Полоса разгона

Что тут скажешь! Ничего не попишешь, пришлось Кварталюку вторым делом набрать единственную в городе риэлтерскую фирму, чтоб дополнительно выбить под отдельное жилье бывшее поместье знаменитой балерины Эхматовой, бросившей его давным-давно, но ненароком снабдившей его своим памятным именем (поначалу чисто в рекламных целях, а потом уж притершееся так, что и не оттереть). Благо оно было и по добрососедству.

Оставалось самое легкое: набрать третьим делом автовокзал и повелеть временно снять со всех рейсов лучшие из автобусов для переправки всего этого иноходячего недоразумения к местам не столь отдаленных, но вполне загородных резиденций. А уж как им оттуда добираться на свои сборища, не чураясь любования чудными видами бескрайних пейзанских пашен, это собственно их последнее дело. Да хоть европёхом, об этом и говорить нечего.

Так вот и обосновались Орден вампиеров во главе с фон бароном Махаузером на даче Тукана и Орден зомбиеров во главе с графом ди Скрепицца в поместье когда-то Эхматовой.

**

В урочный час доблестные рыцари-неофиты Плесканьяк, Наливуа и Захорошар заступили втроем на ночное дежурство в нумерованных покоях княжны Парижской, удобно расположившись в преддверии ее будуара. Подобные предосторожности не были продиктованы одной лишь вздорной прихотью взбалмошной княжны. Усиленно неусыпной охраны требовала не столько нерушимость покоя мадам Бравацкой, сколько сохранность редкостного инвентаря многообразного назначения, в том числе и магического конечно, с которым она никогда и нигде не расставалась, да и нужды в том не усматривала.

Рыцари без страха и упрека какое-то время покорно скучали. По протоколу мало что из развлечений было им доступно во время несения вахты, разве что телевизор, но и тот в исключительно беззвучном режиме. Потом всё ж они подобтерлись, подосвоились и подоборзели по обстановке. Настал момент, когда Плесканьяк расслабленно потянулся и со скабрезным улыбасиком извлек из-за пазухи колоду карт. Тут же Наливуа встречно осклабился не менее двусмысленно и вытянул из-за спины на всю недолгу притаившийся там за-под поясным ремнем пузырь вполне доброкачественного горячительного. Далеко не постная улыбчивость сослуживцев с неизбежностью передалась и пустопорожнему Захорошару, одобрительно закивавшему из-за довлеющей ему вполне шаровитости в ответ на дружески предложенные соблазны.

Пока жизнь привратников полным ходом налаживалась, Зора Астраловна с нескрываемой задумчивостью перебирала кое-что ни попадя из числа своих несметных сокровищ. Пособляла ей в этом занятии ее камеристка и компаньонка по имени Шаккалю, способная легко а и как нечего делать ворочать кофры и саквояжи с баулами своими разительно шалыми ручищами. Начало тому занятию положила россыпь амулетов, испещренных загадочными письменами, кодами и рунами и большей частью имевших вид продырявленных медальонов а ля Калиостро, потому что именно такая форма позволяла пропускать сквозь них незначительные предметы с целью колдовского воздействия на их то внешнюю видимость, а то и внутреннюю сущность если что. Мадам поводила над ними руками, то ли творя ворожбу, как это могло кое кому-нибудь показаться, то ли попросту и без излишне серьезных намерений провозбуждая в тактильной памяти ощущения, воспронимающие до кончиков пальцы и положительно подтягивающиеся за ощупыванием рельефной гравировки.

Затем последовала россыпь самоцветов как полудрагоценного, так и драгоценного достоинства, каковое различие таяло перед дарованным всем им поровну предрасположением к чувственным до волшебства эффектам воздействия, причем у каждого в своем роде в полном согласии с зодиакальной привязкой. Хотя среди них и попадались натуральные камни, в основном это были синтетические кристаллы, притом взращенные алхимагами Ордена глобальеров одним одинаково затейливым образом вокруг крупиц зеркальной амальгамы, затаенных в их кристальных сердцевинах и так сообщающих им помимо обычной способности светопреломления неотъемлемо присущее зеркалам свойство отображать в обманчивом удвоении единственно сущее окружающее. Так что каждый из бесподобных кристаллов являл собой миниатюрное зеркало мира, преисполненного и преображенного игрой преломленного света.

