Властелин. Книга 1. Свобода, равенство и братство

– Раньше я тоже так думал. А теперь смотрю: дура дурой.

– Это потому что спать с тобой перестала, Гриша? – улыбаясь реплике брата, попросил уточнить мысль Алексей.

– Поэтому – тоже, но не только. Вот объясни мне, зачем она тащит сюда всяких иностранцев? Володя, как-то попросил меня походатайствовать за одного ученого…

– Наш брат Володя?

– Ну, да. Ты же помнишь, что он директор Академии наук? Так вот, знаешь, что она мне сказала?

– Что?

– «Не твое это, Гриша. Не лезь, куда не понимаешь. А что, до ученого, то хороший ученый сам себе дорогу пробьет». Ты понял? Иностранцам: и подъемных десять тыщ, и жилье казенное, и полный пансион, и дело выбирай, какое хочешь. А нашим? Кукиш с маслом! Пробивай сам себе дорогу.

– Вот что, Гриша, поживу-ка я у тебя месяц, другой. Поглядим, обмозгуем, авось что и придумаем.

План, который только что сложился в голове Алексея, был прост: обойти всех соратников по перевороту 1762 года, расспросить их и составить объективное мнение. Уж больно в Гришиной оценке обида просвечивает. Однако, потратив две недели на пустые разъезды, никого, кроме Петра Пассека, не нашел. Все они оказались или усланными в родовые имения или заграницей. Да и Пассек не горел желанием откровенничать.

– Ты меня, Алексей Григорьевич, насчет государыни не пытай. Не моего ума это дело: ее деяния обсуждать, – сходу заявил Петр Богданович, пресекая даже попытку расспросов.

– Да бог с ней, с государыней, Петр Богданович. Ты мне скажи, где все наши? Где Екатерина Романовна?

– Вот что я скажу, Алексей Григорьевич, завтра меня будут пытать, какие разговоры ты со мной вел. Лучше я промолчу.

Алексей ушел, не попрощавшись, а на следующий день получил письменное предписание явиться на высочайшую аудиенцию.

Екатерина приняла графа в своем рабочем кабинете.

– Что-то ты, Алесей Григорьевич, загостился в столице, – сразу взяла быка за рога императрица, – флот без командира оставил. А ну, как турки демарш предпримут? Кто отвечать будет? Возвращайся-ка ты к своим обязанностям, а здесь, слава богу, есть, кому с делами управляться.

– Государыня, я… – собрался начать долгий разговор граф.

– Поезжай, Алексей Григорьевич, – не дав ему слово, устало закончила разговор Екатерина.

Вот тебе и «Катенька»! Чего она боится? Неужто она думает, что мы власть с ней делить собрались? Этот вопрос Алексей и задал своему брату, когда закончил все сборы к отъезду.

– Ты не поверишь, Алеша, когда я скажу, чего она боится, – после недолгого раздумья ответил Григорий Григорьевич, – она мужа своего боится.

– Мужа?! Так он, вроде, того…

– Видать их много было, – рассмеялся Григорий. – Недавно у нас уже четвертый «царь Петр Федорович» объявился.

– Вот как? Не знал. Только не пойму, чего их бояться? С самозванцами разговор короткий: голову долой.

– Я ей так и говорил. Но она теперь других слушает. Кто-то ей напел, что народ взбунтуется, если самозванца на голову укротить. Вот она их всех в Нерчинск и ссылает. Скоро там простых каторжан меньше, чем «царей» будет.

– Объясни мне, Гриша, чего самозванцев бояться? За ними, что иноземные армии стоят, как за Лжедмитрием?

–Понимаешь, Алеша, стоит самозванцу кликнуть, что он царь, незаконной царицей изгнанный, как к нему народ толпами стекается.

– Да, любит наш народ справедливость, – ухмыльнулся Алексей. – Знали бы люди, что за царь был Петя Гольштейнский, небось сами разорвали б самозванца. А, Гриш?

– Да уж.

– Ладно, Гриша, давай прощаться. На войну иду, как-никак.

Прощанье братьев было коротким. Они обнялись, Алексей уселся в возок и через пару минут скрылся из виду.

***

Ливорно. Июнь. Жара. Граф Алексей Орлов удобно устроился в тени беседки на своей вилле. В руке у него бокал охлажденного белого вина. В такую жару других напитков он не признавал. Если бы кто-то мог наблюдать за графом со стороны целый день, то ему могло показаться, что граф Алексей никогда не выпускает из рук бокал. Он пил целыми днями, но допьяна ни разу не напивался. Виной тому была хандра. Она оказалась сильней вина, и чем больше граф пил, тем сильней хандра сопротивлялась.

– Что, Алешенька не весел, что ты голову повесил? – от неожиданности Алексей вздрогнул и пролил на себя полбокала вина.

– Вы, падре мио?! – быстро взяв себя в руки, но, не скрывая удивления, воскликнул русский граф.

– Если, кто-то выглядит, как я, говорит, как я, то это и есть я. Ты же не это хотел спросить, сын мой?

– А что я хотел спросить? – еще не протрезвев, включился в разговор Орлов.

– Ты хотел спросить, что делать дальше.

– В этот раз вы не угадали, падре. Я больше ничего не хочу делать. Катьке это не нужно. Ей нужно, чтобы мы не болтались у нее перед глазами.

– Эх, Алеша… Ты разве «Катьке» служишь? Ты России служишь! Хватит хандрить, граф Орлов!

Алексей поднес бокал к губам, но пить не стал. Он выплеснул вино в траву, поставил бокал на стол и совершенно трезвым голосом спросил:

– Что мне делать дальше, падре?

– То же что и раньше, Алеша, бить турок.

– Мало сил у меня для сухопутных операций, а флот свой басурмане попрятали.

– Знаю, Алеша, и хочу помочь тебе.

– Помочь? Но чем?

– Ты привез мне патент на генеральский чин?

– Да, привез. Сейчас в дом сбегаю.

– Не надо. Пусть пока у тебя побудет. Хочу к тебе на службу поступить.

– Вы?!

– А что? Думаешь, не справлюсь? Если серьезно, Алеша, давно у меня мысль созрела: создать службу лазутчиков.

– Лазутчиков? Зачем?