Смерть мироздания

– Привет, Саня, – обернувшись, ответил я. Это был единственный человек, с которым я общался в Аду. – Как там вчера твои пытки, бес сказал, что было жестко.

– М-да, Бельфегор, видно, хочет ступень повыше. – Саня двинулся к толпе, и я последовал рядом с ним. – Готов к Адскому Диснейленду? – посмотрев назад, сказал он.

– К этому нельзя быть готовым, – угрюмо ответил я.

Саня был высокий худощавый молодой парень с темными волосами, лет двадцати, по крайней мере, на вид. Он постоянно пытался шутить и к месту, и нет, приправляя все это нецензурной лексикой, словно не мог сдерживать деградирующего клоуна, который засел где-то внутри него…

Первый зал, как раз таки Бельфегора, который карает за лень, уныние и обжорство – смертные грехи, наверное, самые популярные в Аду, особенно уныние. Лишь зависть может потягаться, но зависть сама часто ведет к унынию, и уныние вскоре перевешивает. На Земле в мое время этими недугами страдали миллионы, даже депрессия входит в значение «уныние», в Аду, неважно, что ее вызвало. Все мы грешны и часто при жизни совершаем разные комбинации грехов. Но если добродетель перевешивает, ты все равно попадаешь в Рай. В Аду грешники привязаны к одному уровню, к одному греху. Я так понял, принцип тут тот же, что и с добродетелью, один грех становится основным, перевешивает остальные. Но когда все грехи примерно имеют равную силу, ты проходишь все уровни боли, всех демонов, как бедняги, за которыми мы сейчас будем наблюдать. Причем не бывает так, чтобы у человека был билет, например, к двум ярусам Ада, либо к одному демону, либо ко всем.

Появился Бельфегор, маленькие бесята закричали из толпы. Выглядел этот демон не грозно, по сравнению с остальными, разве что рост был достаточно внушительным, он выше Асмодея на три головы. Бельфегор походил на человеческого старика-гиганта, с рогами и длинным языком, который не помещался в его пасть. Большие уши все были проколоты серьгами, хвост волочился по полу, задние конечности – коровьи. Самое противное, так это то, что Бельфегор ходил голый, и было видно все его складочки и болтающиеся между ногами причиндалы. Сгорбившись, он присел на свой трон в зале.

– Сегодня у нас особенные гости, – сказал Бельфегор, так словно из него эти слова выдавили. – Пять человек, которые совершили все грехи, что есть на этом свете. Я, как и всегда, начинаю это представление. – Его противный рвущийся голос звучал так, будто бы он засыпал и резко просыпался.

– О, привет, – крикнул Саня, смотря в сторону. – Привет, говорю. Да, да, это я тебе говорю, читатель. Говард, на нас опять пялится какой-то человек. – Саня показывает, куда-то в сторону, но, как всегда, там никого. – Через книгу или смартфон смотрит на нас, через окно какое-то. Очень расплывчато вижу, не могу понять даже пол, но точно человек. Или это кот? Не, точно человек, скорее всего не из нашей реальности, но мне кажется, он нас понимает. Человек везде человек…

С Саней такое бывает, периодически у него возникают какие-то галлюцинации, он видит людей, которые, мол, читают нашу историю, это очень странно, но я к этому уже привык.

– Да ты не смотри на этого человека, он и пропадет.

Саня прищурил глаза и посмотрел еще раз в ту же сторону.

В зал с тусклым освещением завели пять человек. Четырех мужчин и девушку, девушки – редкость в таком роде наказания, они изредка совершают все виды греха.

– По внешности и не скажешь, что они способны на все грехи, – сказал я.

– Неважно, как выглядят люди, внутри они все с гнильцой, – ответил Саня.

Я посмотрел на него, но ничего не ответил.

Бельфегор, не вставая с трона, взмахнул рукой. Пять тел превратились в расплавленные биомассы. Даже словами это сложно описать, будто бы их через блендер пропустили и залили желатином. Да, Бельфегор сегодня снова без церемоний, сразу показывает уровень Ада. Грешники ползали по залу, как слизни. Было видно, что им больно и они ищут место, где бы спрятаться.

– Эти пять человек загубили тысячи жизней, многие из вас в Аду по их вине, – сказал Бельфегор с явной ленью. – Начинаем.

