что никогда Божественный трубач
нам не подаст сигнала к пробужденью?
(Как страшно превращаться в перегной,
как тяжело не верить в Бога, Боже!)
А птицы над моею головой…
(уже давно на ангелов похожи…)»
1981
Посещение любимых родителей
Щека сухая,
неживая,
на прощанье.
Четыре яблока, клюква в упаковке,
два лимона, уксус… – Надо же,
откуда?
Глаза, в которых ожиданье чуда
послеинфарктного.
Жизнь всё ещё подобна заготовке.
Жизнь всё ещё сплошное обещанье.
Но
жизнь
уже
сплошное
об —
нищанье.
Четыре яблока протягивает мать
для сына сына.
Где ей душу взять?
Чем залатать прореху
в мужестве и чести?
Чем заменить
отказ от крови?
О втрое скрученная нить
из вашей нелюбови!
А на потеху, —
как по ржавой жести
крыш крадется полуночный вор, —
пройтись по кухне дребезжащей,
по осколкам детства,
где взрослых страшное наследство,
замученных детишек сор,
невыметенный до сих пор,
во всех углах лежащий…
1981
«Покорная овца…»
Покорная овца,
пасущаяся плоть,
ты тоже дочь Творца,
но молчалив Господь.
Не спишь, жуёшь всю ночь
протухший кислород,
отвергнутая дочь,
гниющий Богов плод.
А утром щель в лице
душа найдет тайком
и воспарит в Отце
бесплотным мотыльком.
И ты – молекул ряд
меж пламенем свечей,
отправишься на склад,
всеобщий и ничей.
Но вечно будет дух,
твой ключик заводной,
искать единство двух,
летая над страной.
1981
«На окраине Бога…»
На окраине Бога,
в глуши галактической, сонной,
пролегает дорога,
обочины, пни, мураши.
Звёзд зелёные вши
в голове копошатся огромной
и Земля лепестком притулилась
у пятки Его сапога.
Но и этот лоскут,
эта тьмутараканская жизнь
нам с тобой дорога.
Пусть наше время погибло,
но скудельный сосуд,
кровеносный, родной, мясокостный,
красногубый и головоострый,
вновь наполнив собой, понесут
хитроглазые дети.
В сквозняковой щели мирозданья
снова души на свет прорастут