде брошена возле бывшей усадьбы. По воспоминаниям односельчан, мать, Анна Петровна, часто приходила на место разобранного дома и горько плакала от горя и обиды. Коммунары жили в бараке, возведенном на пашнях коммуны, ютились в маленьких комнатушках, отгороженных досками и занавесками. Анна Петровна работала на кухне, младший брат Виктор учился на курсах трактористов.

В коммуне Ника работал на заготовке дров, убирал в коровнике, ухаживал за скотом. Он неоднократно пишет в окружком ВЛКСМ, в конфликтную комиссию заявления о восстановлении его в комсомоле.

В Талицкий райком партии в очередной раз поступили доносы о том, что в коммуне «Красный пахарь» есть кулаки. Некоторые враждебно настроенные односельчане в очередной раз пытались свести счеты с семьей Кузнецовых. Прибывшая комиссия во главе с уполномоченным райкома провели проверку с последующей чисткой рядов коммунаров. Не помогли заверения председателя правления коммуны Харитонова Николая Ивановича. Комиссия, выявив на месте принадлежность к кулацкой среде семьи Кузнецовых, постановила: «Кузнецову Анну Петровну, Кузнецова Никанора Ивановича и Кузнецова Виктора Ивановича исключить из состава коммуны «Красный пахарь». Вынесли выговор и председателю Харитонову. Анна Петровна от переживания и невзгод тяжело заболела, в одночасье лишившись крова над головой, какой-либо работы и последнего оставшегося имущества. Семья Кузнецовых была вынуждена переехать к родственникам, жившим на железнодорожной станции Поклевская.

Начиная с 1927 года и по 1931 год коммуну «Красный пахарь» возглавлял Харитонов Николай, он же являлся и секретарем партийной организации. Из воспоминаний Харитонова Николая Ивановича: «В начале 1930 года, зимой, однажды ночью кто-то постучал в окно. Ночным гостем оказался Никанор Кузнецов. Он попросил не зажигать огня и сказал, что пришел за советом и сегодня же уйдет. Кузнецов разделся, обогрелся возле печи и обратился с такими словами: «После того как меня исключили из комсомола, из техникума и из коммуны, я потерял кров, хлеб и семью, мне остается, кажется, только одно – взять большой нож и выйти на большую дорогу, если это не так, то посоветуйте, что мне делать? Куда податься?»

Они просидели всю ночь. Харитонов старался убедить Нику, что его изгнание – это искаженная политика партии, что надо апеллировать, доказывать свою правоту. Кузнецов не возражал, но высказывал: «Для этого нужно время, надо где-то жить и что-то кушать, а на работу меня, как кулака, не принимают». На тот период на руках у Кузнецова не было никаких документов, кроме зачетной студенческой книжки и справки.

Согласно постановлениям Совнаркома СССР, члены колхозов, коммун, артелей не могли менять место работы и жительства без справок, составленных и заверенных председателями. Это отчетливо понимал Харитонов, он вместе с Кузнецовым Иваном Павловичем организовывал кредитное товарищество и состоял в дальних родственных связях с семьей Кузнецовых. Ему по-отечески было тревожно за судьбу Ники. На тот момент это было единственное подстраховочное звено.

Утром Николай Иванович написал Кузнецову справки от правления коммуны и заверил их печатью. Воспользовавшись тем, что в зачетной книжке имя и отчество Кузнецова были написаны инициалами «Н.И.», председатель «на всякий случай» во всех документах написал имя-отчество «Николай Иванович» и полушутя добавил: «Теперь будем с тобой тезками». Харитонов выдал Нике питание из расчета на пять дней, чтобы он мог съездить в Свердловск и попытался восстановиться в областном комитете ВЛКСМ. Наиболее вероятной версией является тот факт, что с этого периода 1930 года Кузнецов по документам стал не Никанор, а Николай Иванович.

