Юдоль

– Так и определила. – Глаза у Каттими сделались вдруг серьезными. – Ты сам-то приглядывался? Посмотри, белок у зверя в синеву, а веко изнутри не красное, а почти черное. И запах. Другой запах у обычной лошади.

– Откуда знаешь? – спросил Кай. – Или отец у тебя был не только кузнецом, но и конюхом?

– Зачем? – удивилась Каттими. – Об этом любой в Вольных землях знает. Там теперь всякой пакости в достатке. Не только тати лютуют. Когда чужую лошадку в стычке положат, главное определить, не приделанная ли? Может, то и глупость, но очень страшно приделанного мяса отведать. Кто его знает?

– Ну во-первых, если хорошо прожарить, то ничего не случится, – заметил Кай. – Хотя я не любитель конины. Но и с прочей скотиной так. Хотя какая охота мясо жарить, которое, чуть промедлил, гнилью расползается? А если бы лошадка моя приделанной была, сейчас бы другие лошади шарахались от нее.

– Конечно, – кивнула Каттими. – Шарахались, если бы она плоти испробовала. И мясо гнилью расползается, если тварь плоти перед гибелью сама испробует. Наверное, выдерживал жеребчика после заражения? Сколько?

– Два месяца, – хмуро бросил Кай. Многое знала девчонка, очень многое.

– Все одно ведь сорвется, – прошептала Каттими.

– Сорвется – прикончу, – отрезал Кай и тронул лошадь вперед. Сзади послышался скрип подвод с бывшими рабынями. Переход к Кете продолжился прежним порядком.

– Послушай, – Каттими шла рядом с конем, – неужели ты так бы и довел Такшана до Кеты? Ну вот вместе с рабынями? Если бы не тати, довел бы?

– Не дошли мы еще, не торопись, – ответил Кай. – Нечего на конец пути гадать, если середина неведома. Да, работорговля в Кете запрещена, но рабы имеются. Все хитро обделано, обязательства, договоры, расписки долговые, но людишки-то, пусть и без отметки на запястье, как и в Хилане или той же Зене, до смерти спину на хозяина гнут.

– А ты уверен, что в Кету Такшан товар свой волок? – спросила Каттими, на ходу прижавшись к боку коня щекой.

– А куда ж тогда? – не понял Кай. – В этих лесах до самой Кеты не то что деревеньки, заимки лесной не сыщешь. Нет, раньше бывали лесные поселения, но в эти времена, да с такой музыкой, – охотник похлопал ладонью по суме с рогом, – вряд ли они сохранились.

– Запах, – вдруг прошептала Каттими. – Запах. – Она потерлась носом о бок лошади. – Тот же самый запах. Так вольные в охране Такшана пахли. Веки я им не отгибала, но запах тот же самый. Приделанные, да не отпущенные. Точно говорю.

– Что ж ты молчала? – Кай развернул коня, оглянулся на остановившийся обоз, махнул рукой Васе, которая маячила в отдалении, задумался. – А ведь о приделанных раньше никто и не слышал в этой стороне. За Хапой были, в Зене были, южнее Зены были, но здесь… Где мор прошелся гуще прочего, там и приделанные объявились. Но они ж все поодиночке, да и если стаями сбиваются – все одно без разумения. А чтобы приделываться, да не отпускаться? Да с тати союз держать? Неужели правдивы слухи, что ходит по деревням кто-то и силой селян приделывает?

– Ты умный, ты и думай, – прошептала Каттими, – а я лучше нюхать стану.

– Что такое? – придержала коня Васа.

– Вольные из охраны Такшана приделанными были, – проговорил Кай.

– Точно, – обмерла кессарка. – То-то я удивилась, что даже гримасы никто не скорчил, когда я подводы у них забрала.

– Ты права, – кивнул Кай, – идем туда, куда им нужно.

– Я слышала, что приделанные в последний год иными стали, – прищурилась Васа. – Не всегда жрут тех, кого поймают. Баб, случается, отпускают. Насилуют и отпускают. А может, теперь и отпускать перестали? Так что ж выходит, мы девок везем приделанным на племя? Сколько еще до Кеты?

– За полтораста лиг, – отозвался Кай. – С нынешней скоростью дня четыре. Только, думаю, нас загодя встретят.

– Что делать будем? – Кессарка была встревожена. – Приделанных так легко не взять. А уж если они с разумением… Что, если срезать к ламенскому тракту?

