– Очередная.
– Почему – здесь? – спросил я. – Почему опять у нас?
– Где у нас?
– В России! Сколько она еще должна вынести?
– Сколько потребуется.
– Так почему снова – у нас?
Ольга вздохнула, легким движением отправила меч в ножны. Вернула на стенд.
– Потому, милый мой мальчик, что на этом поле еще можно чего-то добиться. Европа, Северная Америка – эти страны уже отработаны. Что возможно – было опробовано. Кое-что и сейчас отрабатывается. Но они уже в дреме, они уже засыпают. Крепкий пенсионер в шортах и с видеокамерой – вот что такое благополучные западные страны. А экспериментировать надо на молодых. Россия, Азия, арабский мир – плацдармы сегодняшнего дня. И не строй возмущенного лица, я родину люблю не меньше тебя! Я за нее крови пролила больше, чем у тебя в жилах течет. Ты пойми, Антошка, поле боя – весь мир. Ты ведь знаешь это не хуже меня.
– Боя с Тьмой, а не с людьми!
– Да, с Тьмой. Но победить мы сможем, лишь создав идеальное общество. Мир, в котором будут царствовать любовь, доброта, справедливость. Работа Дозоров – это ведь не отлов магов-психопатов на улицах и выдача лицензий вампирам! Все эти мелочи занимают время, силы, но они вторичны, как тепло от электрической лампочки. Лампы должны светить, а не греть. Мы должны менять человеческий мир, а не ликвидировать мелкие прорывы Тьмы. Вот – цель. Вот – путь к победе!
– Ольга, это я понимаю.
– Прекрасно. Тогда пойми и то, о чем прямо не говорят. Мы боремся тысячи лет. И все это время мы пытались переломить ход истории. Создать новый мир.
– Дивный новый мир.
– Не иронизируй. Кое-чего мы все-таки добились. Через кровь, через страдания мир все же становится гуманнее. Но нужен настоящий, подлинный переворот.
– Коммунизм был нашей идеей?
– Не нашей, но мы ее поддержали. Она казалась достаточно привлекательной.
– А что теперь?
– Ты увидишь. – Ольга улыбнулась. Дружелюбно, искренне. – Антон, все будет хорошо. Верь мне.
– Я должен знать.
– Нет. Вот это как раз не нужно. Ты можешь не волноваться, никаких революций не планируется. Никаких лагерей, расстрелов, трибуналов. Мы не повторим старых ошибок.
– Зато наделаем новых.
– Антон! – Она повысила голос. – Да в конце-то концов, что ты себе позволяешь? У нас прекрасные шансы победить. У нашей страны – получить мир, покой, процветание! Встать во главе человечества. Преодолеть Тьму. Двенадцать лет подготовки, Антон. И не только Гесер работал, все высшее руководство.
– Что?
– Да. А ты думал, все делается наобум?
Я был ошеломлен.
– Вы следили за Светланой двенадцать лет?
– Конечно же, нет! Была разработана новая социальная модель. Проведены испытания отдельных элементов плана. Даже я не в курсе всех деталей. С тех пор Гесер ждал, когда участники плана сойдутся воедино в пространстве и времени.
– Кто именно? Светлана и Инквизитор?
У нее на миг сузились зрачки, и я понял, что угадал. Частично.
– Кто еще? Какая роль отведена мне? А что будешь делать ты?
– Узнаешь в свое время.
– Ольга, еще никогда вмешательство магии в человеческую жизнь не приводило к добру.
– Не надо школьных аксиом. – Она и впрямь завелась. – Не считай себя умнее других. Мы не собираемся использовать магию. Успокойся и отдыхай.
Я кивнул:
– Хорошо. Ты изложила свою позицию, я с ней не согласен.
– Официально?
– Нет. В частном порядке. И как частное лицо я считаю себя вправе противодействовать.
– Кому? Гесеру? – У Ольги округлились глаза, кончики губ приподнялись в улыбке. – Антон!
Я повернулся и вышел.
Да, смешно.
Да, нелепо.
Не просто сумбурная акция, которую проводят Гесер и Ольга. Не просто попытка повторить неудавшийся социальный эксперимент. Подготовленная, давно запланированная операция, в которую я имел несчастье влипнуть.
Одобренная высшим руководством.
Одобренная Светом.
Почему я дергаюсь? У меня и права-то на это нет. Никакого. И шансов нет. Абсолютно. Можно утешаться мудростью о песчинке в часовом механизме, но я сейчас – песчинка на мельничных жерновах.
И что самое печальное – на дружелюбных и заботливых жерновах. Никто не будет преследовать меня. Никто не станет со мной бороться. Просто помешают делать глупости, от которых все равно нет и не будет проку.
Почему же тогда так больно, так нестерпимо больно в груди?
Я стоял на террасе, сжимая в бессильной ярости кулаки, когда на плечо легла рука.
– Похоже, ты кое-что выяснил, Антон?
Глянув на Семена, я кивнул.