По дороге в Свердловск Ника случайно встретил студента лесотехникума, товарища по учебе Ивана Исыпова. Иван, по стечению обстоятельств, направлялся в Уралоблоно решать вопрос о выдаче ему стипендии. Исыпов учился в ТЛТ с третьего курса, так как перевелся из Соликамского лесного техникума. В двадцатые и тридцатые годы в Талицком лесотехникуме много студентов училось из Коми-Пермяцкого национального округа как по дневной-очной форме обучения, так и заочной и экстерном.

Неоднократно летние практические занятия Исыпов проходил в лесоустроительных партиях окружного землеуправления Коми-Пермяцкого округа. Исыпов отличался открытым, уверенным взглядом, и студенты между собой его называли Иван-пермяк. Иван по-товарищески поддержал в трудный момент Кузнецова и, как один из немногих, подсказал ему, что в их крае очень нуждаются в подготовленных специалистах по лесному делу. Он обстоятельно рассказал Нике, что каждой весной при лесном отделе окружного земельного управления набирают лесоустроительные партии по обустройству лесов. Вот только не хватает специалистов-таксаторов, и посоветовал ему переехать в Кудымкар. Он заверил, что его могут взять и без диплома, и настоятельно посоветовал обратиться к окружному лесоводу Зырянову Александру Федоровичу. Такой доверительный, откровенный мужской разговор Кузнецов запомнил дословно, благодаря точной организации памяти.

В апреле 1930 года Николай Кузнецов переезжает в Кудымкар – столицу Коми-Пермяцкого национального округа. Без средств существования, с одним фанерным чемоданом и несколькими справками на руках, выбрав, на его взгляд, единственный для него путь, в дальнейшем ассоциирующийся как классический пример работы высокого уровня профессионализма, вошедший в учебные пособия спецшкол многих стран мира.

По прибытию в Кудымкар Николая принимают на работу в «Коми-Пермяцкое земельное управление». Согласно приказу, «1930 год, апрель, 20. принят на работу Коми-Пермяцким Окрзу на должность помощника таксатора первого разряда по устройству Л.М.З. с одновременным исполнением обязанностей таксатора» по распоряжению заведующего окружным земельным управлением Овчинникова Семена Михайловича.

Старинное коми-пермяцкое село Кудымкар, имеющее на тот момент статус административного окружного поселка, немногим отличалось от завода Талица. Здесь готовили молодых специалистов в лесном, педагогическом и сельскохозяйственном техникумах, имелись также медицинская школа, краеведческий музей, кинозал, а также многочисленные учреждения и организации окружного админис-тративного центра. До революции в этом крае обладали большими владениями графы Строгановы. Язык коми-пермяков относится к финно-угорской языковой группе. Он сложный в произношении, по сравнению с ведущими европейскими языками. Коми-пермяцкий, коми-зырянский, удмуртский – на языках этой группы говорят эстонцы, карелы, финны.

Коренные жители занимались деревообработкой, выращивали лен, охотники вели пушной промысел. В этом крае необъятные, огромные площади занимали лесные массивы.

В Кудымкаре Николаю Кузнецову предстоит обрести новых знакомых, здесь судьба его сведет с участниками Гражданской войны и заслуженными опытными чекистами.

Первоначально две недели Николай жил в подсобном помещении, в конторе управления, затем стал снимать комнату у Тотьмянина В.М, проживающего на Пермяцкой улице. По завершению укомплектования лесоустроительной партии под руководством зав. лесоустройством Никольского Л.И. в первых числах мая партия выдвинулась к новому месту расположения. В состав этой группы специалистов был включен и Кузнецов. За летний сезон под селом Белоево им предстояло провести обследование лесных массивов на площади несколько десятков гектаров. Расчистка завалов, вырубка просек требовали невероятных физических усилий. Слабые не выдерживали таких испытаний, уходили. Вечером лесоустроители возле костра играли в шашки, пели песни, соревновались в стрельбе из винтовки.

