История руссов. Держава Владимира Великого

Вся норманнская теория основана только на ложной интерпретации русских летописей. Норманисты совершенно произвольно вставляли или выбрасывали слова, заменяли буквы в словах, меняя тем вовсе смысл, расставляли собственную пунктуацию и т. д., словом, получали то, что хотели получить. Все их писания только куча никуда не годной, исписанной бумаги.

Существует, наконец, особый род искажения исторической истины, удовлетворяющий главным образом личному самолюбию. Он в особенности в употреблении у лиц иностранного происхождения, но получивших образование в России. Эти лица, вернувшись после 1917 г. к себе на родину и зная отлично русский язык, пользуются у себя огромным авторитетом, но направляют свою деятельность в сторону фальсификации истории Руси либо потому, что желают польстить своему национальному шовинизму, либо удовлетворить свое чувство ненависти к тем, кто лишил их теплого, насиженного места. И тот и другой путь доставляет им и славу, и деньги.

Причина пятая, вернее, следствие всех четырех предыдущих, вместе взятых: игнорирование источников, противоречащих норманнской теории. Иоакимовская летопись, заключающая в себе историю Северной Руси до Рюрика, объявлена недостоверной и отодвинута в тень, многие отрывки Никоновской, Тверской и других летописей фактически в историю не включены, самое большее – они приведены с казенной ремаркой: «Происхождение данного известия в этой летописи неизвестно». «Влесова книга», находка которой объявлена в самом начале 1954 г., до сих пор не вызвала достаточно интереса, о ней историки-профессионалы молчат. Почему? Потому что она взрывает все корни их символа исторической веры. Допустим, что «Влесова книга» фальшивка, но это надо доказать! На деле же видим полное безучастие.

Вполне естественно, что, не пользуясь всеми историческими источниками, правдивой истории написать нельзя.

Здесь необходимо сказать о русском летописании. Оно было длительным и сложным процессом, его можно разделить на четыре этапа:

1. Эпоха языческого летописания, эпоха «Влесовой книги». Это летописание, по-видимому, использовано только в самой незначительной мере, ибо последующие летописания были все христианскими и пользование языческими представляло собой религиозное преступление. Не только ссылаться на такой источник, но даже держать его в руках было делом наказуемым. О существовании этого летописания, очевидно, летописцы христиане были осведомлены, но не прямо, а косвенно, через народные предания. Эта эпоха наукой совершенно не изучена, однако она внесет, вероятно, огромные изменения в нашу историю.

2. Эпоха хроники, т. е. погодной записи событий в весьма краткой форме. От этой эпохи остались только следы в южных записях. Эту эпоху мы назвали условно аскольдовой, ибо имеются совершенно точно датированные погодные записи с мелкими, чисто киевскими событиями времен Аскольда. Выдумывать такие известия, как падение больших дождей, налет саранчи и т. д., позднейшим летописцам не имело никакого смысла, такие известия, безусловно, аутентичны.

3. Эпоха перволетописи, эпоха, когда была сделана попытка впервые дать историю Руси, т. е. последовательное и подробное изложение событий, часто с объяснением условий и мотивов действий, и все это уже на фоне всеобщей истории. Эту эпоху следует назвать иоакимовской. Перволетопись, по-видимому, была новгородской, но именно в Иоакимовой записи, все же другие новгородские летописи являются в своей основе только сокращенным изложением несторовской (см. ниже).

Поэтому перволетописцем следует считать Иоакима, а не Нестора, жившего почти сто лет спустя после написания Иоакимовской летописи. Иоаким, будучи епископом († 1030), посланцем Византии, по национальности, безусловно, славянином, ибо только лица со знанием русского языка могли быть посланы для обращения новгородцев в христианство, был несомненно высокообразованным человеком. Отсюда и широкий план летописи, и ссылки на греческие источники, и принятие в основу летосчисления царствование греческого императора, и упоминание о распространении христианства у среднеевропейских и южных славян и т. д.

4. Эпоха Нестора, эпоха тенденциозной истории, основанной на «выпячивании» династии Рюриковичей, затушевывающей наличие нескольких древних восточнославянских государств (по крайней мере, Новгорода, Полоцка), затушевывающей историю долгой и упорной борьбы с язычеством и т. д.

