И не было ни станицы, ни хутора, которые не считали бы свои жертвы десятками и даже сотнями.. В казачьих областях искусственно вызывались восстания, чтобы под этим видом истреблять казачество. В некоторых станицах было уничтожено до 80 процентов жителей.
Оргбюро ЦК РКП (б) подпевало и Донбюро партии. «Наша насущная задача – говорилось в его директиве, датированной апрелем 1919 года, – это быстрое, полное, и решительное уничтожение всего казачества, как особой экономической группы. Разрушать хозяйственные устои. Физически уничтожать казачье офицерство, чиновничество, и вообще все верхи казачества, обезвреживание и распыление рядового казачества» (РГСПИ).
Прославленная дивизия героя революции Василия Чапаева, когда продвигалась от Лбищенска и до станицы Скворкиной, выжигала, на протяжении 80 верст в длину и 30—40 в ширину все станицы. Воплощая в жизнь секретный приказ №01726, исполняющим обязанности командующего Кавказской Трудовой. армии А. Медведевым, была сожжена дотла станицы Калиновская и Кохановскаа. Станицы Романовская (Заканюртовская), Ермоловская (ныне село Алханкала), Михайловская (село Серноводское) Самашкинская (село Самашки), разграблены и подверглись репрессиям. Многих казаков, стариков, женщин и детей погружали в эшелоны и увозили на север.
Истребление казаков шло в течение нескольких лет. Затем казалось, наступило затишье. Но это был тактический приём. Советская власть добивалась возвращения эмигрантов, чтобы потом добить уцелевшее казачество. К счастью, не добили.
Чекист всегда чекист
Весной 1918 года в Вятском крае были созданы две уездные – Яранская и Слободская, – а также Вятская городская ЧК. Но эффективность их работы, как считали в Москве, была крайне низкой.
Чекистам «накрутили хвосты». И они вроде бы засуетились. В июле для расследования деятельности комиссара Московского продовольственного полка в Уржумском уезде была направлена следственная комиссия во главе с председателем губЧК П. П. Капустиным. В составе комиссии были и представители Уральской областной ЧК. Комиссия сделала вывод: «разоружить весь полк и командный состав отдать под суд». Но сделать чекисты это не смогли, их было слишком мало. Последствия известны, произошло восстание.
Тогда они стали соперничать друг с другом, доказывая кто круче. Две параллельные структуры – губЧК и облЧК – только мешали друг другу. Губисполком постановил слить обе комиссии в одну. Но это предложение чекисты встретили в штыки. Отряд облЧК проник в общежитие членов губисполкома, произвел обыск и изъял все оружие. Были арестованы председатель горсовета В. И. Лалетин и ещё четыре человека. Сотрудники губернской ЧК их жестоко избили. В общем, пошла настоящая война. Уездные чрезвычайки работали автономно.
Положение между тем ухудшалось. В одном из секретных циркуляров, направленных губернским военно-революционным комитетом уездным исполкомам, ревкомам и комитетам РКП (б), отмечалось, что местные органы власти и чрезвычайки потеряли всякий авторитет у широких трудовых масс, утратили доверие к себе. Чекистам предписывалось «не стесняться с арестом неблагонадежного элемента в качестве заложников, не считаться с его весом в обществе» (ГАРФ).
И они взяли под козырёк. Перечень «безобразий и насилий над местным населением, которые творили чекисты в Афанасьевской, Бисеровской и Георгиевской волостях Слободского уезда Вятской губернии, занимал 9 машинописных страниц. Особо отличился карательный отряд Ларина Члены его отряда, кстати, все коммунисты, «наряжаясь белогвардейскими офицерами и в таком виде выпытывали у богатых крестьян, учителей и бывших слуг царского режима их мнение о Советской власти, прося оказать то или иное содействие и, получив сведения, арестовывали» (ГАРФ). Сами партийцы говорили о них, что это крайне грубые люди, с приемами прежних жандармов.
