Миф

– Подготовьте сведения о персонажах украинской мифологии. Выбор за вами. На этом лекция закончена. Всем, до свидания.

Я кивал проходящим мимо студентам, попутно складывая свои книги и конспекты в сумку. Для меня это была последняя пара на сегодня. Собрав свои вещи, я достал свой мобильный. Включил его. У меня была такая привычка – всегда отключать телефон во время занятий. Именно отключать. Не ставить на тихую связь или режим вибрации, так как считал, что меня ни что и никто не должно отвлекать. Экран ожил, и я увидел, что у меня два пропущенных звонка и одно сообщение. Интересно кому я понадобился? Все стало ясно, когда я открыл функцию входящих звонков. Ну, конечно, кто же станет мне так настойчиво звонить, кроме моей родной сестры Мирославы! Сколько раз ей говорил, чтобы она не беспокоила меня, пока у меня не кончатся лекции. Все без толку. Мирослава человек упрямый. Сообщение также было от нее. Молодец, исправилась. «Извини, совсем вылетело из головы. Перезвони мне, как только освободишься». Я, покинул аудиторию, и уже собирался набрать номер сестры, как столкнулся в коридоре с Игорем Паперным – коллегой и другом. Точнее сказать так. В первую очередь – другом, а уже потом – коллегой.

– Привет, Богдан.

Наша дружба завязалась сразу – с первой же встречи. Работать в институт мы пришли одновременно. Я – как учитель истории, а он – как преподаватель математики. Оба – молодые специалисты, которые сами совсем недавно постигали гранит наук, и теперь нам предстояло передать постигнутые знания и кое – какой опыт следующему поколению. Руководство института не делало никаких экспериментов насчет нас. Оно решило идти по курсу омоложения преподавательского состава, и выбор пал на нас с Игорем.

– Здорово, Игорек, – и мы, как и подобает, двум товарищам крепко пожали руки.

В отличие от Игоря я придерживался консервативности в одежде. Он же всегда одевался классически: неотъемлемый костюм, строгий галстук, всегда начищенные туфли до блеска. А вот внешность у него была типичного безумного математика. Этакий эталон человека, живущего в мире цифр, функций, теорем и все что с ними происходит. Волосы всегда взъерошены, взгляд рассеянный, словно он что – то потерял или наоборот нашел, но не знает, что с этим делать. Движения резкие, хаотичные, которые порой забавляли меня. Но, несмотря на все это Паперный был преданный своему делу, и ему можно довериться во всем. Я всегда на первый план ставил личностные отношения, и лишь затем – профессиональные. Студенты относились к нему с уважением, несмотря на его некую чудаковатость, а в коллективе он чувствовал себя свободно и легко. Он со всеми находил общий язык, не вступал в открытые конфликты. Да и коллектив у нас был дружный, что являлось залогом здоровой атмосферы. Работать было приятно, как Паперному, так и мне.

– Ты уже свободен? – спросил Игорь, как всегда, запуская свою пятерню в непослушные волосы, стараясь привести их в порядок.

– Да. А ты еще занят?

– Тебе не кажется, что сегодняшний день слишком длинный? – Паперный состроил недовольную мину. Я не был прорицателем, но понял что у моего друга еще есть лекции.

– День, как день, Игорь. Просто ты еще не втянулся. Начало всегда утомляет, так что давай настраивайся. Покой нам только снится.

– Кстати о покое, раз ты о нем упомянул. Ты на юбилей идешь? В пятницу.

– В эту пятницу? Вот время летит.

– В эту, в эту, – передразнил меня Игорь. – Деньги сдал?

– О деньгах совсем забыл. По сколько там скидываются?

– По двести гривен. Человек ведь уважаемый, значит и подарок должен быть… особенным.

Я потянулся к своему портмоне и вынул две банкноты номиналом по сто гривен.

– Игорь ты еще здесь остаешься, сдай за меня.

– Ладно. Сдам, не волнуйся. Вечером позвоню.

– Спасибо, – поблагодарил я товарища и на прощание похлопал его по плечу.

