Понты и волшебство

Основным источником информации, помимо троих спутников, которые вряд ли были в состоянии ответить на мои вопросы, являлись только слышанные в детстве сказки и прочитанные в юношестве книги, но толку от них было совсем немного. Пусть «Хроники Амбера» три года были моей настольной книгой, но проблемы Корвина и его сынка-колдуна никоим образом не касались моей ситуации. В конце концов, мой папа не был главной шишкой в этой половине Вселенной, не повелевал силами Порядка и не подсовывал мне для совокупления своих внучатых племянниц.

Томас Ковенант был Неверящим и Повелителем Белого Золота. Учитывая тот факт, что последний титул он получил благодаря купленному на какой-то распродаже кольцу… Да если бы все цацки, принесенные из нашего мира, в других мирах обладали магической силой, моих «понтов» хватило бы на усмирение целого батальона лордов Фоулов. Еще у Ковенанта была проказа. В происходящее он не верил до самого последнего момента. А может, и тогда не поверил.

О Свароге, русском аналоге Ковенанта, я знал только понаслышке. Но он был десантником, поэтому ничего разумного от его модели поведения ожидать не приходилось. Если он и в реальной жизни крушил кирпичи собственной головой, в мире магии у него бы точно съехала крыша.

Фродо Девятипалый с Гендальфом Серым были местными жителями и из мира в мир не путешествовали, у Скива был хороший учитель, а янки при дворе короля Артура слишком увлекался прогрессорством.

Чародей с гитарой был обкурившимся студентом и всю дорогу думал, что его глючит.

Героев было много, и все они были разными. Нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммед – пророк Его.

Но всех героев этих сказок для взрослых объединяло одно – никто из них не хотел быть героем, поначалу всех мучили сомнения, и никого особо не колбасило от идеи спасать мир. Потом на них нападали плохие ребята, и мир приходилось спасать в порядке самозащиты.

Но я-то не герой книги, и вряд ли кто-то может гарантировать мне хеппи-энд.

То, что я прошел какими-то Вратами, испепелившими кролика, и имел армейскую татуировку, которой у испепеленного кролика не было, еще не доказывало, что я являюсь Избранным. Однако так считали мои спутники, а поскольку больше никого в этом мире я пока не знал, разубеждать их в данный момент было бы не слишком благоразумно.

Морган сказал, что не может отправить меня обратно, но Морган мог и солгать. В конце концов, ему нужен Избранный, чтобы потягаться силами с Темным Властелином, и не в его интересах сообщать этому Избранному о наличии другой дороги домой, нежели та, что лежит через битву с Мировым Злом. С другой стороны, не слишком-то меня домой и тянуло, и вкупе с первым тревожным фактом это было странно и чуть ли не пугающе.

Но я примерно представлял, почему оно так.

Вряд ли я попал под воздействие каких-то чар, хотя полностью исключить эту возможность нельзя. Но я не чувствовал давления на меня какой-то чужой воли ни сейчас, ни в момент перехода. Никаких изменений в мышлении, никакой несвободы воли не наблюдалось. Хотя, конечно, может быть, зачарованные и не должны чувствовать, что они зачарованы, но у меня были в этом сильные сомнения. Слабый пол тут тоже ни при чем. Девушка-призрак, вызванная волшебством Радагана, конечно, без всяких споров, была очень привлекательной, но мне давно уже не четырнадцать лет, переходный возраст благополучно пережит и похоронен под более яркими воспоминаниями молодости, и я перестал думать лишь тем, что находится у меня между ног. Я знал слишком многих женщин, чтобы это сработало.

Был, правда, еще один не слишком приятный вариант. Он гласил, что я сейчас не сижу за рулем своего «Гелендвагена» и не направляюсь с бардом, воином и магом на поиски магического меча, но являюсь пассажиром белой машины с синими мигалками и санитары везут меня в Кащенко. Однако, положа руку на интимные части своего тела, я в это не верил. Я служил в армии, водил машину и получал разрешение на хранение огнестрельного оружия, так что обследовался в психиатрических клиниках достаточно часто, чтобы не знать о собственных психических отклонениях, буде они имели место. Всю жизнь я отличался рациональным мышлением и взвешенными решениями, поэтому факт существования другого мира не стал для меня культурным и эмоциональным шоком. Если он есть, глупо сомневаться в его существовании.

Жизнь в Москве была скучной. Многие бы сказали, с жиру он, мол, бесится. Пусть попробует прокормить жену, двоих детей и больную тещу на зарплату инженера, и посмотрим, будет ли ему скучно тогда. Согласен, на какой-то стадии существование на планете может быть и веселым, но мне как-то не повезло.