Такие приемы применялись повсюду. Прежде всего, провокация. Яранская ЧК сама организовала контрреволюционную организацию, вооружила её, а затем устроила её арест.
Многие чекисты пьянствовали и развратничали. Сохранилась запись об аресте сотрудников ЧК Хлебникова и Костровая в 1924 году. Другой документ рассказывает о том, что некто Кучер избивал на допросах арестованных и свидетелей. За злоупотребление служебным положением осужден на 8 лет. Другой чекист, Антиков, избивал священнослужителей, издевался над их религиозным чувством (там же).
Подобных примеров много. Чекист всегда чекист.
В Петрограде Яков Петер-с не возглавлял ЧК. В марте 1919 года его назначили начальником внутренней обороны. А немногим позже – комендантом. Вскоре подчинённые ему районы были разделены на участки, за каждым из них закреплялась группа чекистов. В их задачу входил досмотр всех без исключения людей, а также нежилых и заброшенных помещений. Если у человека было незарегистрированное оружие, его в обязательном порядке следовало задержать для дальнейшего разбирательства. И расстрелять. Впрочем, расстреливали и тех, кто был без оружия. Своё вступление в должность коменданта Петер-с отметил массовой казнью заложников.
Журналист Роман Гуль так охарактеризовал Петерса: «Первыми неизменными помощниками Дзержинского в ВЧК были два знаменитых латыша, члены коллегии ВЧК Петерс и Лацис.
Человек с гривой черных волос, вдавленным проваленным носом, с челюстью бульдога, большим узкогубым ртом и щелями мутных глаз, Яков Петерс – правая рука Дзержинского. Кто он, этот кровавый, жадный до денег и власти человек? Зловонный цветок большевицкого подполья, этот чекистский Спарафучиле, – человек без биографии, латыш-проходимец, не связанный ни с Россией, ни с русским народом. Свое вступление в должность он отметил немедленным расстрелом без суда и следствия более тысячи человек, трупы которых были брошены в Неву. В дальнейшем кровавый Петерс получил повышение – переведен в Москву. В Москве его помощницей стала чекистка Краузе, женщина-зверь, известнаяизощренным садизмом при пытках» (Гуль Р. Г. Дзержинский, Менжинский – Петерс, Лацис – Ягода. Париж, Дом книги, 1936).
Тут необходимы пояснения. Спарафучиле – наёмный убийца, персонаж оперы Джузеппе Верди «Риголетто».
Воспоминания Николая Жевахова
Один из очевидцев перемен, происходивших в России тех лет, обер-прокурор Синода, князь Николай Жевахов писал о Краузе так: «Она издевалась над своими жертвами, измышляя самые тонкие виды мучений преимущественно в области половой сферы. Объектом её мучений были главным образом юноши. Никакое перо не в состоянии передать, что эта сатанистка проделывала над ними… Пытки длились часами и прекращались только тогда, когда корчившиеся в страданиях люди превращались в окровавленные трупы» (Жевахов Н. Д. Воспоминания обер-прокурора св. Синода князя Н. Д. Жевахова. Мюнхен, издательство «Новый Сад», 1923—1928).
Её достойным соратником по заплечным делам был чекист Орлов. Жевахов называл его «извращенным садистом»; По словам князя, он только в Москве расстрелял несколько тысяч детей, «вся вина которых заключалась в том, что для Советской власти их родители были «социально чуждым элементом» (там же).
Воспоминания Жевахова содержат факты, которые просто непредставимы. Но это не фантазии безумца. Бывший следователь Киевского ЧК Михаил Богеросов на страницах своих воспоминаний, опубликованных в 1925 году в Праге, рассказал следующее: «Чекисты производили обыски и аресты, неприкрыто грабя население. Служба превратилась в непрерывный кутёж, сопровождаемый изнасилованием женщин и истязанием арестованных» Самого источника я не нашёл, но ссылки на него имеются.
