Зеркало. Итоги лирики

Или он мертв? Гербарной стрекозой
пришпилен к городу и не воскреснет…
Прошли года, а может и века
с тех пор, когда рабочие лепили,
поднявшись в люльке, крылья и бока,
а после, опустившись в город, пили.
Они ушли, но верили в него,
в его трубу, звучащую негромко
над садом, над домами, над Невой,
над головами глохнущих потомков.

    1985

Ариадна

Старинный парк стряхнул лохмотья листьев
и обнажился.
Греческий борец готовится к суровому ристанью
с зимой железной.
Бешено летит шум времени,
шум одичавших листьев.
Среди деревьев девушка идет.
Как хороша, как царственна, как ладна.
Почти ребенок, но уже – и нет.
Мерцает красота, не меркнет Свет.
Из лабиринта смерти выведет твой след.
Дай только нить шагов запомнить, Ариадна!

    1986

«Бежать бы мне по Петербургу…»

Бежать бы мне по Петербургу,
срезая сумерки дворов,
спешить зигзагами, по кругу,
за тот, за этот поворот.
Куда? Не важно. Мне бы только
уйти от дыма тех обид,
что Мир в глаза мои клубит:
то кнут, то пряничная долька.
Но, цыц! Не хныкать! Больно хрупкий!
Дым ест глаза? А Млечный путь?
Он тоже дым… Из чьей он трубки?
В лицо б Курильщику взглянуть.

    1979

«Сентябрьский день в Ленинграде…»

Сентябрьский день в Ленинграде
серый, словно лист газеты,
лишь к вечеру его расцветят
гризетки, накрасив губы,
и нарисовав на лицах
тушью свои глаза.

    1987

Метро

В пещерах метрополитенных
порой гекзаметр звучит,
и слышен шум морских пучин
и грохотанье кружев пенных.
И как педалями органа
в кабине правит машинист,
и воздух рвут гудки и свист,
и гаммы строятся из гама.
Тому подобно, как росток
ломает камни с силой бычьей,
уродство бредит красотой,
и бред сбывается обычно.

    1978

Валгалла

Здесь пиво пьют. Холодный легкий мёд,
горчащий чуточку, зато без всякой лести
он вас в объятия медвежие возьмёт
и свалит наземь с горестями вместе.
Грохочут кружки, пена через край
как облачко весёлое клубится.
Седьмое небо, всем открытый рай,
где хочется в кого-нибудь влюбиться.
Когда поеду на салазках вниз
с пригорка жизни, может быть, и вспомню
вот эти занавески, стол, карниз
и хмеля всёсмывающие волны.

    1980

Петербургское рождество

Ошибка Цезаря нам ближе,
чем папы Грегори расчёт:
точнее празднуют в Париже,
но в Риме время не течёт.
Мой Петербург, сей Рим четвёртый
сквозь мглу в кораблике плывёт.