Исчезнувший

Людвиг еще не совсем понимал, к чему она завела этот разговор, и поэтому не стал ее перебивать, дав ей возможность высказаться.

– Помнишь ли ты того русского солдата, укрывшего нас своим телом от летящих осколков?

Как же он мог забыть человека спасшего их от смерти. Прошел двадцать один год после той страшной войны, но его память крепко хранила те воспоминания, помня все практически в каждой детали: тихий скрип сапог, веснушчатое лицо русского солдата, шепот и протянутая молодая, но такая крепкая рука. Рука освободителя. И взрыв – мощный, оглушающий и разрушающий все на своем пути. Но только не их.

– Я надеюсь, ты помнишь еще, как мы часто навещали его в том госпитале на окраине города?

Генрих еще тогда не понимал, как его матери удалось найти местонахождение русского солдата. Тогда в городе царил настоящий хаос. Повсюду неразбериха, руины, груды мертвых людей по всему городу. Многочисленные расспросы, непонимающие взгляды и непонятные, незнакомые слова барьером вставали перед ними и освободившими их город русскими солдатами. После многочисленных безуспешных попыток, Людвиг с матерью уже и не надеялись найти своего ангела-спасителя, как прозвала его мать, но вера не оставляла ее, заставляя продолжать поиски каждый день, снова и снова. Их поиски увенчались чудом – им повстречался русский офицер, владевший их родным языком. Он направил их в бывший городской музей, где как, оказалось, разместился штаб русских войск, одно из немногих зданий оставшихся практически целым после стольких дней боевых действий. Для него так и осталось загадкой как мать нашла именно того солдата. Она никогда не останавливалась на полпути, всегда выполняя все до конца, требуя того же и от Людвига. Тот русский солдат узнал их сразу, как только они вошли в его палату, где кроме него лежало еще несколько таких же тяжелораненых, как и он. Все взоры были устремлены на Людвига и его мать. Той, слабой, но такой искренней улыбкой, спасший их солдат, казалось, осветил всю палату. Они еще долгое время каждодневно навещали его, принося с собой необходимые лекарства из их же аптеки. Все что осталось целым и не поврежденным. Он даже выучил несколько русских слов: «спасибо», «катюша», «молодец» и главное слово, как говорил тот солдат: «победа». «Но к чему вела мать?» – задавался немым вопросом Людвиг.

– Его звали Па-а-а-вел Я-ку-б-ба, – мать стала читать, по слогам, слегка замешкавшись. – Он воспитанник приюта, вернее как принято там говорить – интерната. Он должен был работать в городе… – и мать назвала город, но Людвиг о таком городе никогда не слышал, хотя и тщательно готовился к поездке, изучая историю страны победившего коммунизма, где главными городами считались – Москва, Ленинград, Киев.

– Я все это записала еще тогда из его слов. Вот его адрес, написанный собственноручно, – и мать протянула Людвигу уже затертый, пожелтевший листик бумаги, вырванный из какой-то тетради, неизвестно как оказавшийся тогда в палате. Она хранила его все эти долгие годы? Для нее как оказалось, он был очень важен.

– Мама, уж не хочешь ли ты сказать …, – начал осторожно Людвиг, но поднятая, вся в прожилках, тонкая рука матери остановила сына на полуслове.

– Именно это я и пытаюсь сказать тебе. Найди того солдата. Ведь ты будешь встречаться с самыми высокопоставленными людьми той страны. Попроси их об этом. Я думаю, они не откажут тебе. Советская система чтит своих героев. Я знаю это не понаслышке.

– И даже если мне помогут его найти… – остановился Людвиг, не понимая, что мать может предложить взамен за их спасенные жизни.

– Повидайся с ним лично. И поблагодари за нас от всей души и сердца. Я этого уже сделать не смогу…

Последние слова матери насторожили Людвига. Он почувствовал боль родного человека. Связь, которая всегда была с ними, неразделимо шла рука об руку все эти годы, когда они остались одни. Недуг матери он переносил очень тяжело, также болезненно, как и она сама. Но тяжелая болезнь не покидала ее вот уже на протяжении довольно – таки длительного времени.