В ближайшую пятницу юбилей у нашего замдекана – Маргариты Карловны Пелех. Она отвечала за учебную работу института и за ее спиной ее называли «серым кардиналом в юбке». Внешне женщина неброская, как на первый взгляд, даже с какой – то провинциальностью в манерах, но мы знали, что все это обманчиво. Дочь известного профессора она слыла человеком, несомненно, умным, проницательным, с развитым чувством юмора. Пожалуй, самым главным ее качеством было умение использовать чувствительность окружающих. Я еще не встречал такого человека как она, который так хорошо разбирался в психологии человека. И если бы она выбрала именно эту отрасль – психологию, то, скорее всего на этом поприще добилась бы больших высот. Я к ней относился с уважением и иногда пользовался ее советами, которые считал весьма полезными и нужными. Такую как Пелех лучше иметь в когорте друзей, нежели среди врагов. Покинув здание института, я направился на стоянку, где находились автомобили преподавательского корпуса. Не секрет, что многие из наших учащихся приезжали на занятия на своем личном транспорте, но всегда существовала некая негласная субординация, где четко было определено место для педагогов и учеников. Отключив сигнализацию, я набрал номер Мирославы, гадая, что заставила ее набрать меня посредине лекции. Обычно она звонила мне, когда не могла справиться со своими бытовыми проблемами. Вот чего – чего, но этого сестра не любила. И тогда я примерял на себя роль «брата на час». Мне не доставляло это никаких хлопот, и я даже с радостью исполнял обязанности слесаря, сантехника, электрика. Ведь я же все – таки старший брат, и к тому же еще единственный близкий родственник. После третьего гудка я услышал такое привычное:

– Ну, наконец – то.

– Что за аврал на этот раз? – я сразу спросил Мирославу, при этом открыл дверцу своей «Шкоды – октавиа» и забросил сумку на заднее сиденье.

– Нужно встретиться, – весьма требовательно заявила сестра.

Наши встречи, как правило, были по пятницам, плюс выходные. Эта пятница отпадает, так как мне придется идти на юбилей Маргариты Карловны.

– Сейчас?

– Да. Минут через сорок тебя устроит? У тебя ведь нет лекций? Я угадала?

– В самое яблочко. Ты можешь мне объяснить, что все – таки стряслось?

Упрямый характер сестры иногда раздражал меня. Если она что – то решила, значит так и будет. В этом она очень сильно была похожа на отца. Меня не очень привлекала перспектива ехать через полгорода, и потому я сделал попытку решить все прямо сейчас.

– Твоя проблема не может подождать… – я сделал паузу, и лишь затем добавил: – … скажем, так до завтра?

– Нет, не может. И это не телефонный разговор, – категорично молвила Мирослава, и следующими словами поставила окончательную точку. – Жду на нашем месте.

Ну, что ты поделаешь. Хочешь – не хочешь, Богдан, а встречи не миновать. Одно меня утешило – так это место нашей встречи, коим был суши – бар «Дайтори» в котором готовили, как на мой вкус отличное гастрономическое блюдо, перед которым я не мог устоять – нигири с тунцом. С этой перспективой я сел в машину и покинул стоянку, вклинившись в поток машин.

В отличие от утра и вечера, в послеполуденное время, движение не было столь интенсивным, и к месту встречи я надеялся добраться вовремя. Я включил радиоприемник и настроил ее на любимую радиоволну. Из динамиков донесся хрипловатый голос Святослава Вакарчука, поющего о том, что он не сдастся без боя. Ну, прямо как моя сестра.