Усладившись перебором камней, самоудовлетворенная мадам Зора велела Шаккалю подать ей чудесную нефритовую шкатулку а-ля Сен-Жермен, где сохранялась обычно коллекция ее самоцветов, чтобы собственноручно уложить их все без разбору в нее обратно. Шкатулка, сама по себе примечательная, когда-то была изготовлена в лучших традициях тибетского индастриала вполне возможно и самыми непальскими, что на есть, камнерезами с выполнением на всех ее гранях резных изображений сакрально-мистических опознаков. Тут присутствовали: скрюченный в священной муке индусский уроборос Шеша, не без всепроникающего змеевидства стилизованный под Тойфелеву башню арабский Алиф, пронзенный стрелой и зажавший в жадной пасти яблоко всезнания Калиостровский опять и снова змей, и, наконец, египтянский коптанх-ниломер, усложненный навороченной формой строенного Т, а еще увенчанный нимбом и сплошь увитый змейками Клеопатры. Весь этот змеюшник впоследствии был контрастно дополнен уже умельцами-глобальерами, двусторонне вытравившими модерновый всеобраз Мандельброта, как на крышке, так и на днище шкатулки.

Более того, шкатулочка была еще и с секретом, раскрыть который, не постеснявшись присутствия мадамочки Шаккалю, как раз собиралась княжна. Перед тем просто так на всякий случай решила она проверить тайник, растворяющийся одновременным нажатием двух кнопок, утопленных в днище шкатулки по боковым краешкам мандельбротова всеобраза. Выполнив задачу нескромного открытия, мадам Зора обмерла и похолодела от нахлынувшего ужаса. Тайник был пуст…

Сторожевые рыцари как раз собирались опрокинуть по очередной чарочке, когда донесшийся до них дико женский визг из оберегаемого ими будуара переполошил их до такой степени, что от неожиданности они расплескали всю увеселительную жидкость и на себя и на разложенные по столешнице игральные карты, а следом пали и сами чарки. Со всех сбившись нетрезвых ног, рванула шатко-валкая троица к запертым наглухо дверям, ведущим к месту внезапного происшествия, и принялась отчаянно в них колошматить, пока зареванная мадамочка Шаккалю не отворила им, впустив охранников, куда им так срочно понадобилось.

Представшая глазам последних, а еще разметавшись на полбудуара княжна отчаянно заламывала руки, уставшие от поколачивания по лбу ударами сгоряча подвернувшейся незадачницы Шаккалю. Тем не менее, завидя здесь же ворвавшихся она внове ощутила приливчатость свежих сил и набросилась теперь же и на них уже.

– Бездельники! Куда все смотрели только?! – несдержанно орала княжна Парижская. – Я вас не просто выгоню, я вдобавок пошлю всем вдогонку такое проклятие, какого свет еще не видывал, вы у меня все до одного света белого невзвидите! Да вы понимаете, чего мы лишились?!

Рыцари застыли перед ней навытяжку по стойке оловянного солдатика каждый, а по их тихо-смирно выпученным аж по самые бровки осоловелого выражения глазкам легко было заметить, что они ни-ни не понимали.

– У меня такое пропало, такое! – верещала обеднелая княжна. – Это же сами ключи самого Калиостро! Все теперь пропало – всё! Вообще всё!

В полной безысходности она погнала в толчки с пинками всех лишних без пользы недоумевающих (что бы это все значило, коли остро?) вон из помещения и сама потом врезалась с разбегу в постель вся такая изнемождённая и заходящаяся без сил рыданиями.

