Васька Котов

– Это мои чебуреки горят. Да ну Вас с этой любовью. Одно разорение.

– VII —

Отзвучали сирены, отмерцали мигалки. К полуночи наступила тишина – московская весенняя тишина. До майских праздников осталось несколько дней, а потом длинные выходные. Завтра всем детям в школу, и ему на работу. Но вся его работа теперь в его голове. Она не привязана к столу с блокнотом и даже к настольной лампе. Вся его работа – это прозрение и обоснование. Василий поёжился и нахохлился, поднял воротничок на куртке и собрал домиком брови. Он всегда мерз, когда думал и работал. Вот и теперь…

– VIII —

…Варра не находила себе места. Ночная мгла давила на неё. Новолуние. Это же испытание на несколько ночей. Её город Ассар даже днём или наощупь было сложно пройти по лабиринту извилистых проходов среди кирпичных стен из песчаника. Она знала, чувствовала, что он ждёт её. Он, человек с другого холма, поднявшегося городом среди северной пустыни Сырдарьи. Ей хотелось вырваться из этого замкнутого лабиринта, пропахшего гарью, запахом рыбы и овечьего жира, в другой мир. Хотя и понимала, что тот другой мир будет таким же пропахшим и тесным для неё. Варра подняла глаза на луну. Всматривалась, попыталась пожалеть себя, но поймала на мысли, что в душе зреет буря. Та самая буря, что сродни афганским песчаным. Нет, до тех бурь ещё далеко – они придут в сентябре; а её буря соберёт воронку до небес сейчас, если она останется в этой душной кухне и не встретится с ним. Лунная ночь гнала её из дома.

– IX —

Асфад вышел за пределы города задолго до темноты. «Город… Пять сотен шагов по периметру. Глиняный муравейник, в котором за счастье не слышать никого и ничего, кроме тишины». Асфад ненавидел свой город и любил только Варру. «Она придёт, она знает, как я жду её и люблю. Она придёт. Полная луна проложит путь», – уговаривал себя Асфад и не находил себе места, вслушиваясь в тишину.

– X —

Южная тишина, как и тьма, – кромешная. В пустыне нет сводящих с ума цикад – там даже шорох песка от лапок скорпионов слышен в ночи. В той ночи светлым остаётся только небо с разливом Млечного Пути. Только эти звезды не освещают землю. Они греют свои планеты и манят к себе мечтателей Вселенной. А мечта Асфада была много ближе. Она в полночи пути от Ассара. Луна освещает и провожает. Им хватит мгновения встретиться, обняться и разойтись. «Пусть так, но только не эта теснота. Я люблю её». Асфад не находил себе места и отправился в пустыню, навстречу любви и судьбе…

– XI —

…Что-то вывело Василия из глубокой задумчивости. Картины казахской пустыни сменились вечерней Москвой. Он увидел рядом на лавочке тряпичную салфетку с васильковой по цвету вышивкой: «Тая». Это было так красиво, так созвучно его мыслям. Он аккуратно сложил салфетку конвертиком и пошёл к чебуречной. Его мысли, воспоминания опять затерялись в веках.

– XII —

К счастью, оборудование не пострадало. Пострадали потолок, покрытый копотью, и пол, залитый пеной от излишнего усердия пожарной команды. Тая сидела посреди этого бедлама и рыдала. Василий подошёл, хотел обнять, сказать что-то ободряющее – и не смог. Развернулся, направился к двери и увидел на пороге ведро, тряпку и швабру. Остановился, взял всё это в свои руки и начал собирать с пола пену и принесенную на ногах грязь.

Никогда уборка не была для Василия обузой. Он и в детстве в трёх водах мыл пол. И даже гордился тем, что никто из семьи чище него не умел этого делать.

Тая очнулась, когда по её ногам кто-то начал тряпкой помахивать. Она не поверила своим глазам: он ползал на четвереньках и мыл пол в её чебуречной. А она даже не знала имени его! «Ну и пусть моет. Из-за него вся эта напасть!» – Тая попыталась расплакаться, а вместо этого заулыбалась. Потом и вовсе рассмеялась, и невпопад сказала, ступая по мокрому: «Тогда я новое тесто замешу».