Нестор, простой монах, с кругозором, несомненно, более узким, чем у епископа Иоакима, заимствовал у последнего все вступление к летописи и выбросил все, что касалось Новгорода и могло мешать его главной задаче – возвеличению киевских князей.

К этому он добавил ряд народных преданий об исторических личностях, не заботясь особенно об их точности и логичности, использовал некоторые официальные документы, прежние хроникальные записи и… винегрет из русской истории, годный для массового читателя, был готов.

Будучи идеологически целеустремленным, этот винегрет играл на руку киевским князьям и поэтому был признан официальной историей. Летопись Иоакима и документы, ей подобные, были отодвинуты далеко в архивы и постепенно изъяты из обращения. Только счастливая случайность сберегла в рамках[53 - Вероятно, «в руках» (?). – Примеч. ред.] малоученого монаха старинную Иоакимовскую летопись и передала часть ее в руки Татищева.

Историографы не разобрались в сущности русского летописания и приняли несторовский вариант, безусловно тенденциозный, за настоящую историю.

Иоакимовской летописи просто не поверили, ибо она совершенно разрушала установившийся канон.

Испытующая исследовательская мысль была подавлена политическими тенденциями.

Ныне говорить о призвании варягов-скандинавов не приходится (пригласили западных славян, называвшихся также «варягами»), поэтому Иоакимовская летопись всплывает сама собой, а вместе с ней восстанавливается и остальная историческая правда.

Справедливость требует отметить, что восстановление истины целиком принадлежит нам. До нас ни один историк истинного значения Иоакимовской летописи не понял[54 - Разумеется, если не считать В. Н. Татищева. – Примеч. ред.].

Итак, историки не разобрались в относительной ценности различных первоисточников, – отсюда и дальнейшие ошибки. Хроникальные записи существовали уже при Аскольде. 872 г. может считаться первой точной датой оригинальной русской летописи, упомянувшей об убийстве болгарами сына Аскольда[55 - По Никоновской летописи, это произошло в 864 г. – Примеч. ред.].

С появлением Рюриковичей в Киеве, вызвавшим, по-видимому, разгром первичного христианства там, хроникальная запись, вероятно, прекратилась, возобновившись только почти 100 лет спустя. Только этим можно объяснить поразительную бедность и неконкретность сведений летописи в эпоху первых Рюриковичей.

В эпоху Владимира Великого начинаются, очевидно, снова хроникальные записи, а затем, надо полагать около 1000 г., появляется первая настоящая (Иоакимовская) летопись. Вряд ли стоит добавлять, что никакого «Начального свода» Шахматова или «Сказания о распространении на Руси христианства» Лихачева не было, – это ученые фикции, не подтвержденные фактами. Наконец, беспристрастность летописи – это вредный миф, которым историк не должен позволить себя одурманить[56 - При всей важности летописных источников нельзя не согласиться с теми историками, которые сравнивают их (по степени достоверности) с сагами либо эпическими преданиями. – Примеч. ред.].

Теперь перейдем к некоторым общим выводам нашего конспекта. Наши прежние историки совершенно умалчивали, а современные историки (главным образом советские) только начинают говорить о древней, дорюриковской истории Руси. До сих пор Русь всплывала на арену истории совершенно неожиданно, неоправданно, как с неба свалившийся метеор.

На самом деле история Руси (даже с самым именем «Русь») прослеживается на несколько веков глубже.

Под другими же названиями славяне (и восточные в том числе) появляются уже в первые века нашей эры, и нет ничего удивительного, если со временем будет окончательно доказано, что «скифы-пахари» Геродота были восточные славяне.

Таким образом, у нас отнята вся дописьменная и значительная часть письменной истории. Трагедия в том, что до сих пор в западноевропейской науке царит полностью норманнская теория, там до сих пор царит эпоха средневековых предрассудков, и целый ряд блестящих умов стоит совершенно в стороне от разработки истинной истории Руси в аспекте всей Европы. Печальнее всего то, что там к обскурантизму примешивается даже мелкое шарлатанство.