После его слов я представил, что один из этих слизней мой брат. Я часто представляю, что Деймос проходит все виды пыток, но это лишь усугубляет мое состояние. Я вглядываюсь в толпу и все жду, когда он появится тут, но проходят года, а моего брата все нет, может, это и к лучшему, что я ищу его в толпе и не нахожу. Что я смогу сделать в Аду? Это лишь станет еще одной пыткой. Но зато я часто вижу убийцу моего сына, в воронке душ, все же душ много, и мне так и не удалось выяснить, у какого демона тот проходит испытания, наличие его в Аду, вроде как должно меня успокаивать. Разве нет? Он платит за свои грехи сполна, нет демонов, чьи пытки были бы не жестоким творением чистого извращенного зла. Не стоит путать грех и преступление, преступление – это лишь побочка греха. Он в Аду не за убийство, а за то, что его побудило это сделать. Но даже зная, что существо платит за свои грехи сполна, те, кто пострадал от их зла, не обретают покоя. Мой сын мертв, и никакие пытки над его убийцей, Макса не вернут. Но я все же надеялся, что мой брат тоже в Аду, просто судьба не дает нам пересечься… Почему-то злость на брата в разы сильнее той, что я сейчас испытываю к убийце, словно ее как-то смягчила месть или же Ад постепенно стирает мои чувства?

Слизни поползли по залу, но вдруг резко замерли. Под ними растворился пол, образовав горячую смолу, они упали туда и пытались двигаться, но смола, как болото, утаскивала их в бурлящую боль. Писк от слизней начал резать уши, но бесикам, смотрящим шоу, это безумно нравилось. Бельфегор взмахнул рукой, и пол под слизнями снова стал твердым. Демон вернул им привычную людскую форму. На их теле повсюду были ожоги от смолы.

– Ха-ха. Это и есть Ад? – рявкнул один из пятерых. Его лицо выглядело безумно. – Я готов проходить это вечно.

– Так и будет, – сказал Бельфегор и улыбнулся.

– Что ты лыбишься, демон, вам меня не сломать.

– Нужно же было вам дать надежду на то, что вы сможете терпеть Ад вечность? – Бельфегор улыбнулся. – Вы, людишки, так примитивны, находите надежду практически во всем, что бы ни случилось, вы всегда ее находите, но отобрать ее у вас очень легко. Вы говорите «надежда умирает последней», в Аду она умирает первой.

Бельфегор взмахнул рукой, и все пять человек в ту же секунду оказались на стульях, связанными по рукам и ногам. Снова взмах руки, и рты у всех людей открылись. Демон наконец встал со своего трона и подошел к стене с инструментами, которые секундой ранее появились из дыма. Взяв ножницы неимоверно больших размеров, он подошел к самому говорливому человеку.

– Что-то ты уже не такой храбрый, малыш, – сказал демон и лизнул лицо того мужчины.

Демон схватил его за ногу и отрезал ее в районе колена одним резким движением. Крик этого человека был неописуем. Крик боли у всех людей уникальный, если человек при жизни чаще всего становится копией общества, живет и контролирует свою жизнь по шаблонам, крик всегда будет разбивать шаблон, крик уникален, и демоны наслаждаются им как музыкой. Кровь все лилась и лилась из обрубка, но это Ад, тут ты не умрешь, пока тебе не разрешат. Бельфегор подошел к устройству, напоминавшему блендер, но намного большего размера и сделанному то ли из камня, то ли из костей. Он положил туда ногу. За считаные секунды нога превратилась в напиток.

– М-м-м-м, вкуснятина, – отхлебнув, сказал демон и подошел к человеку с отрубленной ногой.

Бельфегор начал заливать эту жидкость в рот грешнику. Кровавая смесь то и дело исторгалась изо рта мужчины, вместе с рвотой. Но демон одним движением руки собирал все, что выплюнула или пролила его жертва, и снова заталкивал внутрь. Медленно, с наслаждением, словно заботливый родитель, Бельфегор скормил несчастному все его тело. В конце демон вливал уже в одну голову, к которой крепились лишь внутренние органы, висящие на тонких металлических проволоках, которые демон подвязывал все с той же заботой. В конце демон отрывал и органы, и с силой запихивал их в рот этого человека, разрывая его, но в конце концов он каким-то образом засовывал все так, что оттуда ничего не выпадало, словно рот людей был черной дырой, где пропадали они сами. Голова в этот момент была жива и до сих пор все чувствовала, глаза бегали из стороны в сторону, они искали спасение, надежду, которой не было. Такие зверства демон проделал со всеми пятью людьми, потом поставил их головы в круг, чтобы они видели друг друга. Сам Бельфегор, немного полюбовавшись своей работой, ушел из зала.