– XIII —

Утром Тая пробудилась самой счастливой женщиной на свете. Сама себе не верила. В окошко её подвала светило солнце, и птицы заливались так, что ей самой хотелось их перекричать от счастья. Она взглянула на часы и удивилась: проспала на два часа! Заглянула на кухню, а там во всю кипит работа: с пылу с жару покупателям отпускаются пирожки и чебуреки. А она так и не спросила, как его зовут…

– XIV —

Они обнялись. Асфад сковал Варру в своих объятиях. Он знал, что у них есть только миг, чтобы побыть друг с другом. Варра уткнулась в плечо и вжалась в Асфада. Им так было хорошо… Ночь, луна, Млечный Путь и пять мгновений счастья…

Но вдруг Асфад отстранил Варру. Его ладони клещами сжали её плечи. Она подняла на него глаза и увидела окаменелость в лице Асфада. Он смотрел в сторону Ассара, а пальцы крепче и крепче сжимали хрупкие плечи Варры. На горизонте занимался пожар: пустыня наполнилась топотом и ржанием лошадей, плачем и криками ассаров.

Варра отвела глаза и закричала: «Нет!» За плечами Асфада разгорался другой пожар. Его город тоже был объят пламенем. Между двух огней в ночной пустыне стояли два существа, скованные страхом за других, за близких, и боясь потерять друг друга.

– XV —

Тая со счастливой улыбкой вышла из ванной и заглянула опять на кухню, из которой выходило окно-прилавок на улицу. Оно было закрыто, а на столе лежали деньги – выручка от продажи; на блюдечке отдельно стоимость за один чебурек. «Для себя унёс», – подумала Тая. И больше никого. В окошко только постукивали нетерпеливые покупатели. А она так и не узнала, как его зовут.

    Вторник, 25 апреля 2023 г.
    Музыка: Giovanni Marradi – Lonely Nights («Одинокие ночи»)

Глава 3 – Безмятежность

– XVI —

Новый весенний день выдался самым что ни на есть чудесным: пели птицы, светило солнце, липы выпустили клейкие листочки. Василий улыбался. Ничто не тянуло его за душу. Он ещё ночью отправил сообщение Тане: «Я поброжу, потом на работу». Она ответила не сразу: «Ладно. Жду». Он не придал значения этому «жду», а беззаботно улыбался солнечному утру.

До работы было идти недалеко, всего минут десять-пятнадцать, если не спешить. А если спешить («А кто за мной гонится?»), то семь или те же десять.

Первым делом Василий отправился в круглосуточный магазин. Он не мог позволить себе явиться на работу небритым, не приведя себя в порядок. В чебуречной он изрядно оброс и пропах. При этих воспоминаниях он улыбнулся и зашагал в ближайший супермаркет.

– XVII —

В магазине он быстро нашёл зубную щётку с упругой щетиной и с резиновой сердцевиной – голубенькую с белыми полосками обрамления; пасту, пачку одноразовых бритв и упаковку носовых платков. Выложил нехитрый набор на кассе и, улыбаясь, обратил внимание на кассиршу. Она явно была с ночной смены. Чернявая, немного в теле, круглое лицо с большими чёрными глазами. «Совсем, как панночка из фильма», – подумал Василий и погасил улыбку.

В столь ранний час в магазине почти никого не было. Она пробила всё, спросила про пакетик, и ему было неудобно отказаться. Когда он всё сложил и уже начал отходить от кассы, она вдруг спросила его в спину:

– Вас что, из дома выгнали, а Вы счастливы?

– Почему Вы так решили?

– Грязный, неопрятный, пропахший, колени все в чём-то, словно искали что-то на земле. А на лицо даже симпатичный…

– А меня, может, жена выгнала. Велела: «Катись, куда хочешь!» – и пинком под скворечник. Вот я и испачкал колени, пока дощечки собирал.

– Не похоже.

– Почему это не похоже?

– Счастливый Вы слишком и гармоничный.

– А у Вас есть тут поблизости туалет, чтобы я мог умыться и побриться? Терпеть не могу щетину на лице носить. Мне же на работу скоро.

– Есть. Моя смена через пятнадцать минут кончается. Подождёте? Я близко живу.

– А не боитесь?

– Чего?

– Что я к Вам прилипну, прикиплю. Я влюбчивый. Дурная привычка. Правда?

– Если что, и я смогу с лестницы спустить под скворечник.

– Но хоть побриться дадите?

– И чаю.

– Нет, лучше кофе.

– Вот, уже начинаем спорить.