Мы остались с ней сиротами этой весной. Мирославу едва назначили на место директора библиотеки, сменив на этом посту свою предшественницу, ушедшую на заслуженный отдых. Первой от нас ушла мать. Она дважды в неделю посещала хор народной песни в районном Доме Культуры. Ее сбила машина, когда она возвращалась поздним вечером после посещения хора, готовясь к концертной программе. В результате нанесенных травм, на третьи сутки после аварии она умерла, так и не придя в сознание. Водитель машины, совершивший наезд, скрылся с места преступления, и все попытки отыскать его завершились ничем. Очевидцев трагедии не нашлось, а участок дороги, где все произошло, не был оснащен камерами видеонаблюдения, которые могли бы указать на след лихача. Отец пережил маму совсем недолго, – всего месяц, скончавшись от обширного инфаркта. Так мы стали в новом статусе, статусе сирот за каких – то неполных два месяца. Мы не остались одни – в прямом смысле слова. Брат отца и мамина сестра со своими семьями нам очень помогли в первое, и, пожалуй, самое трудное время, но мысль о том, что мы никогда уже не увидим самых близких и дорогих нам людей, осталась до сих пор. Рана, пускай она и душевная, заживает не сразу и лекарств, избавляющих от этой мучащей боли, к сожалению, человечество еще не придумало. Наши родители о нашем будущем побеспокоились заранее, словно предчувствовали свой ранний уход, за что я им был очень благодарен. По окончании института они купили мне квартиру. Затем настала очередь Мирославы получить такой же подарок. Родители всегда твердили нам, что самое важное для человека – это свобода. И это говорили люди, которые большую часть своей жизни провели на закрытом предприятии, где каждый шаг проверялся, словно под лупой. И именно поэтому они и ценили превыше всего свободу, познав все «прелести» тотального контроля. Сами же они остались в нашей старой квартире. У них были отложены средства, как я понял позже, как раз для нас, плюс ко всему им пришлось продать нашу дачу за весьма неплохие деньги. Сейчас район бывшей дачи был весьма модным и престижным местом новостроек, где цены на жилье с каждым днем росли в геометрической прогрессии. Мы с сестрой на дачу приезжали очень редко и неохотно, дав ясно понять, что для нас она практически ничего не значит. Не скрою – когда мы были еще детьми, каждая поездка была сродни путешествию в другой мир, когда вокруг все благоухает новыми красками, а пребывание на четырех сотках живописного места у леса была связана с полной изоляцией и избавлением от городской суеты. Со временем период романтики куда-то полностью испарился, и мы поняли, что нас не тянет к разведению кустарников, огорода, сада. Мы отдавали предпочтение все-таки городскому образу жизни. Я, еще кое-как помогал родителям, а Мирослава полностью отдалась своему увлечению, погрузившись с головой в мир книг.

Отец научил ее, в отличие от меня, читать очень рано. Ей еще не было и пяти лет, а она уже свободно читала, довольно-таки объемные тома. В школу она пошла ребенком начитанным, а ее знания, полученные в книгах, заставили первых педагогов удивляться девчушке, мыслящей уже как взрослый человек. Я все время помню ее с постоянным спутником, – коей была книга. Я часто дразнил ее «книжным червем», и когда она заявила, что пойдет учиться на библиотекаря, то ее выбору я не удивился. Экзамены она сдала блестяще и училась с охотой и азартом, учитывая то, что еще с детства у нее озорной и упрямый характер. Мирослава полагалась только на свое мнение и очень редко кому доверяла. Даже скажу больше – такой чести удостаивался лишь один человек – и это был я. Еще пару лет назад мне не нравилось в ней одно – ее чрезмерная самоуверенность. С годами именно ее самоуверенность становилась для нее приоритетной позицией в построении отношений. И поэтому друзей у нее было совсем мало; их можно было пересчитать с помощью пальцев одной лишь руки. Но зато у нее появилась другая страсть, словно компенсация за то, что она так и не научилась сходиться с людьми. Страсть к животным. Она обожала всех без исключения. Будь то бабочка или брошенная кем – то на улице дворняга. Сколько их побывало у нее в квартире, всех и не вспомнишь. Прямо – мини – приемник. И это несмотря на многочисленные жалобы ее соседей. Но из всех приносящих, найденных представителей наших братьев меньших, у нее прижился лишь один питомец. Это трехцветный кот неизвестной породы, получивший кличку – Бармалей. И кличка полностью оправдывала себя. Кот был задиристый, хулиганистый и с ним всегда нужно было быть начеку. Ожидать от него можно было чего угодно. Но мы с ним нашли сразу общий язык и жили дружно. Даже когда Мирослава уезжала в прошлом месяце на курсы и еще на конференцию в начале лета, Бармалей жил у меня. Я даже рад был его компании и стал понемногу понимать его характер, а он понимал меня, но по – своему. Вот эта любовь к животным изменила Мирославу в лучшую сторону. Она стала понимать окружающих и впускать их в свою жизнь. Теперь она свободно общалась с теми, кто ее окружал и спокойно заводила знакомства, даже случайные, чего я ранее не замечал. Теперь она выступала в ипостаси нового образа, спасающей всех и вся. Ну, прямо новоявленная Мать Тереза, принимая все близко к сердцу, став сердобольной и бегущей на помощь к любому, кто ее звал, прося поддержки. И потому, когда я подъехал к «Дайтори» у меня закралось предположение, что поводом для нашей встречи станет мой очередной совет, связанный с одной из многочисленных подружек из окружения, Мирославы, которые попадали в непростые, и порой щепетильные ситуации. Она полагалась на мой мужской опыт и часто повторяла: «что историк – сродни психологу. Он должен учитывать опыт предыдущих поколений, а значит видеть все правильно и рассудительно». Но разве поспоришь с родной сестрой? Если бы возникли бытовые проблемы, то она бы сразу все сказала по телефону. С этой мыслью я и вошел в суши – бар.

