Коллаборанты

– Только я хотел предупредить, Никита Сергеевич: нельзя этот доклад сразу публиковать.

– Как это? Что значит нельзя? Зачем он тогда нужен?

– Вы просто вспомните, что было после «разоблачения» Берии? А тут Сталин! Нам могут сказать: а вы куда смотрели?

– И что ты предлагаешь?

– Я предлагаю зачитать доклад перед каждой делегацией по-отдельности, и посмотреть на реакцию. Кто сильно возмущаться будет, на заметку взять. Так мы сможем, кстати, избавиться от всех сталинистов в партии.

– Ты, может, и прав, но тогда как народ узнает о «злодеяниях» Сталина?

– Народ сначала подготовить надо.

– Как?!

– Никак. Мы доклад засекретим и зачитаем только делегациям. Но вы же знаете, как это бывает. На кухне, под рюмочку, под большим секретом какой-нибудь делегат расскажет своему другу, тот своему…, поползут слухи, а через пару лет все будут знать, что Сталин – злодей.

– Ай, голова ты, Серов! – рассмеялся Хрущев. – Ладно, я подумаю. Иди заканчивай свой доклад.

История с докладом прошла на съезде именно так, как и предполагал председатель КГБ. Когда в последний день съезда на закрытом заседании Хрущев зачитал «творение» Серова, делегаты испытали шок. Рушилась их картина мира. Многие отказывались верить в услышанное. Кто-то с мест потребовал доказательств. Но делегатам объявили, что доклад секретный, обсуждению не подлежит и его нужно просто принять к сведению.

Наступил переломный момент. Если бы все несогласные с Хрущевым в оценке личности Сталина выступили совместно, то от Никиты только пух и перья полетели бы. Но они разъехались по своим партийным организациям. Весь протест ушел внутрь себя. Однако совсем без народных волнений не обошлось.

В начале марта Серову позвонил начальник управления КГБ Грузии.

– Товарищ генерал армии! У нас тут на площади Руставели толпа собралась, митингуют.

– И зачем ты мне звонишь? Разгони и после этого доложи!

– Как я их разгоню? Их тысяч десять собралось!

– И что они хотят?

– Требуют восстановить честное имя Сталина.

– Ну так собери своих людей со всей республики, милицию подключи. Что я тебя учить должен?! Разгони их к чертовой матери!

– Так милиция с ними в толпе кричит: долой Хрущева.

– Так, тогда сделай вот что: займи со своими людьми радиостанцию, телеграф, отключи междугородний телефон. Не дай им связаться с другими городами. Понял?!

– Хорошо понял, товарищ генерал-полковник! Сделаем!

– Все, жди указаний.

Серов снял трубку прямого телефона с Хрущевым.

– Чего тебе? – услышал он через какое-то время.

– В Тбилиси беспорядки…

– Да, знаю я. Позвонили уж. Хотел тебе звонить, а ты сам…. Что думаешь делать?

– А что делать? Мои люди своими силами не справятся. Какое-то время они ключевые точки удержат, но без армии им каюк.

– Вам бы все армию…. А может, покричат и разойдутся?

– Не думаю, Никита Сергеевич.

– Ладно. Поговорю с Жуковым, – закончил разговор Хрущев.

Через пять дней силами мотострелковой дивизии бунт в Тбилиси был подавлен. Серов ждал повторения Тбилисских событий и в других местах, но вскоре стало понятно, что других выступлений не будет. Народ проглотил ложь и не поморщился. Ну, может, и поморщился, но совсем чуть-чуть.

В конце марта Серова вызвал Хрущев.

– Вот видишь, Ваня, – заговорил он, – всего месяц прошел, а уже все утихло. А ты говорил…

– Ничего не утихло, Никита Сергеевич. Недовольных еще много. Если они найдут способ объединиться, нам несдобровать.

– Ты думаешь, я дурак? Мы всех недовольных исключаем из партии потихоньку. А будут и дальше выступать, сядут за контрреволюционную пропаганду.

– Умно! Ничего не скажешь, – польстил ему Серов.

– То-то же! Но я тебя не за этим позвал. Ты помнишь, я тебе про приглашение англичан рассказывал?

– Помню, конечно.

– Решил я вместе с Булганиным ехать.

– Разумно, Никита Сергеевич.

– Ты тоже поедешь, вернее поплывешь. Хи-хи, на корабле поплывем.

– Пойдем.

– Куда пойдем? – не понял Хрущев.

– На корабле ходят, а не плавают.

– Ходят на ногах! Грамотный нашелся! Где у корабля ноги?! Ишь ты, первого секретаря поправлять вздумал!

– Да я пошутил, Никита Сергеевич.

– Шутник…, лучше бы спросил, почему на корабле?

– Да, а почему на корабле?

– В Женеве англичане говорили со мной свысока. В Лондоне я им покажу, кто в доме хозяин. Пусть утрутся.