Несмотря на трудные условия, в лесу у Кузнецова постоянно в полевой сумке помимо документов находились книги. Бусов Иван Яковлевич, работавший в лесоустроительной партии съемщиком, много лет спустя вспоминал: «Николай Иванович любил книги, никогда не расставался с ними. Читал дома после работы, брал с собой, читал у костра. Помню, как мы работали в лесу возле Белоево, друг за другом читали роман Фадеева «Разгром», хотя некоторые из нас уже читали его. Николай Кузнецов увлек всех, заинтересовал каждого, говорил: «Прочти обязательно, какие герои эти Метелица и Левинсон, как мужественно дерутся наши партизаны».

Таким же способом читали мы произведения Горького, в том числе роман «Мать», роман Фурманова «Чапаев», роман Серафимовича «Железный поток», первые книги романа Шолохова «Тихий Дон», стихи Маяковского, Есенина, Блока, произведения других писателей и поэтов.

Надо заметить, Николай всегда носил и книги на немецком языке, читал нам их у костра. Не забуду, как он декламировал стихи Гете, Гейне, Шиллера в подлиннике. Мы слушали его и ничего не понимали. До сих пор в голове стихи Генриха Гейне. Особенно отрывок из одного стихотворения: Мы новую песнь, мы лучшую песнь

Теперь, друзья, начинаем.

Мы в небо землю превратим

Земля нам будет раем.

Нам было непонятно, что влекло Николая Кузнецова к немецкому языку, какая сила заставляла изучать его. Мы советовали ему бросить это дело, предлагали другие занятия, но Николай был непреклонен, не только читал в подлиннике произведения немецких писателей, но и делал выписки из книг, даже на немецком языке подписывал свои фотографии».

Систематическая направленность в изучении и освоении немецкой лексики, письменности коренным образом отразятся на дальнейшем образе жизни. Увлечение перерастет в изучение языка и культуры Германии глубочайшим образом, впоследствии это изменит всю его дальнейшую жизнь.

Кузнецов уже в юношеские годы, находясь в Кудымкаре, обладал незаурядными способностями располагать к себе людей. Сравнительно за недолгий период он успел обзавестись новыми знакомыми из педтехникума и окружной больницы, различных учреждений. Его знали в райкоме комсомола, лесном техникуме и краеведческом музее. Благодаря своим восхитительным лингвистическим данным, Николай в течение первого года работы в Кудымкаре освоил произношение коми-пермяцкого языка в совершенной форме, что позволяло ему свободно контактировать с местным населением. Очевидно то, что сотрудники Окружного отдела ОГПУ не могли не заметить разносторонних интеллектуальных данных будущего агентурного сотрудника.

За летний период лесоустроительной партии, в которой находился Кузнецов, предстояло обработать огромные площади лесных массивов на Мечкорском и Лекубском участках Кудымкарской лесной дачи. При постоянной нехватке рабочей силы и прочих производственных неурядицах партия выполнила заданный объем уже в ноябре месяце. В зимние месяцы таксаторы занимались отчетной бухгалтерской документацией, подведением итогов выполненных объемов работ, составляли картографическое описание обработанной местности.

Еще летом братья Виссарион и Борис Николаевы, работавшие бок о бок с Николаем Кузнецовым, зная его предрасположенность к освоению немецкого языка, подсказали ему, что в педагогическом техникуме преподает математику и физику Вилесов Николай Михайлович. Николай Михайлович закончил физико-математический и историко-филологический факультеты Казанского университета. Любимец кудымкарской молодежи, составитель сложных шахматных партий, эрудированный наставник, отлично знавший коми-пермяцкий, латинский, французский и немецкий языки, Вилесов выписывал из Германии, Франции журналы и газеты, а также постоянно практиковался в произношении иностранных языков. Николай непременно выбирает удобный случай и обращается к Вилесову Н.М. с просьбой взять его в ученики по изучению немецкого языка. Кузнецов не один раз оказывался очевидцем шахматных партий между Вилесовым и преподавателем педтехникума Горбашевым Виктором Ивановичем.