Нет, так и не дошел черёд до бисерно-перламутрового футляра с фермуаром, долженствовавшего замкнуть повестку вечера и покоившего в себе диадему в форме незатейливой связки меленьких бело-розовых брильянтиков, на которой болталась двойная подвеска с нежданно-негаданно увесистыми черными солитерами. Черно-бриллиантовые висюлищи располагались на связке таким образом, что если натянуть диадему на лоб пониже, они сползали хозяйке на самые глазки, после чего на мир можно было взирать уже сквозь их мглистые слезки. Они так прямо и назывались – Слезы Брахмы. Имелась и своя завораживающая воображение легенда, по которой всем им вкупе со знаменитым Черным Орловым когда-то довелось составлять одно целое темное Око Брахмы дотоле, доколе некий мало именитый дока-евроювелир не расколотил его натрое, раскрепощая тем самым от тягла издревле зависшего во тьме того Ока мрачного проклятия. Вот какой достойный внимания раритет мадам Зора нынче вечером так и не удосужилась осмотреть перед сном, которого она в свою очередь лишилась в эту ночь напрочь.

Часть 2. Типа от Персоны Грата

Очень меня подзарадовало, когда дядюшка мой из самых верхних побуждений, вообще-то без левых сомнений сильно ему свойственных, ни с того ни с сего наладил меня на лекцию заезжего одного умника в целях повышения общеобразовательного уровня лично моего культурного облика. Дядя мой Вася мой недавно вернулся к нам из столицы, где долго ли коротко проработал все это последнее время до самого, что ни на есть пенсяка. А потом, столкнувшись со мной в моем нынешнем состоянии, нашел его немножко убогим, а самого меня малоразвитым, наверное, стопудово сравнивая с не давешним столичным окружением себя самого. Я обычно со старшими не спорю почти никогда, потому что незачем вроде бы, но дядечке Васечке все же возражал время от времени, что так, мол, и так, я как-никак и без того добился кое-чего в своей молодой еще совсем биографии, но тем не менее. Старикам походу сложно затевать переворот по поводу зависших в их мозговых извилинах убеждений, туго залипших на въевшиеся смолоду чужие предвзятые мнения, ну и пусть себе тешится, если хочется, а мне что, с меня не убудется. Так что я вежливо поблагодарил дядю за заботу вот так сдержанно по-мужски, да и двинул себя в администрацию, где должна была немедленно состояться та лекция.

Мероприятие организовал самолично наш главрайадмин, и он же непосредственно представил профессора собравшейся публике, которой набилось в отведенном на то зальчике под завязочку. В основном тут был представлен весь наш с района менталитет, то бишь полиция в полном штабном составе и еще кое-кто по мелочи, а залетных типа меня раз и обчелся. Но я, надо подсказать, не сильнее всех и стеснялся, потому что имел ответственное приглашение на документе за очень даже серьезной печатенцией.

Ну, так вот, профессор Слоносов, чтоб он был слишком нам здоров, как сказанул Кварталюк и все это усекли, слыл крупным экспертом в области самых, слышьте-ка, потаенных доктрин самых сумеречных зон эзотерики, метафизики и металирики. Сказал и сказал, спорить с этим особо было некому, так что следующим подорвался на трибуну с микрофоном уже сам себе Слоносов, раз передал ему-таки слово Кварталюк. И вот что оно самое все узнали от некислых щей профессора, постараюсь перетолкнуть его речугу дословно, я ведь все на моб запилил по своей простой привычке, а еще, чтобы с дядей потом доступней было инфу поделить.