– Да, мне осталось недолго, пускай, и прозвучат эти слова как приговор мне, но я все же скажу. Я хочу сполна отдать долг тому русскому солдату, подарившему нам с тобой эти долгие годы, когда мы вместе. Помоги ему, сын, в чем бы он ни нуждался. Ведь у тебя такие большие возможности сейчас. Не забывай, кому ты обязан жизнью, и кем ты стал сейчас. Будущее принадлежит тебе, Людвиг и ты обязан прожить остаток жизни так, чтобы остаться достаточно порядочным человеком, умеющим ценить и хранить то, что нам предназначено судьбой. Прошу тебя найди его…

Людвиг понимал, что это была заветная просьба матери, которую он не мог не выполнить…

1

Понедельник.11 июля 1966 года. Один из южных городов СССР.

Мой организм работал как заведенный будильник, просыпаясь всегда в нужное время. Началось все с Академии, хотя изначально завелось еще с армии. Именно армия дала мне первый зародыш этой привычки. Я вставал раньше всех – делал зарядку, отжимался от пола, бегал на стадионе, который как раз и был возле общежития, к большому недоумению многих моих однокурсников, да и не только их. Но для меня это уже стало постоянной привычкой, а, как известно: «человек – раб своих привычек». Мать не раз говорила мне, что это как-то неправильно, но ее слова абсолютно не задевали меня и я не считал это какой-то человеческой аномалией. Я всегда отшучивался типа пословицей: «кто рано встает, тому бог подает», но мать всегда махала на меня рукой и на этом все заканчивалось. Я слышал, сквозь сон как рано утром по улице проехала поливочная машина, смывая все старое и зарождая новое: новый день, новые ощущения, новые эмоции, новые события. Затем на смену машине, видимо спрятавшись от струй воды, жалобно заскулил дворовой пес Кузьма – всеобщий любимец и друг детишек со двора. Каждое утро было неповторимым – будь то лето, зима или весна, или та же осень. Я уснул ненадолго, буквально на несколько минут, и был разбужен теплыми согревающими лучами, которые уже вторглись сквозь тонкую материю штор. Они ласкали своим воздушным прикосновением мое вспотевшее за ночь мускулистое тело. Своеобразный сигнал, подстегивавший к подъему. Я резко вскочил, закинул полотенце себе на плечо и вышел из своей комнаты, как раз под звуки вещающего радио.

– В эфире «Пионерская зорька».

Мать уже копошилась на кухне, судя по доносившемуся оттуда шуму. Готовила мне завтрак.

– Мам, доброе утро, – крикнул я ей, направляясь в ванную. – А что у нас на завтрак?

– Твоя любимая яичница с колбасой, сынок, – донеслись тихие и мягкие слова матери.

Я довольно улыбнулся. Аппетит у меня всегда был отменный, даже с самого утра, а мама старалась держать все под контролем, если это касалось меня. Чтобы был накормлен, обстиран, наглажен, прежде чем идти на службу. Ведь когда я вернусь – никому не известно. Порой меня не было дома по несколько дней. Служба обязывала, и от этого никуда не денешься.

– Ну, ты скоро там? – подгоняла мать.

– Иду уже, иду, – я наспех вытерся полотенцем, и не заставил себя долго ждать, в предвкушении ожидающего меня завтрака.

Войдя на кухню, я подставил свежевыбритую щеку для поцелуя матери.

– Давай, садись уже, – торопила меня мама, метнув короткий взгляд на часы.

На столе уже стояла тарелка с нарезанными помидорами и хлебом. На лице матери не было и тени усталости, несмотря на то, что она пришла уже за полночь, после смены на фабрике. Волосы аккуратно заколоты, в глазах живой огонек, на лице застывшая усмешка.

– Форму я погладила. Так что ешь и не торопись, время еще у тебя есть.

– Когда ты все успеваешь? – я не переставал удивляться ее энергии. – Как прошла смена?

– А что смена? Смена, как смена. Ничего особенного. Правда, получили большой заказ – теперь работаем усиленно, можно сказать. Нужно успеть к сроку. Девчонок нам новых, молоденьких привели в цех. Стажируем. Обучаем. Симпатичные такие девчата. Смекалистые, всё подхватывают на лету.

– И тебе дали, наставница?

– А как же. Оксаной зовут. Красивая такая девчонка. Коса у нее пышная такая, губы бантиком. Скромница, да и руки золотые. Чувствую еще пару деньков, и она меня заткнет за пояс. Я уже почти не поспеваю за ней. Хочешь, познакомлю? На выходные? – с хитринкой во взгляде спросила мать.

