Шестая ступень

Виктор только слегка улыбнулся в ответ. Он вовсе не знал, что аппарат не пролезет в окно. Он просто догадался, в чем может быть причина, и все решили, будто он знал ответ. Ему удалось зарекомендовать себя как человека, который уже работал с «расщепителем» в полевых условиях.

– Что до музыкантов, то сегодня вы с ними познакомитесь. Оба – сотрудники Центра. Люди, знающие свое дело. Осталось решить, кто будет в какой группе. Мы поступим проще. Первый ряд по партам будет в «Моне», второй в «Лизе».

Виктор не поверил своим ушам. Вот так просто – ты в первой группе, ты во второй? В случайном порядке, и к черту психологическую совместимость, уровень профессионализма, собранность команды? Но сталкеры, похоже, ничего не имели против.

Сыщик покосился на соседний ряд. Похоже, что Борланд и Фармер окажутся в «Моне». Сам он попал в «Лизу». С легким чувством стыда детектив понял, что радуется такому решению. Очень ему не нравился этот дом и перспектива лезть в какое-то окно. С другой стороны, из своей команды он практически никого не знал. Виктор спиной почувствовал отчуждение.

– Всем отдыхать четыре часа, – сказал Крот. – Делайте что хотите, но к шести все будьте готовы. Отбой.

Сыщик не двигался с места, пока зал у него за спиной не опустел. Он молча смотрел на Каменского, который невозмутимо читал газету. Когда они остались вдвоем, Виктор начал:

– Мирослав Сергеевич, а на каком основании…

– Делай то, что сказал командир, – проговорил Мирослав, не поднимая глаз. – Или пиши заявление об уходе.

Виктор ожидал еще каких-то слов, но их не последовало. Коротко кивнув, он поднялся и вышел в коридор, стараясь не краснеть.

Оказавшись за дверью, Виктор нос к носу столкнулся с Борландом. Сталкер смотрел на него с залихватским безразличием, но Виктора этим обмануть было сложно.

– Каково, а? – Борланд кивнул на дверь. – У тебя тоже информационный перегруз в башке?

– Только в подсознании, – ответил детектив. – Но я туда обычно не заглядываю.

– Мое подсознание в такие моменты хочет накуриться. Хотя сам я не принимаю. Ладно. Что ты думаешь о задании?

– Я о нем толком ничего не узнал.

Борланд хлопнул по стене.

– В том-то и дело, – вздохнул он. – Нам много мусора навешали, а по сути не объяснили ничего. Музыкальные замки, артефакты, о которых никто не слышал. На боевое задание с таким стартовым пакетом не ходят.

– Я думаю, все обойдется, – сказал Виктор, стараясь скрыть фальшь. – А что Фармер думает?

– Шут его знает. Он в последнее время себе на уме. Самоуверенным стал.

– А ты не таким был в его годы?

– Да я вроде и сейчас скромностью не болею. Хотя в его годы я сидел дома и пялился в ящик.

– Не верю, – сказал Виктор.

– Правильно делаешь. Но помечтать-то я могу?

Они помолчали. Виктор не нашел, что еще сказать.

– Ладно, я пошел, – вымолвил Борланд. – До вечера надо отоспаться. Пока сгоняю к оружейнику, есть у меня одна идея на уме, как юбилейчик отпраздновать.

– Увидимся перед заданием, – сказал детектив.

– Ага.

Когда Борланд ушел, Виктор направился на этаж, где находилось корпоративное кафе. Взял двойной кофе, сел в дальний угол, чтобы видеть всех вокруг.

Закурив, детектив схватился руками за голову. Дурное предчувствие не оставляло его. Слишком много переменных в предстоящей работе. Вроде бы есть конкретика, а вместе с тем и нет. Борланд был прав – им толком ничего не рассказали. Между тем в любом задании просто необходимо отталкиваться хоть от какой-то константы. Если ее нет, то ее необходимо установить. С другой стороны, с чего он взял, что тут вообще есть над чем думать? Приехать, слушать указания командира, вернуться живым. Вроде ничего особенного, тем более что сам ввязался. Уже не в первый раз он делает что-то, имея куда меньше данных. Не сложнее, чем просунуть нитку в иголку. Но откуда у него уверенность, что эта нитка станет началом запутанного клубка? Почему же ему именно в этот день так важно изначально выяснить все детали?

– Здравствуй, Виктор, – услышал он тихий женский голос. – Можно присесть?

– Ольга, – проговорил Виктор, не поднимая головы. – Во всем Центре не так много женщин обращаются ко мне по имени.