Здесь следует отметить одну важную деталь: весь сеанс игры они общались только на немецком языке. Николай с восторгом наблюдал за такими «немецкими шахматными турнирами». Найти для себя преподавателя-наставника такого высокого класса было для Кузнецова большой наградой. Наставник и старший товарищ авторов, писатель из Кудымкара Конин Геннадий Константинович в своих воспоминаниях описывал: «Все, кто был участником игр и бесед Николая Кузнецова с Николаем Вилесовым, позднее вспоминали, что они за все время игры в шахматы не произносили ни одного русского слова. Говорили всегда по-немецки. Николай Михайлович учил молодого собеседника правильно произносить не только отдельные слова, но и целые предложения. Снабжал Кузнецова книгами и журналами, издававшимися непосредс-твенно в Германии. Часто своему ученику наизусть читал целые произведения известных немецких классиков»…

Феноменальная память, прирожденные лингвистические способности, пристальное внимание позволяли Кузнецову еще более осознанно в совершенной степени усваивать многочисленные немецкие фразеологические обороты. Вилесов предоставил возможность Николаю читать немецкую художественную, научно-популярную литературу. Он также преподнес своему ученику большое количество немецких терминов из различных областей науки и культуры, встречающихся в прессе и художественной литературе. Заслуженный учитель практиковал своего подопечного в правильном произношении и правописании, доступными методами объяснял особенности употребления лексики, терпеливо обучал чтению при помощи транскрипции. Наставник стремился в образцовой форме передать произношение фразеологических сочетаний, сохраняя при этом стилевую и экспрессивную окраску немецкой художественной речи.

Еще в апреле месяце Николай Кузнецов в кругу знакомых познакомился с обаятельной девушкой Еленой Чугаевой. После окончания Пермского медицинского техникума Елена по распределению была направлена в Кудымкарскую окружную больницу, в хирургическое отделение медицинской сестрой. Лена возглавляла профсоюзный комитет в больнице и являлась незаменимым постановщиком молодежных вечеров. Их объединяло многое: общие цели в жизни, молодость и дружба.

Зимними вечерами Лена помогала Николаю обрабатывать таксационные записи, переписывала собранный материал в журналы учета. Дружеские, теплые отношения в дальнейшем перерастут в более доверительные и близкие. Окружным Кудымкарским ЗАГСом 2 декабря 1930 года док. № 21 был зарегистрирован брак Кузнецова Николая Ивановича и Чугаевой Елены Петровны. Возможно, это первое упоминание в официальных документах Кузнецова по имени Николай. Молодожены снимали комнату у хозяйки небольшого дома – Суворовой Татьяны Николаевны.

Из воспоминания Чугаевой Елены Петровны: «Николай был хорошим другом, помощником. Дома бывал редко. Летом всегда находился в лесу с лесоустроительной партией. Зимой в командировках, участвовал в коллективизации. Когда выдавался свободный вечер, спешили в кино, на концерт, читали очень много произведений Горького, Маяковского, Есенина, Шолохова. Мечтали о дальнейшей учебе, строили планы на будущее.

Николай был прямым, смелым. Не раз рисковал собой, когда ездил организовывать колхозы, участвовал в компаниях по изъятию хлеба у кулаков. Очень любил охоту. Приносил домой всякую дичь. Без ружья никогда не уходил в лес. Я вместе с Николаем участвовала в воскресниках по благоустройству Кудымкара, в судах комсомольской чести, во всех молодежных мероприятиях, проводимых в окружном центре, в концертах…». Елена Петровна также в своих воспоминаниях выделила особенную черту в характере Кузнецова. «…Мы с Николаем не раз ездили к моим родителям в село Кува. В Куве Николай познакомился с поляком Галиновским Станиславом, который прекрасно знал не только польский, но и немецкий языки. Когда мы приезжали в Куву, Кузнецов обязательно находил предлог для встречи с Галиновским, чтобы поговорить с ним по-немецки. Я тогда не придавала этому серьезного значения…».