Все. Мать завела свою старую, заезженную песню. Нужно поскорее доедать и идти на службу, а то от нее не отвяжешься. Она уже, сколько времени носилась со своим навязчивым желанием меня женить. И чем скорее, тем лучше для нее. Я ее прекрасно понимал. Каждая мать хотела самого лучшего своему ребенку. Ведь мне уже скоро тридцать. Большинство моих одноклассников, впрочем, как и сослуживцев, уже давно окутали себя оковами Гименея. Растят детей, живут полной семейной жизнью. А я – ловлю хулиганов, бандитов, всякую криминальную наволочь, которая порождает в нашей стране страх, панику и зачастую смерть. Но мое сердце по-прежнему оставалось свободным. Даже после того как уехала Виктория. А прошло не так уж и мало, почти целый год, но ни одна девушка еще не заняла своего места в моем холостяцком статусе.

– Хорошо. В субботу, – я притворно поднял руки вверх, словно соглашаясь с предложением матери, лишь бы она не докучала. Сегодня начиналась рабочая неделя, а значит впереди еще долгие пять дней. А там я найду причину, чтобы оставить без внимания неизвестную красавицу, как там мать говорила, ее зовут – Оксана? Мама как – будто читала мои мысли. Посмотрела недоверчиво, настороженно, недоумевая, что я так быстро сдался. Не спорил, не заводился. Такое случалось крайне редко.

– Ой, ли! – воскликнула мать. Все- таки провести ее не так уж и просто.

– Все, мама. Начинаю новую жизнь. Совсем скоро ты услышишь торжественный марш Мендельсона. Обещаю. И тогда тихо в уголку будешь вытирать носовым платком свои слезы от счастья, что наконец-то твой сын набрался ума и входит в такую же тихую, как и облюбованный тобою угол в Загсе, бухту гавани, где уже стоят на рейде корабли, на корме которых выведено вот такими огромными буквами слово «Семья».

Да, загнул я конечно. Чуть сам не спрыснул от смеха, но вовремя сдержался.

– Все шутишь, весельчак, – мать легко ударила меня кухонным полотенцем по спине. – А еще работник уголовного розыска. Надо позвонить в ваш отдел кадров. Пускай пересмотрят дела сотрудников, – настал черед шутить матери.

– Тебе мало того что с меня высчитывают за бездетность так еще хочешь чтобы меня уволили? Так я тебе путевку в Туапсе не заработаю.

– Какую путевку? – спросила мама, не понимая, к чему я веду.

– Ну, должен же я как-то обустраивать свою личную жизнь. А так поедешь на месяц – отдохнешь, покупаешься в теплых водах Черного моря. А там глядишь, за месяц на пороге я уже буду встречать тебя с Оксаной.

– Ну, Максим, умеешь ты все перевернуть в свои шуточки. Точно позвоню, – пригрозила мне пальцем мама.

– Все, мам, спасибо. Буду бежать.

Мать лишь провела меня взглядом и принялась убирать со стола. Уже на пороге, когда я надевал форменную фуражку, я услышал вдогонку привычное мамино: «будь осторожен, Максим».

Наш дом просыпался после выходного дня. Из соседних подъездов лениво и с явной неохотой выходили жильцы, направляясь на свои рабочие места. Из площади, которая находилась совсем рядом, доносился звонкий, мелодичный голос. Я его узнал сразу. Он принадлежал Валентине Левко, которая пела о любви. Солнце набирало свои обороты, обещая превратить день в настоящее испытания подступающей июльской жарой.

– Доброе утро, Максим Анатольевич, – услышал я за спиной голос нашего дворника – Степана Алексеевича Сыпко.

В неизменном фартуке, надетом поверх тонкой ситцевой рубашки, Сыпко в любой одежде всегда выглядел старше своих лет. Он переехал в наш город совсем недавно из Донбасса, где проработал не один десяток лет на шахте. Но покачнувшееся здоровья и категоричные наставления докторов о смене климата привели его в наш теплый приморский город, где он устроился дворником, получив комнатушку, как и положено в его случае, на первом этаже. Меня удивляло, что такой человек как Степан Алексеевич и живет один, без семьи. Трудолюбивый, учтивый, характер спокойный. Руки золотые. Никогда не откажет в помощи. Но спросить его об этом я не решался. Не любил я лезть людям в душу.

– Завтра игра. Наша сборная с Кореей играет. Как думаешь, Анатольевич, выиграем?

– Первая игра всегда волнительна, Степан Алексеевич. Я думаю, наши футболисты сумеют перебороть своё волнение и покажут хороший футбол. Главное атаковать и реализовывать свои моменты. Вот тогда победа никуда от нас не денется, Степан Алексеевич.

– Выиграем точно? – Казалось, мои слова ему пришлись по душе.