Как всем подряд известно, современное естествознание плотно попало на такой уровень непонимания окружающей среды, где всем же без разбора ясно внятно, что самая грандиозная часть бытия отказывает в доступе даже самым дошлым умам из всех поныне возможных. И это потому, что всё и вся и так и эдак и без них переполнено непроницаемо темной материей в паре с неощутимо темной энергией. Так что весь наш проявленный в хорошем освещении космопорядок смотрится на таком-то вот фоне с подзатмением ничем не чище бесприметной букашки-потеряшки, барахтающейся в той тьме, что превыше света, туды ее сюды. Аналогично и сообщак архимагистров (не путать с архимандритами), сплотившихся из неких безразличных для нетренированного глаза их кругов, в обход всяких бяких там наук достиг якобы в своих эзоистерических изысках предела в виде определенной пороговой двери. Но вот обнаружили ее архаровцы сильно плотно закрытой для себя. Не согласные с таким голимым фактом, эти неумехи сообща и порознь упираются настырно биться и ломиться в эту дверь, не чая вырваться за пределы гравитационно заорганизованной родимой нашей вселенной, закованной в постылую, хотя и удобную по размеру кольчугу вечных возвращений одного и того же белого бычка. А вот тут уже в полный рост возвышается неслабо тревожная проблематичность, связанная с концами всех времен и не только. Ну, там еще с погружениями в истинные мотивы движущих сил – эволюционирующего к концу истории грехопрогресса, – так стремительно ускорившегося на заре новейшей эры Водолея (к слову, поспевшей не в лад с окончательным закатом эпохальной Кали-Юги), – со всеми ее геопатическими и недологическими транспермутациями сверхперезрелого материализма и квазилиберального капитализма.

Во как сильно выражаются настоящие заумные профи, прикиньте, я прям, аж запарился расшифровывать свой видосик. А дальше еще круче поехало у профессора, хоть и некуда.

Даже не вдаваясь во все тяжкие детали конспирологических мучений металогики истории, мало что мешает догадаться о причастности разных тайных и не очень формальных группировок к перипетиям исторического процесса, всячески подталкивающих его своими мохнолапами на извилистых виражах эволюционного устремления к знаменито-знаменательному концу. Иными словами, за внешне пристойно гуманитарными движениями в темах эволюции и выживания не могут не рисоваться представители Ордена вампиеров и его тени – Ордена зомбиеров, краеугольный принцип действия которых как раз и заключается в продлении любой ценой обычного заведомо конечного существования, сколь долго бы оно ни длилось, вплоть до неопределенных пределов. Вот и плодятся с размножением более или менее шифрующиеся научные центры, сильно замороченные проблемами медицинского бессмертия, да еще раскручиваются научно-морозильные центры, искусительно многообещающие искусственное бессмертие покойных, да еще незнамо, что и не снилось с бодреца.

Так пусть пока зомбиеры с вампиерами всячески интересуются ускорением и одновременно продвижением эволюции вплоть до ее логического абсурда. Что до глобальеров, то их так и рвет без удержу вырваться за все тот же тупо непроходимый пороговый предел на недомыслимо просторную магистраль цельного бытия, измеряемого высшими непроявленными порядками самой, что ни на есть, запредельной полновечности. А если и не сразу вырваться, то хотя бы проложить себе первопуток, подводящий за пределы мутно-гравитационных измерений, выйти, так сказать, для начала на полосу разгона, ведущую и даже примыкающую к главной магистрали несущегося по ней безраздельного До-и-после-и-вместо-бытия.

Есть мнение, что такую полосу разгона можно еще поискать в затерянном мире так называемой Подполой Земли. Эта самая Подполая, иногда еще называемая Зазерцальем, представляет собой потусторонне-зеркальное отражение и тем самым как-бы и продолжение нашей обыденно-грешной Земли, только проваленной в это самое продолжение, опрокинутой внутрь самой себя. И поскольку она вся такая опрокинутая, проход в нее может открыться где угодно, а не только в Антарктиде под Землей королевы Мод, как полагают отдельные шибко-псевдо грамотные недоумки. Это подтверждается алхимагическими опытами из области так называемой имплозивной науки, тщившейся решить задачу опрокидывания вещества внутрь него самого (кои ставились далеко не в Антарктиде так-то, а совсем напротив, в нацистской аж Германии), а также полу-вразумительными байками про одну всю такую из себя Олесю-нагличанку.

