Карп недоверчиво сдвинул брови. Седой подумал, что именно так и должен реагировать на его слова начальник Заставы.
– Где?
– Где-то на севере острова.
– Ты ничего не путаешь? Настоящий поселок, а не чья-то временная стоянка?
– В том-то и дело! Поселок с жилыми или хозяйственными постройками, судовым причалом и экскаватором!
– Экскаватором? – переспросил Карп. Похоже, именно последнее наблюдение убедило его в том, что старый товарищ говорит правду.
– Может, не экскаватором, а подъемным краном, – уточнил Седой. – В сам поселок мы не заходили – не до того было. Но то, что там осталась строительная техника, это точно.
– А как далеко вы ушли на север? Что сказал Ванойта?
Седой поморщился:
– Ничего путного. Бубнил все время про обитель подземных духов, про проклятые земли. Ерунду, одним словом! Я не прислушивался. А вот ходу до того поселка при попутном ветре около двух суток.
Карп надолго задумался, потом снова полез в стол, но на этот раз достал оттуда не выпивку и не закуску, а отпечатанную для пограничников крупномасштабную карту Новой Земли с типографским грифом «секретно» в верхнем углу.
– Гляди, – он подвинул карту к Седому. – Если ты ничего не путаешь, то, похоже, вы, сами того не ведая, нашли поселок Северный. Ты пролив помнишь?
– Залив, хотя… може, и пролив, ведь дальше поселка мы по нему проплывали. «Маточкин шар», – прочел Седой отпечатанное на карте название узкого пролива, разделяющего два самых крупных острова Новой Земли. – А Северный – это же название полигона, где еще во времена СССР проводились подземные ядерные испытания?
– Я тебе больше скажу. Перед войной полигон хотели возродить: завезли технику, прорыли новые штольни…
– Точно! – перебил друга Седой. – Мы в такой штольне и ночевали! Значит, там и люди должны были остаться?
Карп отчего-то сразу помрачнел:
– Дело темное. Я обещал никому не говорить, да теперь чего уж… В общем, где-то через две недели после всех ядерных ударов местные пограничники перехватили странную радиопередачу. Сам знаешь, тогда эфир на всех диапазонах был забит сплошными помехами, а тут – довольно чистый радиосигнал. Поэтому решили, что источник находится здесь, на острове. Я сам ту радиопередачу не слышал, но командир заставы и радист рассказывали, что речь шла о какой-то неизвестной болезни, вроде эпидемии безумства, охватывающей все новых и новых людей. По словам перепуганного радиста, больше всего это сообщение походило на предостережение или сигнал тревоги.
– А потом? – осторожно спросил Седой.
– Потом все: сигнал оборвался, и попытки пограничников восстановить связь ни к чему не привели.
– Когда, говоришь, это было?
– Приблизительно через неделю после войны.
– Сейчас поселок выглядит заброшенным, – начал рассуждать Седой. – Выходит, все жители погибли?
Карп пожал плечами:
– Это, может быть, и никак не связано с болезнью. Кто знает, что там могло произойти за двадцать лет?
– А из Крепости эта радиопередача не могла идти?
Крепостью называлось большое, из нескольких сотен жителей, поселение на юго-западном берегу, в двухстах километрах от Заставы. Жизнь там строилась по военному принципу: всем распоряжался комендант, которому помогали несколько приближенных офицеров – его заместителей. Крепость выросла на месте военного городка в поселке Белушья Губа, где размещался гарнизон ядерного полигона. Помимо солдат и офицеров ядерного полигона там проживали семьи летчиков с расположенного по соседству военного аэродрома Рогачево. Как и на Заставе, основным занятием обитателей Крепости была охота, а также сбор грибов и ягод, а если повезет, то и богатых белком гигантских яиц крыланов. Но в отличие от жителей Заставы, гарнизон Крепости располагал большими, еще довоенными, запасами продовольствия, дизельного топлива и боеприпасов. Их зверобои по-прежнему отправлялись на охоту на моторных лодках и пользовались не примитивными гарпунами, луками и стрелами, а дальнобойным нарезным оружием. Да и зимой во время полярной ночи обитатели Крепости куда меньше зависели от добытого охотниками мяса и заготовленного тюленьего жира. Но после недавнего открытия сложившееся положение могло измениться.
Седой впился вопросительным взглядом в лицо Карпа. Тот покачал головой:
– Нет, мы бы знали.
– Значит, из Северного, – заключил Седой.
Карп утвердительно кивнул:
– Больше неоткуда. Других поселков на острове нет.
– Даже если все жители погибли, в Северном могли остаться продукты, оружие, патроны. Да, наверняка остались! В этом сезоне уже вряд ли получится, а будущей весной надо будет обязательно организовать разведывательную экспедицию.
– Поселок уже давно могли разграбить мародеры из Крепости, – справедливо заметил Карп, и Седой вынужден был признать его правоту.
– Могли. Но проверить все равно надо.
Мысленно он уже представлял, как распахивает двери склада, под завязку забитого ящиками с консервами или бочками с горючим.
* * *
– Знаешь, я когда вчера тренировалась, загадала: если попаду в мишень семь раз подряд, по числу охотников в вашей бригаде, вы все вернетесь, – призналась Юля.
Ее тонкие губы распухли от поцелуев, старательно зачесанная на бок челка безжалостно растрепалась, но в таком виде Юлька нравилась Максу еще больше. Вряд ли бы с ним сейчас согласился Седой, который мог вернуться в любой момент.
– Ну и как, попала? – думая совсем о другом, Макс погладил голый живот девушки, ощущая подушечками пальцев податливую мягкость ее нежной кожи.
Когда они поженятся, он сможет все свободное время наслаждаться ее гибким, горячим телом, а не так как сейчас: урывками, втайне от ее отца.
– Да. И это с двадцати шагов! Правда, одна стрела сломалась. Но вы все равно вернулись, значит, я молодец!
– Ты просто умница.
Попасть с двадцати шагов в подвешенный на веревке и раскачивающийся на ветру мешок, да еще семь раз подряд, сможет не каждый. Вот только что сделает выпущенная из лука стрела тому же саблезубу?
Ладонь скользнула ниже, и Юлька на это немедленно отреагировала. Но совсем не так, как хотелось Максиму:
– Макс, куда ты лезешь?!
Он нехотя убрал руку, потом перевернулся на бок и поцеловал девушку в угол рта.
Они лежали на широком топчане в комнате Седого, которую он делил с дочерью. Впрочем, широким топчан был только для сна, а не для того, что на нем только что происходило. К тому же в нетопленном с утра помещении было довольно прохладно, поэтому они не раздевались. Юлька лишь сбросила свою полярную куртку, которой очень гордилась, а с остальной одеждой быстро справился Макс. Уже через несколько секунд ее свитер и все, что под ним находилось, было задрано почти до плеч, а узкие штанишки, обтягивающие стройные Юлькины ножки, бесстыдно спущены до колен.
От поцелуя девушка закатила глаза и глубоко задышала. Теперь с ней можно было делать все, что угодно, но Макс не воспользовался представившейся возможностью. Они и так уединились дольше всех разумных пределов, а ему следовало заботиться о добром имени и репутации своей возлюбленной.
– Прости, малыш. Твой отец вот-вот вернется.
Юлька все поняла, сочувствующе взглянула на партнера, ловко натянула штанишки, опустила и расправила свитер, и села, приняв вполне пристойный вид. Правда, растрепанные волосы, блестящие глаза и распухшие от поцелуев губы выдавали ее с головой.