– Бельфегора разозлили не на шутку, сегодня мне полная задница, Говард, – произнес Саня и взялся за голову. – Вот одному бедняге совсем не повезло, звали его по великому совпадению тоже Саней, но это лишь совпадение, – смотря в пустоту, сказал Саня. – Бельфегор уложил его возле гнезда демонических сухопутных рыбожуков «кандиру», да, название длинноватое, потом демон ввел его в состояние расслабленности, он лишь мог смотреть, остальное тело ему не подчинялось, так эти твари воспользовались этим и через его уретру и жопу внутрь залезли и сожрали изнутри. Свое же очко и пиписька его и предали, впустив внутрь незваных гостей. Что может быть страшнее? Ну вот что? – Саня сдержал рвотный позыв. – Но знаешь что, Говард, Бельфегор не прав, надежду убить нельзя, никакими пытками, даже чрез жопу надежду не вытащить. Я до сих пор надеюсь, что за мной придет отец, и он придет.

Саня часто говорит об отце, что тот придет за ним, спасет его, вытащит из Ада. Не знаю, возможно ли это, но вера дает ему некое облегчение в Аду, а тут это как нигде нужно. Саня часто говорит мне, если отец вдруг окажется на моем уровне камер восстановления, на уровне злости и мести, чтобы я отвел его отца к нему на ярус, в камеры уныния, ибо его отец мог перепутать грех, каким страдал Саня. Историю, что произошла с ним, он мне не рассказывал. Возможно, Саня и общался со мной только ради этого шанса на спасение, но я помогу ему, если его отец действительно когда-то придет. Тем более Саня обещал и меня вытащить, а я бы с удовольствием покинул это место, даже если бы мне оставался всего день до перерождения…

5

Толпа последовала к следующему залу.

– Мы не можем не смотреть на это, – снова уставившись в пустоту, произнес Саня. – Ад так устроен, своей воли у нас здесь нет, вернее есть, но в нас заложено смотреть на пытки на каком-то бессознательном уровне, мы не можем отвернуться. Таков закон Ада. Ебаное демоническое воздействие. А может, автор специально хочет отсеять в сторону самых «нормальных» читателей этими пытками, оставить лишь безумных, которые дочитывают любой бред до конца, вообще история, скорее всего, будет не нормальной, ведь какой она еще может быть, если одного из персонажей зовут «Саня»…

– Ты это человеку с книгой? – Проследив за взглядом Сани, как и всегда, я ничего не увидел.

– Да, вон смотрит на нас через книгу и задается вопросом, почему мы не можем просто отойти в сторону и не смотреть на все это, вот я и решил сказать…

– Мы, как и люди на Земле, не имеем свободы воли, своих мыслей. Стоит человеку на Земле услышать о скидках или увидеть «хороший» жизненный пример, он уже через секунду будет сидеть довольный с дерьмом на дерьме, которое ему не нужно. Таков путь человека, суждено быть зомби, это касается всех сфер жизни. Только если на Земле человек все же может это побороть, справиться с той незримой рукой, что управляет им, хоть и не хочет, то тут нет. Хотя на Земле уже тоже нельзя сопротивляться, даже если захотите. Это и есть бессознательное. Люди давно верят, что вся их жизнь, это их выбор и только их, что они живут так, как хотят, даже если понимают, что это не так, даже если видят эту чертову руку. Ха, да ничем Ад от Земли не отличается…

– Я с тобой не совсем согласен, Говард. Но доля правды в твоих словах есть.

Следующий зал был пристанищем демонической змеи Левиафана. Левиафан – каратель завистников, гигантская змея, которая не раз появлялась во многих святых писаниях, да и в художественной литературе, играх и прочем.

Зависть – это главная причина современной депрессии. Люди все время смотрят на чужие жизни, хотят равняться на «счастливых». Они задаются вопросами: почему я не достоин, быть таким, как они? почему у них все, а у меня ничего? Они завидуют чужой жизни. А потом пытаются трансформировать свою в такую вот чужую. Такие люди не живут, они сначала мечтают, а потом занимают сюжетную линию другого существа. Либо всю жизнь страдают по «упущенной» жизни, но это уже к Бельфегору. А они ведь реально упускают жизнь в любом из этих вариантов и страдают они даже не по своей жизни, а по той, которую упустили, которой завидовали, по чужой. Но это еще не так страшно, как то, что в погоне за чужими грезами, люди ломают сотни других жизней. Человек не ценит то, что у него есть. Когда человечество стало таким ничтожным? Я снова вспоминаю брата, его зависть к этому обществу, которое все состояло из таких же, как он.