Не менее распространен и контра-контент, дающий знать, что полоса разгона может стартовать от легендарного города Ив, мерцающего в надмирном ореоле златого сечения неба и земли где-то на крайних рубежах Гималайщины… И тут мы торжественно вступаем в область горних высей чистейших предположений, поскольку имеющимися в недостатке данными контент ограничен более чем. В нашей воле назначить ту утайку запрятанным миром Надъюдолой Земли, но сим невинным каламбуром можно гордиться разве только из симметрии. Можно бы провозгласить также за Ноосферату, горнило незамутимого мегаразума, можно провозвестить и за обитель безвидных праведников Чакрадевы, Чакрамурти и Чакраварти, откуда грядет тренируемый ими пока что великий синарх Махатман, как учат-лечат нас теоариософисты, но по серьёзу затронутые версии никем и ничем не поддерживаются.

А что пока неплохо поддерживается, так это штаны, задрав которые нехило так бежать себе за космоголым недоразумением в виде очерченных идеек и похотелок.

Тут профессор взял паузу и забулькал как-то не вполне уже внятно через посредство в стакане воды что-то про созревшие вопросы касательно непоняток. А ничего, что для большинства, а то и всех собравшихся в неподъемном формате вырос от профессора сильно темный-темный лес, да еще как-бы и густой? Не растерялся один Искаев, которого не только хлебом, а вообще ничем не корми, дай до полной ясности подокапываться, потому что и по жизни-то сам он следователь и есть.

– Нельзя ли уточнить, – поинтересовался Искаев у поперхнувшегося от неожиданности лектора, – может, Вы как-либо прокомментируете сам факт организации такого вот конгресса у нас в Чудессе? И в частности насколько совпадает официальная версия заявленных им целей с истинными намерениями гостей наших дорогущих?

– М-да…, честно говоря, затрудняюсь с ответом, – отозвался, сдав паузу, Слоносов, – я ведь и сам бы хотел все это знать, зачем собственно и прибыл сюда вслед за этими господцами. М-да…, хотя и не только затем, ведь их приезд и сам по себе подарок, редчайшая возможность понаблюдать за объектом исследования изблизи, так сказать.

– Нет, я почему интересуюсь, – уточнил Искаев, – то, что вы тут рассказывали, вроде как беспокоить начинает, уж не на конец ли света Вы намекали всю дорогу?

– Да я вроде бы не намекал, – соответствовал Слоносов, – видите ли, эта тема всегда была ключевой для всех эзотерических сообществ, и в сообщениях о них обойти ее нельзя как-то никак. Дело даже не в самом конце света, а я бы сказал: в разных к нему подходах. В том, что рано или поздно всем нам придется вылупиться из нашего общего мирового яйца, сомнений нет никаких, загвоздка лишь в том с какого конкретно места его лупить, грубо говоря, – сверху или снизу, а тоньше выражаясь, – провалиться нам предстоит, или превозноситься? А еще, конечно, вполне ли созрел для того внутрияйцовый мир-то, пусть и плохонький, но весь наш пока, – вот тоже вам сам себе вопрос.

– Ну, все, будет ужо тебе валить профессора, – потрепал Искаева за рукав сидящий с ним рядом Бородан, – харе, завязывай с допросами.

– Не могу сказать, что стало намного понятней, – не в ответ пробурчал себе под нос Искаев, тем не менее, дисциплинированно опускаясь на свое место, – но кажется точняк, что еще интересней. Хорошо хоть не единым фронтом идет на нас вся эта шушера, легче будет отбиться, если придется.

Так что разошлись потом, конечно, одурелые все вовсю, после того как поблагодарил Кварталюк профессора с намеком, что просвещенный теперь народ ему безраздельно тоже благодарен и все такое. А дядя Вася, когда я ознакомил его дома с документально отснятым матерьяльцем, вот так как-то его прокомментировал, похмыкав поначалу для пущей важности.

– Ну, что ж, – говорит мне дядюля мой, – хм-м, надо бы по возможности приглядеться к этому чудному конгрессу-кенгуресу повнимательней, да и за профессором стоит приглядывать, как бы ему за непомерное любопытство весь его слонос не отодрался к чертякам. Согласен последить мало-мало за всем этим не нашенским зоопарком, не в напряг будет?