С крушением светлой коммунистической мечты я что-то потерял. Крушение это произошло, когда я пребывал еще в блаженном детском неведении относительно методов построения светлого будущего всего человечества, и не скажу, что сегодняшний я хотел бы жить при том коммунизме, который мог бы быть построен в нашей стране.

Но мне очень нравилась теоретическая модель коммунизма, которую нарисовали братья Стругацкие и с которой я ознакомился уже во времена перестройки. Мне и самому хотелось бы жить в мире, где все без исключения занимаются любимым, интересным и крайне полезным для всего человечества делом, где понедельник начинается в субботу, а лучший отдых – это перемена работы. Сменившая эту утопию мечта капитализма была более приземленной и свела смысл человеческого существования от познания Вселенной к зарабатыванию маленьких зеленых бумажек. Кому-то и этого смысла хватает до конца жизни, но я, заработав некоторое число этих самых бумажек, быстро потерял к ним всякий интерес. Они делали жизнь легкой и приятной, иногда сложной и опасной, но никак не могли наполнить ее смыслом.

Я жил в нашем мире и, играя по его правилам, выиграл довольно много. Выигрывать еще больше мне не хотелось. Есть люди, которых увлекает сам процесс накопления капитала, для которых первый миллион и первый миллиард – лишь вехи на пути, и дорога эта бесконечна, ибо всех денег в мире не заработать.

Когда мне было двенадцать лет, я жил в коммуналке и ездил на велосипеде. Перед моим уходом в армию сосед подарил мне свой ушастый «запорожец», и я стал гордым автовладельцем. Во времена срочной службы я ездил на «бэтээре» и жил в казарме. Занявшись бизнесом, я купил себе однокомнатную квартиру и покатался на бесчисленном количестве подержанных машин, среди которых были и плоды отечественного автопрома, и иномарки. Сейчас я покрываю асфальтированные пространства посредством новенького «мерседеса», а в гараже у меня стоит спортивная «пятерка» от БМВ. У меня три квартиры в городе и приятная дача за его пределами. Комфортность моей жизни была достигнута уже на уровне однокомнатной квартиры и пятилетней «ауди–80», с тех пор принципиальных качественных изменений в ней не наблюдалось. Я могу поднапрячься и пересесть с «мерина» на «ламборджини-диабло» или «роллс-ройс», загибая пальцы на манер Кольца Всевластья, но разумом понимая, что это всего лишь понты и все дальнейшие изменения будут носить лишь косметический характер. Мне больше нечего было делать в своем мире.

А в другом мире у меня мог быть шанс сделать что-то, чего я не мог сделать на Земле. Я мог стать кем-то другим, а не просто своим в доску парнем, с которым легко и приятно и можно пошутить на тему пожарной безопасности.

Вряд ли все эти соображения могли прийти мне в голову, когда я проезжал через пылающую арку Врат. Скорее, тут уж подсознание подсуетилось и сделало выбор за все остальное.

Так что теперь придется изображать из себя спасителя мира и сражаться с Темным Властелином, а это вам не бензин ослиной мочой разбавлять.

Хотя, быть может, все эти Темные Властелины – лишь происки вражеской пропаганды. Не стоит ввязываться в чей-то давно текущий конфликт, не обладая полным объемом информации, – это одно из моих личных правил выживания, а поскольку мой информационный багаж не намного отличался от абсолютного нуля, я решил узнать об этом мире как можно больше.

Тут я заметил, что сэр Реджи болтает со мной, причем, судя по его оживленному виду, это занятие доставляет ему ни с чем не сравнимое удовольствие, которое не может омрачить даже тот факт, что я его не слушал.

– …Ну так и вот, – говорил он. – После того как я победил на трех дуэлях подряд в течение одного дня, рогатые мужья стали думать гораздо дольше, прежде чем бросать мне в лицо свои перчатки. Однако на мне еще висели те долговые расписки, а сидеть в долговой яме – едва ли самое достойное занятие для потомственного дворянина, и тут очень вовремя подворачивается этот небольшой крестовый походик, и я говорю себе: сэр Реджи, а почему бы и нет? Моргану нужен был вояка, который способен преподать Избранному пару уроков фехтования, если тот окажется не при делах, или станет его спарринг-партнером на время путешествия, если он будет мастером меча. Так вот я и хочу выяснить, сэр Геныч: хорошо ли вы фехтуете?

– Вообще никак. – Я решил говорить правду, чтобы потом от меня не ждали каких-то чудес. Если нам придется драться на мечах, пусть уж сэр Реджи рассчитывает только на себя. – В моем мире фехтование не является основным видом боевого искусства.

– Странный у вас мир, – сказал сэр Реджи. – Если двое мужчин не могут уладить возникшую между ними проблему при помощи меча, как же вы тогда разрешаете спорные вопросы?

– По-разному, – сказал я, не вдаваясь в подробности.