Далее, на основании новейших исторических, археологических и других данных можно считать неопровержимо установленным, что культура Древней Руси, весь уровень ее жизни, были гораздо выше, богаче, разнообразнее и, главное, самостоятельнее, чем это утверждали норманисты.

В момент появления Рюрика в Северной Руси (вернее, Словении[57 - Конечно, в значении «земля новгородских словен». – Примеч. ред.]) восточнославянские племена от устья Волхова и до устья Днестра, от Карпат и до Ростова и Суздаля стояли уже на весьма высокой ступени развития. Это были оседлые, преимущественно земледельческие племена, имевшие многочисленные города и значительное население.

Целый ряд ремесел был широко распространен, и многие из них стояли на весьма высоком уровне. Искусство, свое, местное, не отставало от других сторон жизни, свидетельствуя о значительном материальном благосостоянии. Сомневаться теперь в этом не приходится, ибо на Руси найдены формочки для литья разных сложных украшений, материал для этого литья, бракованные экземпляры и самые изделия тут же рядом. Никто не может сказать теперь, что бракованные вещи привозили из-за границы.

Весьма вероятно, что уже во времена Рюрика на Руси имелась особого рода письменность, о чем свидетельствуют берестяные грамоты Новгорода, «Влесова книга» и другие материальные памятники.

Существовала не только внутренняя, но и внешняя торговля и на высокой стадии, т. е. когда металлические деньги и меха служили средствами торгового обращения.

Имелась своя оригинальная меховая система торгового обращения.

Восточнославянские племена были уже настолько культурны и вовлечены в общую жизнь других племен Европы, что были осведомлены, что делается на Дунае, у хазар, в Прибалтике и в других странах. Они прошли долгий путь развития и обладали вполне сложившимся государственным строем. Они образовывали группы, федерации даже с чужими племенами и распадались (еще до Рюрика) на два-три настоящих государства, воевавшие, заключавшие международные военные и торговые договоры и т. д.

Новгород, далее, вовсе не был началом Русского государства, он был только началом новой династии (Рюриковичей), которая, прокняжив здесь двадцать лет, оставила его для Киева и уже никогда в него не возвращалась. Новгород сыграл только роль трамплина для Рюриковичей. Настоящим началом Руси был Киев, и до Рюриковичей бывший уже государством.

Историками была допущена огромная ошибка: они отождествили начало Рюриковской династии с началом Русского государства, этот угоднический факт навсегда останется позором для исторической науки. Не Рюриковская династия создала Русское государство, а Русское государство выдвинуло Рюриковскую династию.

Слово «Русь» никакого отношения к норманнам-скандинавам, alias[58 - Иначе говоря (лат.). – Примеч. ред.] германцам, не имеет, во всех исторических источниках наших, западноевропейских, арабских и т. д. оно относится только к славянам. Если арабы различали «славян» и «русов», то это было различием племенным, а не национальным.

Вся трагедия норманнской теории заключается в том, что Рюриковичи были чистыми славянами, а не германцами. Из слов летописца явствует бесспорно, что варягами называли не только скандинавов-германцев. Вся эта теория – плод сплошного недоразумения, в точной, объективной исторической науке ей нет вовсе места. Теперь о ней нельзя сказать, что она научная теория и что, мол, одни могут ее признавать, а другие отрицать. Основа ее оказалась фактически ложной, а потому ей вообще сейчас не место в науке.

6. Несколько слов «pro domo sua»[59 - «За свой дом» (лат.), то есть в защиту собственных интересов. – Примеч. ред.]

Из писем друзей, из критики противников для нас ясно, что нас не совсем верно понимают, приходится объясниться. Нас упрекают, во-первых, что в нашей работе много полемики. Это верно, но этого требует суть дела: когда приходится опровергать веками установившуюся ложную теорию, нельзя обходиться общими местами и неясными фразами, нужны факты, факты и факты, и мы это делаем, критически разбирая и указывая ошибки главным образом историков в зарубежье.