– Чаща, – задумался Кай. – Через лигу – болота. Перебраться можно, топь пятнами идет, но не с телегами. По прикидкам, до ламенского тракта под сотню лиг, года два назад я проходил, да проходил конным, но с обозом… Будем как приманка в силке. Да и телеги если бросим, все одно долго провозимся.

– А если пойдем прямо? – Васа сжала губы. – Прорвемся?

– Не уверен. – Кай прикрыл глаза. – Вправо пойдем.

– Так там самая нечисть и обретается, по слухам! – неуверенно проговорила Васа.

– Выставляй дозоры, – решил Кай. – Другого выхода нет, схватки с приделанными, будь их хоть десятка два, мы не выдержим. Прорубимся, но потеряем почти всех. Или всех. Обойти их можно только справа. Заросшие проселки я знаю, приходилось когда-то объезжать лесные деревни, выйдем на брошенный харкисский тракт, пересечем его, двинемся к кетским старательским поселкам. И к Кете выйдем с севера. До харкисского тракта отсюда лиг восемьдесят. Все пойдут пешком, подводы придется бросить. Если поднажмем, то уже завтра к вечеру выпутаемся.

– Девки не смогут поднажать, – покачала головой Васа.

– Не смогут – погибнут, – отрезал Кай. – Мне сейчас нужны четыре хиланца. Подводы освободить, нагрузить камнями. Приготовить вьючку на четырех лошадей. Насобирать хвои. Все мешки хвоей забить, да сырую не брать, только сухую, поверху, только слева от дороги и только в полусотне шагов, не ближе. Собрать всю кожу, что годится под обувку, всех, у кого руки складные, сажать подшивать войлоковки девкам. На два дня должно хватить обувки. И метлы связать, штук пять. Мягкие метлы. На все про все – час-два. Да не следить тут, не следить!

В лес с подводами с Каем пошла Каттими и четверо ветеранов. Нагруженные камнем телеги подтащили к болоту и спихнули в топь. Лошадей вывели через ближайшую протоку к речке, по песчаному руслу вернулись на тракт. Там Кай едва сдержал грустный смех. Испуганные девки в балахонах, с пиками и кинжалами на веревочных поясах годились скорее для ярмарочной потехи, а не для похода. Лошадей навьючили быстро, дорогу стали заметать за собой, начиная с того места, где телеги пошли в лес. Пыль укладывалась от метелок подозрительно ровно, но гуляющий над дорогой ветерок тут же разравнивал ее по собственному разумению. Через полторы лиги Кай дал команду уходить вправо. Старый проселок затянул можжевельник, вдобавок поперек него лежала вывернутая бурей молодая ель. Таркаши раздвинул сухие ветви, ухватился за ствол, крякнул и вывернул дерево из земли. Подскочившие гиенцы помогли поднять ствол.

– А ну-ка живей проводи лошадей, – сдавленным голосом выговорил купец. – А то я сейчас все ваши хитрости тут уделаю.

Дважды повторять не пришлось. Поредевший караван вошел под кроны огромных деревьев. Елка легла на место, пыль и рассыпанная хвоя скрыли недавний след. Без единого слова, тихо, придерживая за морды лошадей, превратившийся в потайной отряд обоз двинулся по некогда глухой и вполне безопасной теканской чаще. Чего мог бояться случайный путник? Волк летом обходил человека загодя. Медведь мог выйти на тракт случайно, но на этот случай на любой повозке имелась трещотка, да бери жестяное ведро и стучи в него, уберется косолапый. Потом случилось побиение жителей Харкиса. Затем накатила Пагуба. А теперь и тати спустились с гор, пересекли течение Хапы, и приделанные объявились. Объявились или могли объявиться?

Кай двигался с Каттими в ста шагах впереди отряда. Она смотрела вокруг во все глаза, он все чаще глаза закрывал. Закрывал и слушал лес. Принюхивался к легкому дымку, который пробивался через кроны, прислушивался к перестуку далекого топора. Лес оживал, вот только кто осмеливался обустраиваться в нем, пока было неясно. Но старая, затянувшаяся было низкой порослью дорога уже не казалась заброшенной. И поросль была местами сбита, и следы копыт на ней имелись, да и узкие, ведущие неведомо куда просеки то и дело мелькали в самой чаще. Кое-где попадались и человеческие кости. Кай не спускал руку с рукояти меча, холодом его обдавало то с одной стороны, то с другой, к вечеру он вовсе вернулся в общий строй да призвал к себе Педана с луком, – по разговорам, именно тот оказался самым метким стрелком в битве на холме, но избежать беды это не помогло. На следующее утро на краю сожженной и уже затянутой мелколесьем лесной деревни начинающий роптать и требовать хотя бы короткого привала девичий отряд сократился на три души. Приделанный вывалился из дупла подбитого молнией дуба прямо на их головы. Две пики пронзили нелюдь насквозь, но, уже подыхая, приделанный успел разорвать ударом когтистой руки горло одной девке и вгрызться в живот другой. Еще одной он переломил при падении шею. Оставшиеся в живых с визгом ринулись в стороны, Лук отрубил ужасной твари голову и приказал Васе собрать беглянок.