– Суд? – презрительно фыркнул бретер.

Презрение к цивильным у дворянина в крови?

– Иногда и через суд, – сказал я. – Но чаще, если у человека моего круга возникают проблемы, он решает их при помощи разборки.

– И как это работает?

– Это что-то типа дуэли, – сказал я. – Все начинается с взаимных претензий, плавно перетекает в стадию оскорблений, а заканчивается трупами.

– Значит, наши миры не так уж и отличаются, – сказал сэр Реджи. – А кем ты был в своем мире? Извини, я не знаю твоего титула, поэтому обращаюсь с тобой, как с равным, но если ты более знатен, чем я, то я готов принести свои извинения и…

Очевидно, мысль, что у Избранного, прошедшего Вратами и так далее, может вообще не быть титула, не могла зародиться в голове потомственного дворянина. Наверное, в его мире крестьяне и прочие нижние сословия Избранными быть просто не имеют права. С другой стороны, признаваться в своем безродстве тоже смысла не имело, потому что никоим образом не могло положительно сказаться на ситуации, а отрицательно – могло. Назовись я графом или бароном, сэр Реджи тут же примется расспрашивать меня о замках, гербах, флагах и девизах, а с геральдикой я не в ладах. Поэтому, немного подумав, я обозвал себя потомственным дистрибьютором, а за эмблему взял трехконечную звезду в серебряном круге, что было логично, поскольку именно эта эмблема красовалась на моей карете. Сэр Реджи принял объяснение.

Ехать по лесу было совсем не трудно, расстояния между исполинскими деревьями позволили бы развернуться не только моему джипу, но и шестидесятичетырехколесному вездеходу с баллистической межконтинентальной ракетой. Вскоре мы выехали на небольшую проселочную дорогу и повернули направо. Тот факт, что основным транспортным средством, использующимся на тракте, была крестьянская телега и колея была разбита именно под нее, никоим образом не мог сказаться на способности моей машины здесь проехать. Разве что нас немного трясло.

То ли от этой тряски, то ли потому, что ритуал открытия прохода между мирами был утомительным, но Морган заснул, и вскоре салон машины огласился его богатырским храпом. Гармон с задумчивым видом смотрел в окно. Насколько я понял из болтовни сэра Реджи, его присутствие, я имею в виду барда, носило в предприятии чисто познавательный характер. Он не был ни магом, ни хорошим бойцом, ни великим знатоком Темного Властелина и его прихвостней, его основной задачей было воспеть наш предполагаемый будущий подвиг во множестве баллад и не дать всяческим злопыхателям извратить изложение событий. Учитывая любовь рассказчиков приукрашивать факты при каждом следующем пересказе, это был довольно-таки логичный ход.

Еще через пятнадцать минут разговора выяснилось, что титулы и земли принадлежат сэру Реджи лишь в теории, поскольку его владения находились в одном из аннексированных Империей Тьмы королевств и были захвачены врагом еще при жизни прадедушки сэра Реджи. На жизнь до рискованного предприятия Моргана он зарабатывал на турнирах и в качестве наемного солдата.

– А чем ты занимался в своем мире? – спросил он.

– Бизнесом в основном.

– А что это – бизнес?

– Это такой вид войны, – сказал я. – Тесно переплетенный с коммерцией.

– То есть ты тоже дрался за деньги, как и я?

– Грубо говоря, да.

Мне не слишком нравилась манера сэра Реджи говорить мне «ты», хотя рассудком я понимал, что он таким образом выказывает мне свое уважение, признавая ровней. Я даже начал подумывать, не преподнести ли ему мой обычный выверт по поводу брудершафта, на который мы с ним не выпивали, однако делать этого не стал. Дворяне, насколько мне известно, народ довольно сволочной и вспыльчивый, а дуэли в этом мире в порядке вещей. И кто знает, что способно перевесить на его личных, находящихся в голове весах – спасение мира, в котором он живет, или задетая фамильная гордость.

– Хороших скакунов выводят в вашем мире, – сказал он, поглаживая сиденье. – Ими движет магия?

– Ими движет технология, – сказал я. – Наука.

– Наука! – фыркнул он. – Это та же самая магия, только сложнее. Если маг во время эксперимента разносит соседнюю деревню на клочки, он в отличие от алхимика хотя бы может точно объяснить, почему это произошло.

Не было смысла объяснять индивидууму, что алхимия – это не совсем та наука, которую я имел в виду. Тем более что отчасти сэр Реджи был прав. Или вы хотите сказать, что наши земные яйцеголовые всегда способны предсказать результаты своих трудов? Вспомните Альфреда Нобеля и динамит.

– Расскажи мне о вашем мире, – попросил сэр Реджи.

– Лучше ты мне о своем, – предложил я. – Этот рассказ будет иметь большую практическую ценность.