Чекистам и их зверствам в воспоминаниях Жевахова отводится немало страниц. По его мнению, главной добычей чрезвычаек были люди состоятельные. И совсем не важно было, как относятся они к новой власти. Некоторые даже сотрудничали с ней, но всё равно оказывались за решёткой, а в конце концов, заносились в расстрельные списки.
Чекистов Жевахов называл палачами, «упивавшимися кровью своих жертв и получавшими плату сдельно, за каждого казненного. В их интересах было казнить возможно большее количество людей, чтобы побольше заработать…Не подлежит ни малейшему сомнению, что между этими людьми не было ни одного физически и психически нормального человека: все они были дегенератами, с явно выраженными признаками вырождения, и должны были бы находиться в домах для умалишенных, а не гулять на свободе, все отличались неистовой развращенностью и садизмом, находились в повышенно нервном состоянии и успокаивались только при виде крови… Некоторые из них запускали даже руку в дымящуюся и горячую кровь и облизывали свои пальцы, причем глаза их горели от чрезвычайного возбуждения. И в руках этих людей находилась Россия! И руки этих людей пожимала „культурная“ Европа! О стыд и позор!» (Жевахов Н. Д. Воспоминания обер-прокурора св. Синода князя Н. Д. Жевахова. Мюнхен, издательство «Новый Сад», 1923—1928).
Действительно, в течение короткого промежутка времени были уничтожены не только священнослужители, жандармы и чиновники всех рангов, но и почти все учёные, профессора, инженеры, доктора, писатели, художники. Такое массовое избиение, как считал князь, оказалось возможным только потому, что никто не предполагал самой возможности его, никто не допускал даже мысли о том, что задача новой власти сводится к истреблению христиан.
Большевики посеяли страх. «Людей хватали на улицах, врывались в дома днем и ночью, стаскивая с постели, и волокли в подвалы чрезвычаек стариков и старух, жен и матерей, юношей и детей, связывая им руки, оглушая их ударами, с тем чтобы расстрелять их, а трупы бросить в ямы, где они делались добычей голодных собак» (там же).
Под предлогом поисков оружия практиковались обыски. Цель у них была совершенно другой – чем-нибудь поживиться. Всякого рода возражения не принимались. Ответ был один – приставленное ко лбу дуло револьвера. Чекисты грабили всё, что могли унести с собой. И люди даже были рады тому, если такие визиты мародёров оканчивались только грабежом.
Но это было только в первый месяц после создания Чрезвычайных комиссий. Потом чекисты, почуяв безнаказанность, превращали обыски в дикие оргии. Проникая в дома зажиточных людей, они напивались допьяна, заставляя хозяев играть на рояле и танцевать. Кто отказывался, убивали на месте. В довершение всего: на глазах родителей насиловали дочерей.
Допросы сопровождались пытками, от которых многие теряли рассудок. «Никакое воображение, – писал Жевахов, —не способно представить себе картину этих истязаний. Людей раздевали догола, связывали кисти рук веревкой и подвешивали к перекладинам с таким расчетом, чтобы ноги едва касались земли, а затем медленно и постепенно расстреливали из пулеметов, ружей или револьверов. Пулеметчик раздроблял сначала ноги, для того чтобы они не могли поддерживать туловища, затем наводил прицел на руки и в таком виде оставлял висеть свою жертву, истекающую кровью… Насладившись мучением страдальцев, он принимался снова расстреливать ее в разных местах до тех пор, пока живой человек превращался в безформенную кровавую массу, и только после этого добивал её выстрелом в лоб. Тут же сидели и любовались казнями приглашенные «гости», которые пили вино, курили и играли на пианино или балалайках.
Ужаснее всего было то, что несчастных не добивали насмерть, а сваливали в фургоны и бросали в яму, где многих заживо погребали. Ямы, наспех вырытые, были неглубоки, и оттуда не только доносились стоны изувеченных, но были случаи, когда страдальцы, с помощью прохожих, выползали из этих ям, лишившись рассудка.