2

Суши – бар «Дайтори» местом наших встреч был выбран не случайно. И все благодаря опять же моей сестрице. У нее теперь появилось новое хобби. Вернее, их стало два, но на первом месте стояло увлечение восточной культурой, куда естественно входила и восточная кухня. Об ее занятиях йогой, популярной в последнее время, я ничего не имел против, даже наоборот, считая, что йога весьма полезна, прежде всего, для здоровья. Хотя и относился к этому по – началу скептически, понимая, что это очередное короткое увлечение, которое быстро пройдет. Но каково же было мое изумление, когда в мой очередной приезд на ее квартиру, я застал ее в одной из поз, под льющеюся громкую музыку ситары. Я понял, что теперь такую картину я буду наблюдать часто. А вот второе увлечение, ну никак, на мой взгляд, не вписывалось с первым. Это рок – музыка. Как по мне, громкая, порой грубая, жесткая, разрывающая барабанные перепонки музыка – смесь чего – то несовместимого как для двадцатитрехлетней девушки, к тому же работающей в библиотеке. Ответ Мирославы был краток: «в этом я нахожу свою гармонию и баланс». Как тут возразить такому утверждению?

«Дайтори» как и подобает заведениям подобного типа, отвечал всем принятым атрибутам: ярким тканям – бархату, шелку, парче. Необычной формы столики. Стены в росписях. Светильники по всей площади выполнены из рисовой бумаги. Обслуживающий персонал, конечно же, не состоял из представителей азиатской расы, но канонов придерживался. Одежда восточная, пестрая. Речь спокойная, вежливая, напоминающая мне звуки все той же ситары. Настоящий кусочек Азии в одном из европейских городов.

Мирославу я заметил сразу. Она сидела за столиком и уже поедала свои любимые роллы. Сестра относилась к той редкой породе женщин, которые никогда не опаздывают на встречи, чего не скажешь о представительницах второй половины человечества, считая это больше за норму, чем за правило. А ее аппетит поражал не только меня одного. Он был сугубо мужской. Так едят только мужчины – жадно и быстро. От своих привычек она избавляться не хотела. Так вел себя за столом и отец, получая частые замечания от матери. И еще одно. Когда она нервничала, у нее был неуемный аппетит. Впрочем, не у нее одной. Я знал пару человек, у которых так же проявлялось чувство голода, даже при малейшем волнении.

Мирослава не замечала меня, как будто встречу назначил я, а не она. Своим присутствием она привлекла внимание несколько мужчин, роняя вполне недвусмысленные взгляды в ее сторону. Моя сестра не была гадким утенком из одноименной сказки известного писателя, а ее новый образ, пришедший на смену старому, придавал ей некую изюминку совсем еще юной девчонки. Раньше она носила длинные волосы, и мне казалось, что от такой красоты грех отказываться. Но надо было знать Мирославу. Кто – то из подруг посоветовал ей короткую прическу, и в один прекрасный день она удивила, пожалуй, не только меня одного. Я тогда тактично промолчал, полагая, что она вполне самостоятельная и вправе принимать те решения, которые она считает нужным, получив за свое молчание благодарную улыбку и поцелуй в щеку. Это был редкий знак проявления любви от сестры, которого еще нужно было и заслужить. Один из незначительных знаков в небольшом наборе наград Мирославы, предназначенных лишь для меня.