Само собой я согласен и с этим, и с дядей. А почему нет? Легко, самого все такое зацепило не меньше, чем следака Искаева. А интересно все-таки дядя мой выражается своими словами! Не хуже любого профессора, пусть даже и Слоносова.

**

Так я что подумал теперь: а не заглянуть ли не глядя на наш продуктовый рынок, а вдруг явятся туда понаехалы? Ведь что-то же они едят, а где еще у нас приличную еду доставать, как не на рынке? Ну и вот, выкроил я времечко ближе к обеду да прогулялся до самого того базара. Народ, конечно, толчется там как обычно бы. Вот всегда меня сильно интересовало, кто же это изволит у нас пахать на экономику? Впечатление такое, что гулеванит честной народ по-черному, как нечего делать будто ему. Нет, с другой стороны бывают разные отпуска-роспуска там, отгулы-прогулы, больничные-шмальничные, каникулы-шпаникулы, ну да без разницы и поровну еще. Нашел я себе худо-бедно свободное местечко у пустующего прилавка и по центру и не на проходе, устроился так не противно в тенечке и стою себе, зыркаю через забрала с тонировочкой по сторонам. Вижу – чапают отдельные легко выделяющиеся не бледным видом из толпы замухрышек, – ага, попались касатики-соколики, интуристы тоже мне совсем. Достаю я мобилу с приколом, будто сам себя фоткаю, ну, типа селфи-манечка у меня такая, а на самом деле легко и не в нагляк тех придуриков на фотосессию развожу – щелк, щелк. Так что перевел в электронный формат всех, кого засек без балды, и стою – гляжу, что с ними дальше будет. Однозначно было что посмотреть. Они походу тупые, по-нашему случаем от силы калинку знают, не то малинку еще кто повдумчивей, но это и все, так что лучшие их диалоги возможны только через распальцовку. К примеру, тычут они в клубнику перстом перстнёвым, а бабы наши базарные к хамству сразу непримиримые и ну хлестать их внахлёст по клешням, по перстням… А те конечно пальчата подсобрали, ручата поджали и стоят бедолагами, переживают, кумекают, как им дале быть и остаться при своих порядочными и плачь не плачь, а все выходит волчий вой. Смотрю, подвалил к ним в подмогу один кренделек из местных. Я знамо дело прикалываюсь его тоже зафотать, но тут он чуть развернулся, и все с ним ясно, и нечего там долго фоткать, и не мог же я не срисовать с ходу слишком знакомый большинству на районе профиль: ежу понятно, кто там отирается собственной персоной, – Стразень, вот же подлиза!

Пришлось мне чутка зашифроваться – ладошку добавил к профилю благо с фасу очками закамуфлирован, и отвернулся не совсем в другую сторону, а вполоборота тоже. Проглянул мельком взад, не утерпевши, а Стразень тем временем успел со всеми трудными бабами легко и быстро справиться, и даже умудрился насовать фруктов-ягод-овощей в кошелки своим новым приятелям – и вот те на! Не, ну нормас испарился, я даже не успел заметить куда! Да ладно, меня не проведешь, я-то хорошо осведомлен его нехитрыми приемами, знаю, что таким манером он всего-то обозначает пример своей бескорыстной незаинтересованности и безразмерной скромности, и чтоб была тема вернуться еще к которой, если что.

Ну-ну, прикидываю, неважнецкие дела-то…, ведь если и не подумать, то не исключено, что где Стразень крутится, там и самый мутный шлейф за ним тянется-потянется в виде разной подозрительной шпаны, тем более на таком вот на базаре не при вокзале. И чтоб нет так да, вон же они как на подбор – корешки-свояшки с проходной не заводской понтуются в рассып среди общенародной толчеи без порядка и дальше больше норовят втихарца просочиться поближе к нечаянным беспечным клиентам Стразня и вряд ли невзначай. Чувствую, совсем заинтриговалась моя мобила за всеми этими нормальными героями нетрудового резерва, где там она плачет без дела? Надо бы просвежить ей фотопамять можно сказать почти что свеженькой козлятинкой поверх старых баранов в заливке. Щелк-пощелк – пара пустяков не заняла у времени много драгоценных мгновений.

