Глубина: Лабиринт отражений. Фальшивые зеркала. Прозрачные витражи

– Спасибо, я все-таки у нее подожду! – отчаянно улыбаясь, отвечаю я. – Спасибо!

Девушка корчит жалобную гримаску и исчезает в своей комнате. А я иду дальше.

Пока не встречаюсь взглядом с черным котенком на фотографии.

– Мяу! – тихонько шепчу я, толкая дверь. Котенок открывает рот, тихо мяукает в ответ и вновь замирает.

Горная хижина пуста, лишь ветер из открытого окна треплет короткие занавески. Облокотившись на подоконник, долго смотрю на горы.

Нет, это невероятно. Создать целый мир, в полном одиночестве! И не ради денег и славы, не на заказ – просто для себя. Не для того, чтобы войти в этот мир.

Лишь знать, что он есть. Рядом, за окном. Искрящийся снег вершин, бескрайняя синь неба, камни на склонах, черный мох под соснами, парящие в небе птицы и снующие по деревьям белки. Мир тишины, чистоты и покоя. Мир, в котором не придумано слово «грязь».

Мне кажется, что Неудачнику он мог бы понравиться.

Очень надеюсь, что понравится…

– Леня?

Вика входит неслышно и застает меня врасплох.

– Извини… тебя не предупредили?

Она качает головой.

– Мне захотелось с тобой посидеть. Чуть-чуть. – Я невольно начинаю оправдываться. – У тебя… все в порядке?

Вика кивает.

– Не стоит так часто нырять в глубину, – говорю я, подходя. – Ты хоть перекусила?

– Немножко. Клиентов сегодня – море.

Она не отводит взгляд. Она привыкла считать это работой.

А со мной что-то не так. В груди – холодный ком, сыпучий и колкий, как снег на морозе. Я глотаю воздух и говорю:

– Неужели тебе необходимо так много работать… Мадам?

Вика отходит к окну. Спрашивает, не оборачиваясь:

– Как ты узнал?

– Почувствовал.

– Уходи, Леонид. Уходи навсегда, ладно?

– Нет.

– Какого дьявола ты ко мне привязался? – кричит Вика, поворачиваясь. – Зачем тебе подруга-проститутка? Проваливай! Мне это все нравится, ясно? Трахаться по сто раз в день, менять тела, командовать девчонками и делать вид, что я одна из них! Ясно? Ясно тебе?

Я просто стою и жду, когда она выкричится. Потом подхожу и становлюсь рядом у окна.

Говорить сейчас нельзя, и касаться Вики тоже не стоит, а молчать опасно, но выхода нет, и я жду. Сам не зная чего.

Горы вздрагивают, и пол под ногами начинает трястись. Вика вскрикивает, хватаясь за подоконник, я хватаю ее за плечо и упираюсь свободной рукой в стену. Земля трясется. Снежные шапки оплывают белым дымком, вытягивают вниз щупальца лавин. Мимо окна с грохотом проносится огромный валун.

– Мамочка… – шепчет Вика, садясь на пол. Она скорее возбуждена, чем напугана. – Пригнись, Леня!

Я падаю рядом с ней, и вовремя – в окно бьет хороший заряд каменной шрапнели.

– Баллов пять! – кричит Вика. – Семь!

– Восемь! – поддерживаю я. Вряд ли она видела настоящие землетрясения, иначе бы не веселилась.

Пол хижины еще трясется, но уже слабее, мелкой конвульсивной дрожью.

– Круто, – шепчет Вика, вытягиваясь на полу. Ловлю ее взгляд, касаюсь рукой щеки. – Не сердись на меня, Леня.

– Я не сержусь.

– Клиенты порой… заводят.

– Кепочка? – вспоминаю я.

– Он самый.

– Кто он такой?

Вика дергает плечами:

– Не знаю. Он в разных телах ходит и ничего про себя не говорит. Только… – Она усмехается: – Всегда появляется в кепочке. Отсюда и прозвище.

– Он – садист?

– Да, наверное. Только особого плана.

Ее губы беззвучно шепчут короткое ругательство.

– Вы что, принимаете любых клиентов? Даже таких, от которых на стенку лезете?

Вика молчит.

– Я думал, что самых больших идиотов вы отсеиваете. Если Кепочку можно заранее опознать…

– Мы – не отсеиваем никого.

– Это что, честь фирмы? «Любая причуда»?