Мирослава предпочитала носить классическую одежду, как мой друг и коллега – Игорь Паперный. И это не было отражением ее положения в качестве человека, вокруг которого постоянно были книги. Такой стиль она выбрала осознанно, без чьего – либо вмешательства. Сегодня она выглядела как обычно: строгий короткий пиджак поверх белой, как всегда отутюженной блузки. Юбка чуть ниже колен и закрытые туфли-лодочки.

Меня она заметила лишь тогда, когда я уже вплотную подошел к столу. Мы были настолько близки, что мне было достаточно одного, короткого взгляда, чтобы понять настроение сестры. Если применить к ней некую шкалу, которая измеряет уровень обеспокоенности, то Мирослава находилась на самом ее пике, за той чертой, где мне уже стоит заволноваться и применить все средства для того, чтобы погасить очаг ее присутствующего волнения.

Я наклонился и поцеловал ее в щеку. Обычный ритуал при наших встречах. Я сел напротив и внимательно посмотрел в ее глаза, в которых серый цвет преобладал над голубым. С сестрой явно было что-то не так, подтверждая мою догадку.

– Привет, – коротко обронил я, продолжая наблюдать за Мирославой.

Ее тонкие, безупречно розовые губы, сразу же мгновенно приоткрылись для того, чтобы произнести мне короткую, но такую понятную фразу, которая выдавала ее нынешнее состояние с лихвой. И как обычно в таких случаях она стала потирать пальцы рук.

– Ну, наконец – то.

– Рассказывай, – нетерпеливо потребовал я, готовясь услышать все что угодно – вплоть до вселенского заговора, в котором участвовала и моя младшая сестрица.

– Может, для начала сделаешь заказ? – предложила Мирослава, из чего я сделал первый вывод: беседа предстояла долгая.

Но то, что я увидел и услышал далее, перечеркнуло все мои самые всевозможные варианты, которые могли объяснить ее поведение. Услужливый официант пошел выполнять мой заказ, а я уставился на сестру, ожидая от нее продолжения. Мирослава отставила свою тарелку с остатками еды чуть в сторону, тяжело выдохнула и потянулась к сумочке, которая висела на стуле. Я лишь наблюдал за ее движениями. Через мгновение она протянула мне черно-белый снимок. Я вначале недоуменно уставился на сестру, а затем уже стал смотреть на фото.

Снимок был старый, черно – белый и не совсем качественный. Тот, кто его проявлял, был явно непрофессионал. Новичок-любитель – одним словом. На фото были запечатлены люди, стоящие в ряд в расслабленных позах. Семь человек: пятеро мужчин и две женщины. Одеты неброско, как вроде бы для загородной прогулки, что, впрочем, было недалеко от истины, так как вокруг них развивались кроны деревьев, что-то из породы хвойных. Так сразу и не разберешь. На заднем фоне виднелся автомобиль. «Москвич». Модель «Иж – Москвич-412ИЭ», с круглыми фарами и решетками с двумя горизонтальными брусьями. Я присмотрелся к лицам людей на снимке. И каково же было мое удивление, когда среди них я узнал маму и папу. Совсем еще молодых, излучающих радость и возбуждение, как мне показалось на первый взгляд. Но самое главное и поразительное было то, что пятеро из семи человек на фото, были перечеркнуты крест – накрест обычным карандашом. В том числе и мои родители. Какая-то чертовщина. Кому понадобилось делать подобную отметку? А главное – зачем? Я перевернул фотографию. Обратная сторона была абсолютно чистая. Ни надписей, ни пометок.

Принесли мой заказ, но к еде я не притронулся. Я уставился на Мирославу, при этом стуча указательным пальцем по снимку. Предоставленное фото я видел впервые. В наших семейных альбомах я подобного снимка не замечал.