– Не всем же называть тебя Совун, – улыбнулась девушка, садясь рядом с ним.

В ее устах кличка звучала как укор. Было в этом что-то неприятное. Светлый образ Ольги и его давнишний оперативный псевдоним слишком плохо сочетались друг с другом.

– Не называй меня так, – попросил сыщик. – Для тебя я просто Виктор. Сегодня вечером мало кто вспомнит мое имя.

– Главное, что его завтра не забудут.

Отхлебнув кофе, Виктор помешал его ложкой. Хороший способ потянуть время. Вроде размешал кофеинки сам, а теперь надо ждать, пока они осядут. Повторять, пока не пропадет желание сидеть на месте. Или пока кофе не превратится в лед. А покидать место детектив пока не желал. Заботливые интонации Ольги опьяняли его и вместе с тем заставляли держать дистанцию, как и всегда. Он не был уверен, что нравится девушке. Возможно, он бы даже предпочел, чтобы она заботилась обо всех сотрудниках ОРАКУЛа, как о нем. Как единственный объект ее интереса Виктор ощущал себя чем-то обязанным. Да и можно ли было назвать Ольгу девушкой в плане прожитых ею лет – он тоже не знал. Ее возраст определить на глаз было невозможно. Такой могло быть и двадцать, и тридцать семь. Ближе ко второй границе, чем к первой, поскольку в юном возрасте ее бы не взяли работать в Центр. Хотя о сути ее работы Виктор тоже ничего не знал, пусть даже никаких секретов здесь не было. Виктор часто порывался выяснить что-то про Ольгу, просто так, безо всякой конкретной причины. Он этого не сделал лишь потому, что, начни он копать под нее, и это бы значило, что причины интереса все же есть. К тому же просыпалась совесть, обычно спящая, когда речь заходила о слежке. Виктор все еще не знал, чем конкретно Ольга Короткова должна заниматься в ЦАЯ, замужем ли она и есть ли у нее дети. Не знал ни скелетов в шкафу, ни официальной легенды – если таковая существовала. Ольга была просто коллегой, выполнявшей самый разный набор обязанностей: от патологоанатома до биолога или порой следователя. Она воплощала в себе тот самый элемент неизвестности, который, с точки зрения Виктора, делал человека интересным. Он просто работал изо дня в день, зная, что где-то в этом здании есть эта женщина, занимающаяся своими делами, которая, возможно, иногда его вспоминает. Однако сегодня, здесь и сейчас, Ольга могла оказаться спасением от одиночества.

– Послушай, – хрипло произнес Виктор. – Ты знаешь о сегодняшнем задании?

– Да, – ответила девушка. – Я готовлю «расщепитель». Слежу, чтобы он не вышел из строя в нужный момент.

– Да, это было бы здорово, – сказал Виктор, не заметив, что фраза вышла противоположной по смыслу. – Сегодня мне придется с ним работать.

– Тогда я все еще раз перепроверю, – опять улыбнулась Ольга.

– Хорошо. Слушай, я хотел спросить. В случае потерь с нашей стороны… я имею в виду, в случае, если кто-нибудь умирает, ты всегда выезжаешь на место?

– Всегда. Если агент гибнет на операции – моя задача сделать все, что следует.

Виктор не стал уточнять, что она имела в виду. Значит ли это, что Ольга создает погибшему нужный уровень легенды, чтобы родственники получили пособие? Или же всего лишь ползает на коленях, вытирая пятна крови? Виктор живо вообразил себе картинку: вот он умирает на задании, сраженный вражеской пулей, и Ольга застегивает молнию над его застывшим лицом. И эта женщина, с которой он сейчас пьет кофе, будет делать ему вскрытие, увидев полностью снаружи и изнутри. Затем она сядет писать отчет, чтобы на будущий день успокаивать в кафе очередного смертника.

– Я просто хотел узнать, – проговорил детектив и откашлялся. – Я просто…

– Не торопись. Ты сегодня выедешь на задание?

– Да.

– Я буду там, – твердо сказала Ольга. Звучало так, словно она приедет только ради него. Ее ясные, проницательные и очень умные глаза следили за детективом. Виктор порадовался, что не видит в них отражения собственного взгляда.

– Будь осторожна, – сказал он, встал и пошел к себе в кабинет.

Ответа не последовало, что заставило детектива с отвращением к себе перевести дух. Он бы не выдержал какой-нибудь банальности в ответ.

* * *

Следующие несколько часов Виктор просидел в кабинете, закрывшись на ключ. Он старался ни о чем не думать и ничего не чувствовать, но удержаться от того и другого сразу было слишком непосильной задачей.