– Хоронить будем? – с ужасом прошептала Каттими, разглядывая изогнутое, похожее на собачье туловище существа, которое некогда было человеком.

– Нет времени, – сказал Кай. – От этой деревни до тракта лиг пять, но визг был слышен далеко. Успеть бы убраться. Хотя этот приделанный дикий, неудержанный, таких я как раз не боюсь. Но и он опасен.

Погибших отнесли в сторону от дороги, засыпали хвоей. Васа построила перепуганных беглянок. Каттими раздала им остатки запасов Кая – куски вяленого мяса, рыбы, лепешки. Каждой дали глотнуть вина.

– Осталось немного продержаться, – пообещал им Кай.

У выхода на тракт их ждали. Там, где сосны расступались в стороны, возле сгоревшего, пронзенного набирающей силу молодой порослью трактира, под красноватым небом стояли трое мужчин. На них не было доспехов, но у каждого имелось оружие. Поодаль встряхивал головой конь, похожий на коня Кая, разве только размером он был еще больше последнего. Конь выдирал из бурьяна покрытые истлевшей плотью кости и перемалывал их крепкими зубами.

– Неудержанный, – прошептала Каттими и наклонилась, чтобы вытянуть из ножен мечи.

– Они тут все неудержанные, – заметил Кай и выставил ладонь в сторону Педана, наложившего на тетиву стрелу. – Не нужно. Неудержанные, но не бешеные. Совсем не бешеные. Даже любопытно. Я поговорю сам. Оставайтесь здесь.

– Поговоришь с одним или со всеми тремя? – сдвинула брови Васа.

– Как получится, – сполз с коня Кай, поморщился от боли в начинающих заживать ранах. – Не вмешивайтесь.

– А если там засада? – не отступала кессарка. Каттими молчала.

– Засады нет, – успокоил ее Кай. – Я бы увидел. Эти примчались сюда верхом на звере. Но поторопиться следует. Думаю, что они хотят посмотреть, чего я стою. Или задержать нас.

– И что ты собираешься им показать? – напряженно хмыкнула Васа.

– Только то, что буду вынужден показать, – отрезал Кай.

– Ты еще не оправился от ран, – напомнила ему Каттими.

– Ты хотела сказать, от порезов и заноз? – уточнил Кай, хотя про себя признал правоту девчонки. Схватка была не ко времени.

Он вытащил из ножен черный клинок и двинулся вперед. До троицы была сотня шагов. В центре стоял вожак. Он был немногим повыше Кая, чуть пошире в плечах. Его светлые волосы шевелил ветер, голубые глаза смотрели на Кая спокойно. Как и на каждом из троицы, на нем была темная свободная куртка без пояса, широкие порты, узкие и короткие сапоги. В правой руке сверкал кривой кусатарский меч, в левой тяжелый нож. И у его спутников – у высокого стройного воина, в былое время способного послужить украшением хиланской гвардии, и широкоплечего чернявого и низколобого коротышки – тоже были в руках мечи и ножи. Кай шагал, прикидывая, чем его могут удивить незнакомцы, и явственно ощущал, что вот эти трое, бывшие некогда людьми, теперь отличались от человека даже больше чем уродливые мейкки. И это было тем ужаснее, что внешне они не отличались ничем. Ну разве только странным, почти прозрачным взглядом да неестественной оцепенелостью, никто из них не переминался с ноги на ногу. Когда они появились впервые? Сразу после мора, выкашивающего деревни, когда из сотен выживали десятки, а из десятков единицы вдруг становились приделанными? Но ведь и тогда они напоминали сумасшедших, зверей в человеческом облике. Откуда же взялись вот такие, способные держать оружие и, может быть, даже и говорить?

Средний заговорил, когда до него осталось около двадцати шагов: