Исчезнувший

Присяжнюк ответил мгновенно, словно ожидал моего вопроса.

– Дом там старый, двухэтажный, еще построенный за царя гороха. Водопровода нет. «Толчок» и тот общий на улице, держится на одном честном слове. Дом давно хотели снести, но все никак руки не доходят. Так и стоит. Остался там народишка, век доживает, а кто пошустрей и поумней, уже давно съехали. Место там конечно жутковатое, – рассказанная история еще больше принесла мне остроты.

Вот тебе и советская действительность. А сколько таких домов по всему Советскому Союзу? Особенно в промышленных городах. «Н – да, дела» – подумал я, а вслух спросил: – И что дальше?

– Ну, думаю, воскресенье. Законный выходной. На рыбалку не грех пойти, море ведь рядом – вниз и пожалуйста, лови себе, не хочу, хоть целый день. На лодке катайся.

– Правильно думаешь, Присяжнюк, – по-мужски, похвалил я старшину, соглашаясь с его мнением. Ведь и я грешным делом думал же об этом.

– Ушел я тогда, несолоно хлебавши. Решил вечером подойду – авось застану.

– И что вечер?

– Да, ничего. Все тоже. Походил я под окнами, около часу. Только глаза мозолил жильцам.

– А что жильцы? Не интересовались – почему вдруг милиционер объявился снова?

– Странные там обитатели. Лишь в окошко выглядывают и шторки прикрывают, словно игнорируют меня. А потом приехал пацаненок один на велосипеде. Драка завязалась на дискотеке. Я и ушел порядок наводить.

Все это мне начинало, не нравится. Что же это за люди такие, что все им нипочем. Или суровая обыденность окраины лишила их всего человеческого? Хотелось бы мне взглянуть в их лица, угадать, чем живут и дышат.

– Больше не заходил? – спросил я, предчувствуя отрицательный ответ.

– Да, там драка нешуточная завязалась. Пришлось наряд вызывать, чтобы всех зачинщиков поймать. Поножовщину устроили – пришедшие с соседнего района. Лишь в два часа ночи все закончили. Сам знаешь как оно-рапорт, кто да что…Бумажная волокита.

Суровая работа у участковых, тем более вот тут – на окраине, среди рабочей массы. Район считался не самым благополучным. Проживали здесь представители разных сословий и национальностей – евреи, армяне, цыгане, а как же без них. Прямо как в гимне «союз нерушимый республик свободных». Свое название – Стеклотара район получил благодаря заводу по производству посуды и тары из стекла. Продукция, которая всегда была востребована у нашего народа.

– С утра был? – больше для проформы спросил я. Но услышанный ответ удивил меня.

– Да я с утра решил наведаться по нашим госучреждениям – выяснить насчет этого Якубы. Пошел в наш районный паспортный стол – может, съехал человек на другой адрес. Такое иногда случается. Дом ведь там практически аварийный. В паспортном столе я выяснил – проживает товарищ Якуба в этом доме три года-с 1963. Место предыдущей прописки я тоже на всякий случай посмотрел. Здесь село есть небольшое. Колхоз такой – «Заря коммунизма». Я как-то раньше проезжал его. Вот там и жил. Но и это еще не все.

Присяжнюк доставал козыри с рукава, один за другим, интригуя меня все больше и больше. Умел ведь человек работать мозгами. Хлеб свой даром не ел.

– Еще койку имел в общежитии при судостроительном заводе. Четыре года давил матрас, – почему-то тяжело вздохнул Присяжнюк и замолчал. Я решил, что это как-то касалось и его лично. Видать и он помаялся по всяким общежитиям и малосемейкам. Я невольно стал укорять себя, что практически ничего не знаю об идущем со мной рядом сослуживце. Плохо, Ткаченко, плохо.

– Теперь что касаемо его работы. Ведь я с утра ходил сам не свой. Все думал и думал об этом Якубе. Не женат, а ведь ему – пятый десяток пошел. Это я тоже выяснил в паспортном столе. Деток нет. Живет бирюком, у черта на куличках. Один как перст, – потянуло старшину поразмышлять о судьбе совсем незнакомого мужчины.

Этот Якуба прямо как наш дворник Сыпко, подметил я. Разговорился старшина, а я считал его малословным. С каждой минутой Георгий Присяжнюк вызывал у меня все большую симпатию. После небольшой, длившейся несколько секунд паузы, старшина продолжил.

– Узнал я, и последнее место, где он работал. Только это на другой стороне города. «Вторчермет» – есть такая организация.

– Приемка металлолома? – попытался я угадать.

– Да, вроде того.

– Ну, Георгий, молодец, – похвалил я участкового, но в ответ он лишь достал помятую пачку «Примы» и, достав из нее сигарету, прикурил от спички, при этом жадно затянулся, словно наш разговор утомил его.

Оставшуюся дорогу к Северному переулку мы молчали, думая каждый о своем.

– Вон он – дом номер семь, – махнул рукой старшина, когда мы прошли пустырь, заставив меня внимательно присмотреться к пункту нашего назначения.

Дом действительно оказался старым. Кирпичные дымари наполовину развалены. Крыша старомодная, трехскатная, со светелкой. Фасад облущен, весь в трещинах, местами порос мхом, от сырости. Окна маленькие, узкие, словно бойницы крепости. Из одного окна торчала кривая труба. Скорее всего, в этой квартире была «буржуйка». Возле дома два совсем грубых деревянных столба, на котором сушилось чье-то белье. И фонарный столб, единственный атрибут цивилизации. Но могу побиться об заклад, что фонарь не радует своим светом жильцов этого мрачного дома. Я думал, таких домов уже нет. А вышло вон оно как. Я посмотрел на Присяжнюка, но он лишь пожал плечами. Красноречивый жест: «мол, что я говорил».

– А все-таки прав был Владимир Ильич, – начал я, встретив недоуменный взгляд участкового. – Коммунизм – есть Советская власть плюс электрификация всей страны. Вот, Жора, наглядный образец тебе тезиса Ленина.

Кивнул я в сторону так и не снесенного дома.

Где-то залаяли собаки, учуяв чужого. Я подумал, что ночью этот дом и его окрестности наводят жуть, для тех, кто случайно сюда забредет. Не удивительно, что жильцов мало. Я бы то же съехал или сошел бы с ума, живя здесь. И народишка, скорее всего, проживает здесь не простой.

– Ну, что, Жора, пойдем брать эту Бастилию.

4

Чем ближе я подходил к дому, тем сильней меня поражала тишина стоящая вокруг него. Ни тебе говорящего радио, ни чьих-либо других звуков. Даже домашних питомцев-кошек или собак поблизости я не заметил. Если бы не вывешенное белье и торчащая труба из окна, да протоптанная тропинка, ведущая к нему, дом смело можно бы было отнести к разряду домов-призраков.

– Квартира где? – нарушил я тишину своим вопросом.

– На втором этаже, вон там, слева, – указал Присяжнюк.

Я подметил, что интересующая нас квартира была расположена под чердаком, а окна из нее выходили во двор. Я даже увидел занавески на окнах квартиры Якубы. Вытянув голову, я посмотрел дальше. Что – же находилось за домом номер семь? И не удивился, обнаружив аналогичный дом, стоящий в метрах пятидесяти от этого. Брат-близнец. Один в один. Справа от здания – ряд высоких тополей, вокруг которых уже образовалась шапка тополиного пуха, объездная дорога, небольшой склон, за которым виднелись коробки гаражей. В доме было два подъезда. Над обоими входными дверями разместились шиферные листы, заменяющие козырьки, держащиеся на грубо отесанных стволах акации.

– Ну, вперед, Георгий, – и я решительно потянул тяжелую дверь на себя.

Войдя в подъезд меня, сразу обвеяло запахом сырости, несмотря на то, что снаружи дома стоял июльский зной. Рядом с входом из расположенной слева квартиры доносились голоса, где преобладал сильный мужской голос.

– Был? – кивнул я в сторону квартиры.

– Семья молодая там живет, – ответил Присяжнюк.

Весь пол и лестничный пролет был сделан из досок, которые со временем прогнили, и потому предательски скрипели на каждом шагу. Мы поднялись на второй этаж, и я сразу определил квартиру Якубы. Обычная дверь, такая, как и у всех, оббитая обычным дерматином. Я подошел к двери и чуть наклонившись, прислушался. Было тихо. Затем костяшками пальцев постучал напористо и долго, в тайне надеясь, что сейчас появится хозяин и вся проблема разрешится сама по себе. Но ничего такого не произошло. В ответ – все та же тишина.

– Гражданин Якуба! Милиция! Открывайте! – я применил часто используемую тяжелую «артиллерию», которая не раз открывала любые двери. Но дивидендов из этого я не получил.

– Что я говорил, – развел руками в стороны старшина, подчеркивая, таким образом, тщетность всех его предыдущих попыток попасть в квартиру.

– Тогда все проделаем по второму кругу, Жора. Давай к соседям. Тут кто проживает?

– Вон в квартире напротив, старушка. К ней первой и пойдем.

Но странное дело и в квартире напротив нас встретила тишина.

– Тогда вниз, – разочарованно произнес я, убеждаясь с каждой минутой, что прав был все-таки Присяжнюк. Прямо целый ребус, а не дом.

В отличие от верхнего, пустующего этажа, на первом нам сразу же открыли дверь, где мы тремя минутами ранее слышали шумные голоса. На пороге стоял мужчина лет тридцати-тридцати пяти, плотный, черноволосый, крупные черты лица, резко очерченный рот, густые брови вразлет. На нем была одета белая майка из хлопка и штаны свободного покроя. Он бегло посмотрел на нас, но не стушевался, никак не выдал своего волнения, лишь обронил коротко: – Здрасте.

– День добрый. Капитан Ткаченко. Уголовный розыск, – и я предъявил ему свое удостоверение.

Но мужчина даже не взглянул на него, а пристально посмотрел на Присяжнюка, словно пытаясь понять, что собственно нужно нам, после того как вчера старшина проторчал здесь практически целый день.