Я не понимал людей, их идеалы. Они были для меня загадкой. Почему они все стремились к одному и тому же, почему те, кто не смог достигнуть того, что их идол, так убивались по этому поводу? Почему идолом для всех были одни и те же люди, с одними и теми же потребностями, целями и так далее? Почему в нашем мире люди перестали быть собой и стремились стать людьми, что сошли с конвейера. Словно общество создало «идеальный шаблон» человека, по которому все обязаны жить. А те, кто не согласен с общим шаблоном, ломались, ибо среди «правильных» людей они жить не могли, ведь когда все вокруг говорят, что ты «неправильный», когда ты видишь, «как надо жить», ты начинаешь в это верить. И вот эти люди сами вбивают себе в голову, что они ущербные, недостойные жизни. Понять их я не мог еще сильнее, чем «правильных». Человек потерял себя…

Целое полчище бесят внесли в зал сундук, в который были сложены головы тех людей. Сундук открылся, и оттуда вылезли уже восстановившиеся люди, они даже не подозревают, как же приятно быстро восстанавливаться. Демоны легко могут восстанавливать жертву мгновенно, но… Люди встали в ряд, прижавшись, друг к другу, даже тот мужчина, что корчил из себя бесстрашного в предыдущей комнате, уже был сломлен, на первом же демоне. Как же быстро страх завладевает человеком…

В зале раздался скрежет со всех сторон. Люди в панике начали оборачиваться куда попало. Открылись центральные врата, и в помещение вполз исполинский змей. На голове его возвышались шипы, каждый шип размером как минимум с человека. Огромные красные глаза освещали темный зал, как два прожектора, язык периодически высовывался из зубастой пасти, издавая неприятный звук шипения и свиста. Бесконечно долго демон заползал в помещение, казалось, будто бы конца этому существу нет.

– Хорошо, что я никому не завидовал. Меня пугает один лишь вид этого змея, – шепотом сказал Саня, словно боясь, что змей его услышит. – Ты только посмотри на него, это же невозможно описать, какой пиздец. И вонь эта…

Змей взял в кольцо этих людей и приблизил свою голову к ним, смотря на них сверху вниз. Сильный свет его глаз словно загипнотизировал грешников. Они смотрели наверх с такими лицами, словно они увидели великое чудо.

– Щто вы хотели бы прямо щечясь? Может, лещать на пляже у моря или выпить по паре коктейлей в дорогом рещторане? – голос змея был словно заторможен, произносил слова он очень медленно.

– Хотелось бы хоть еще разок испытать на себе прохладный ветер, ведь тут невероятно жарко. Сейчас я так завидую тем людям, что находятся в прохладе, – сказала единственная девушка из группы.

– Щ-щ-щ, это можно устроить, щ-щ-щ, – приблизившись к ней, прошипел змей.

– Как же это наиграно. Она бы никогда не сказала эту хуйню в такой ситуации, – сказал Саня и посмотрел на меня. – Я будто бы дешевое шоу смотрю, хреновый сценарист из Левиафана, лучше бы без диалогов показал нам сцену. Сейчас он устроит им прохладу, я даже концовку предскажу. – Саня хотел продолжить свои великие рассуждения, но на него стали обращать внимание и он резко перестал, но потом все-таки продолжил, только уже шепотом: – Да тут нет разницы в принципе, ты смотришь на страдания и сам страдаешь. Зачем демоны вроде него придумывают какие-то странные сцены, если можно вон, как Асмодей, просто делать свою работу и делать ее с душой, если можно так сказать. А это фарс, Левиафан превратил свой ярус Ада в сериал от «Нетфликс».

Змей раскрутился из кольца, поднявшись под самый потолок и подул что есть мочи на людей. Пол превратился в море во время шторма, волны разбивались об ледяные айсберги вокруг. Пять тел бросало волнами из стороны в сторону, хруст костей этих людей был отчетливо слышен даже за шумом моря, стихия уничтожала жалких насекомых, а змей то и дело высовывал голову из-под воды. Крики воцарились над поверхностью океана.

– Тебе прохладно, щ-щ-щ? – спросил Левиафан у посиневшей девушки, что болталась в океане. Она ничего ему не ответила, да и не смогла бы. Тело сначала было переломано, а потом окоченело до такого состояния, что его уже не было, девушка превратилась в кусок льда.