Но что это? Ого, кажись пошла движуха полным ходом воровским: один шустрый ухарь борзанул метнуться на подрез компашке инофраеров, да и обронил пухляк кожухи аккурат им под белы ноги, – шмелем, значит, подначил их. А тем хоть бы хны, культурно переступили и идут себе дальше аллес-нормалес, а лажовый подгон даже пинком не удостоили. Вот значит, какая безмазовая бедуля вышла бугайщикам… Ладно, еще один поспел навстречу им пострел с предъявой на картонке: «поможите бездомному, чем могите». Ну что же ты, бомбила-чудила, не будет всяк родным язык, соображать надо бестолковкой, к кому не в жилу обращаешься, так что вот, получи ноль внимания за чистенько знание родненькой речи, раз заслужил.

В таком вот разрезе кучеряво пофартило иноуродцам свинтить с рынка благополучно не задетыми, не придав ни малейшего даже повода никому хоть-бы потешиться, а остатним ширмачам-щипачам конкретно походить по их бокам-верхам-низам. И все потому, что оказались ко всем косячным бурчалкам сильно устойчивыми ни дать ни взять их, ни на фиру, ни на понт. Слинял и я следом, хотя и совсем в другую сторону, потому как немножко не терпелось мне задвинуть дома показушную презентацию успехов своего мастерства для родных мне близких. А дядь Вася, когда я уже предметно ознакомил его с документально отснятым матерьяльцем под обычное хмыканье его вальяжное, вот так как-то его откомментовал.

– Ну, что ж, – говорит, – картинки занимательные, развеселые даже, но не более чем. Это я о том, что пищи для размышлений как с куста, а не густо, да и к суровой справедливости пока мало что взывает. Давай, продолжай в том же духе, не то мало ли что. А памяти у твоего адского гаджета как, достанет до наших аппетитов?

– А то, – заверил я дядюшку, – мобила – зверь, современная, памяти немеряно на любой аппетит. А если что я всегда могу лишний контент на комп слить. Заведу себе прямо на рабочем столе отдельную папку, назову ее «Дело номер раз»… Вот только не вполне пока ясно, по какому именно вопиющему факту мы это хорошенькое дельце замутили.

– Лучше сплюнь, наживем еще фактов на свои седые… и не очень головы, – посмотрел на меня дядь Вась придирчиво и строго, – как чую, не заставят себя долго ждать факты-то, еще удивишься. А главное, чтобы все они свершались под неусыпным присмотром – во избежание страшных мучений совести потом с недосыпом.

***

Да что ж такое-то! Как выходные так опять ничегошеньки не запасено от мориловки. Чем только всю неделю прозанимались до одури? С самого утра в холодильнике голяк, в морозилке порожняк, даже в хлебнице – пустяк. Впрочем, это горюшко не горе хочу сказать поправимо устранимо, всего делов – вне плана сгонять в магаз по-быстрому, там уж всегда что ни что ни на что, а есть наготове, лишь бы рук хватило унести… Ну вот, метнулся, обернулся, навел красоту и порядок, теперь в холодильник хоть гостей води завидовать. А где же мне сильно интересно дядюшка весь наш такой родименький до сих пор отсутствует? Я понимаете с ранья шустрю всем на удивление как пчелка заведенная, а он? Небось, дрыхнет себе спокойно как собака на мягком сене без задней совести наоборот?

Ан нет, слышу теперь – чу, что называется, как он горло взялся драть в одном из разделов санузла. Ну, все с ним ясно, в котором из тех разделов еще потянет на песнопение нормального чела, даже гадать не интересно. А кто фанатеет от угадайки, сам может выбрать, где он там размяк – в ванной или в душе, у меня, то есть у нас, конечно, его заодно считай и то и то имеется…