Нами разобраны работы: Вернадского, Ковалевского, Беляева, Баумгартена, Таубе, Стендер-Петерсена, Васильева и других современных ученых, писавших о Древней Руси. Не оставлены без критики и советские историки: Б. Д. Греков, Д. С. Лихачев, С. А. Жебелев, М. П. Тихомиров и др. Много внимания было уделено и критике более старых ученых, своих и заграничных. Поэтому никто не может упрекнуть нас в пристрастии, досталось «всем сестрам по серьгам».

Сделано это было в силу следующих соображений: во-первых, работы историков в зарубежье почти совершенно не подверглись критике: по ту сторону «железной завесы» работы историков зарубежья вообще неизвестны, их не критикуют, а если иногда и делают это, то только большей частью в форме огульной политической брани и всегда в высшей степени кратко. Между тем написанное в зарубежье, в значительной степени используется иностранцами и входит в сокровищницу всечеловеческого знания, т. е. неверные представления о Древней Руси.

По эту сторону «железной завесы» работы эти также в сущности не критиковались, ибо прежде всего нет печатных органов, где можно было бы напечатать критику (реально критические обзоры заключаются всего в нескольких десятках строк и очень редко нескольких страницах). Далее, все зарубежные историки оказались по тем или иным причинам сторонниками норманнской теории, и, естественно, от их критики не могли полететь пух и перья.

Таким образом, интересующийся историей Древней Руси volens-nolens[60 - Волей-неволей (лат.) – Примеч. ред.] мог плыть только в фарватере норманнской теории. Мы же показали, что в зарубежье имеются представители и антинорманнской школы и что зарубежного читателя, в сущности, держат в темноте, порой даже и просто обманывая. Читатель может убедиться, что мы общими местами не отделывались, а подробнейшим образом обосновывали свою критику.

Во-вторых, разбирая критически работы старых и новых, своих и заграничных, больших и малых ученых, мы стремились показать, что дело не только в самих деталях, а в ложном методе историков, позволяющем ошибаться чуть ли не на каждом шагу всем историкам. Без конкретных примеров обойтись было нельзя.

В-третьих, в полемике гораздо легче показать читателю суть дела, обратить его внимание на разные стороны проблемы, наконец, вообще заинтересовать его.

Некоторые полагают, далее, что критика не конструктивна, что она не двигает науку вперед. Это верно только отчасти, именно в том случае, когда что-то разрушают, а взамен ничего положительного не дают. В нашем случае это не имело места: мы всегда, указав на ошибочное решение, давали и верное, вопросами же, на которые нельзя сказать ни «да», ни «нет», мы не занимались, вернее, не опубликовывали их.

Наконец, критика, будучи по принципу своему разрушительна, все же оказывает огромное положительное влияние, прекращая бесполезную работу в каком-то ложном направлении. Экономия сил и времени – это уже нечто весьма положительное.

Многие, наконец, указывали, что критика наша, будучи по сути дельной и справедливой, слишком уж резка по форме, «недопустима» и пр. Если бы речь шла об обычной научной теории, мы, конечно, не допустили бы подобных выражений. Но дело идет не о частности, не о научной теории, а о том, что из научной теории сделали политическое мировоззрение, спускаясь для его обоснования порой до явного научного мошенничества.

Происходит колоссальный обман общественного мнения всего мира, обман, длящийся почти 200 лет, при котором у родного народа отняты не только его честь, но даже его имя. Наши славные предки оплеваны, их подвиги, каторжный труд приписаны другим, из достаточно культурных, передовых людей своего времени из них сделали дикарей и т. д.

Целым поколениям вбивали в головы, что русские ни к чему путному не способны, что они народ «неисторический» и т. д. Всячески изыскивали доказательства того, что русские должны быть рабами, ибо к самостоятельному существованию не способны. И все эти «доказательства» сводились к одному: обоснованию политических прав царствующих династий, к добыванию личных материальных выгод и славы, основываясь только на попрании истины.

Если бы это были просто ошибки или нечаянный самообман, то с таким фактом еще скрепя сердце можно было бы согласиться. Но ведь на деле было другое. Историк Иловайский доходил до явного двурушничества: для народа он писал учебники, где он был норманистом, а для науки он писал монографии, где он был ярым антинорманистом. Учебники давали ему деньги и дома в Москве, а ученые труды – славу.