Хозяйка истории. В новой редакции М. Подпругина с приложением его доподлинных писем

Но ведь мой-то как раз дальше всех теперь, дальше некуда, как далеко. Никогда так далеко от меня не был. Не дистанцировался.

«А ты представляй, что ты это с ним. Или с другим. Твое право».

И:

«Как я».

И – датчики на голове.

А я не хочу. А я не согласна. Не выйдет. Как ты.

19 сентября

Завтра меня выпустят.

Доктор Аля рассказывала мне про своего «хорошего» – с тараканами в голове. Тяжелый случай. Сначала я думала, вызывает на откровенность, но потом поняла: ей и поговорить не с кем. Она говорила – я слушала.

Вечером пришел главный. Поцеловал руку, приветствуя.

– Благодарим вас, Елена Викторовна, за то, что вы согласились у нас побывать. Вы и представить себе не можете, как далеко за эти дни продвинулась наука.

Я улыбалась.

Он удалился довольный.

20 сентября

Провожали с цветами – после обеда. Володька приехал за мной на машине. Только что возвратился из Крыма. Загорелый. Красивый. Много купался.

– А еще? Еще что делал?

На Брежнева смотрел.

– А еще?

На Вилли Брандта.

Брежнев… Брандт… Солнечные ванны…

– Ну, ведь не за этим же ездил? Не только за этим?

– Я много работал… в основном над теорией…

– А не в основном?

– Гм, – он задумался.

– И с кем?

– То есть как?

– С кем ты работал, спрашиваю. Не в основном.

Он – мрачно:

– С ребятами.

Мне вдруг так стало обидно (мы уже домой приехали), так стало обидно за этот юлеж его, за то, что по капле выдавливаю, и за себя саму, дуру, на десять[59 - На девять.] дней запертую ни за что ни про что, – а он еще возьми и спроси:

– А ты?

В смысле: «С кем ты работала?»

Юмор такой.

Тут я и психанула. Да еще как.

Самой смешно сейчас вспоминать, что выкрикивала.

Про пояс верности. Взял бы да и надел!

Словом, отдохнула в стационаре, восстановила нервную систему.

Он испугался – про пояс верности. Действительно, при чем же тут пояс верности, спрашивается. Так и спросил – и вполне трезво. А ни при чем. И не обо мне речь. Просто очень уж это досадно: я даже в мыслях себе ни одного романа на стороне позволить не могу, ни-ни пофлиртовать с кем-нибудь… Даже в мыслях! Вот какая самодисциплина!.. Словно стержень внутри!.. Зачем? Почему? «С кем ты работала?» – С Автоматом! Вот с кем! А ты-то, ты-то с кем?

Ну, что делать – сорвалась. Он, вижу, испуган, а когда он пугается, меня еще хуже несет. Не буду вспоминать. Глупо, глупо все это.

А теперь – и смешно.

Мы не разговаривали до семи. Сидели в разных комнатах. Молчали. Я-то, конечно, знала, что он придет мириться. Когда почувствует «можно». Он и почувствовал. Пришел.

На цыпочках.

Мур-мур.

– Знаешь, – говорит, – тут такая история получается, ты только послушай меня, хорошо? Брежнев, он 22-го отправится в Югославию, понимаешь? С неофициальным визитом. В аэропорту его встретит Тито. Он хочет устроить эффектный прием: толпы ликующих, молодежь с флажками… В общем, они поедут по улицам Белграда в открытой машине. Оба. Будут руками махать. И кое-кто волнуется насчет безопасности. Хорошо бы исследовать.

Он произнес это так, словно хотел объясниться в любви.

Хотел, но не объяснился.

Мне стало жалко Брежнева.

Я сказала:

– Давай.

22 сентября