Часто практиковалось сдирание кожи с живых людей, для чего их бросали в кипяток, делали надрезы на шее и вокруг кисти рук и щипцами стаскивали кожу, а затем выбрасывали на мороз… Этот способ практиковался в харьковской чрезвычайке, во главе которой стояли «товарищ Эдуард» и каторжник Саенко. По изгнании большевиков из Харькова Добровольческая армия обнаружила в подвалах чрезвычайки много «перчаток». Так называлась содранная с рук вместе с ногтями кожа» (Жевахов Н. Д. Воспоминания обер-прокурора св. Синода князя Н. Д. Жевахова. Мюнхен, издательство «Новый Сад», 1923—1928).
На трупах бывших офицеров Жевахов видел вырезанные ножом или выжженные огнём погоны на плечах, на лбу – звезду, а на груди — орденские знаки. Садисты отрезали носы и уши, а у женщин – груди. Много людей было утоплено в подвалах чрезвычаек.
В Киеве, если Роза Шварц слышала крики людей, которых пытали, приказывала залить им глотки горячим оловом. Там же людей втискивали в узкие деревянные ящики и забивали их гвоздями, катая ящики по полу. Но это был ещё не финал. Оставшихся в живых ждал удар тяжелого молота, раскалывающего череп пополам.
А теперь – цифры. С января по июль 1918 года чекисты подавили 344 народных волнений, при этом было убито 3057 человек. По приговорам и постановления ВЧК казнено 8 389 человек. Эти цифры оззучил заместитель Ф. Э. Дзержинского Мартын Лацис в газете «Красный мкч» в августе 1918 года. Особо отличилась «Петроградская ЧК. Здесь «упразднила» 1206 человек, в Киеве – 825, а в Москве — 234 «неправильных» россиянина. За это московские чекисты подверглись зубодробительной критике, и они стали навёрстывать отставание. В августе в Белокаменной было расстреляно1080 человек («Общее дело», 1920 г., №115 от 7 ноября).
География живодёрства
Едва румыны и французы ретировались из Одессы, за своё кровавое дело взялась спешно созданная чрезвычайка. Действовала весьма оригинально: арестованных свозили на крейсер «Алмаз» и линкор «Синоп». Их приковывали железными цепями и отправляли живыми в корабельные топки, превращенные в крематории. Такой ужасной смертью умирали герои Порт-Артура и Первой мировой войны.
Очевидцы свидетельствовали: ветер с моря приносил запах горелого человеческого мяса. Но изуверы этим не ограничились. Они бросали людей под колёса машинного отделения. И их разрывало на части. Это было похлеще средневекового колесования.
Но перенесёмся в Воронеж. Там арестованных закатывали в большие бочки с вбитыми гвоздями и сбрасывали с горы. Здесь также варили арестованных в котлах, предназначенных для армейских полевых кухонь, выкалывали глаза, ломали суставы, сдирали кожу, заливали в горло раскаленное олово.
В Николаеве у чекистов были свои закорочки. Там боец невидимого фронта Богбендер замуровывал живых людей в каменные стены.
В Пскове все пленные офицеры, а их было около двухсот подверглись распиливанию на куски китайцами. В Полтаве сажали на кол, В Омске беременным женщинам разрезали животы. В Казани и Екатеринбурге несчастных распинали на крестах, сжигали на кострах. В Симферополе чекист Ашикин заставлял свои жертвы, как мужчин так и женщин, проходить мимо него совершенно голыми, оглядывал их со всех сторон и затем ударом швшки отрубал уши, носы и руки… Истекая кровью, несчастные просили его пристрелить их, чтобы прекратились муки, но Ашикин хладнокровно подходил к каждому отдельно и, выкалывал им глаза. В Алупке чрезвычайка расстреляла 272 больных и раненых. До этого их заживающие раны вскрывались и засыпались солью, грязной землей или известью, а также заливались спиртом и керосином,
В Тифлисе наводил ужас чекист Панкратов, прославившийся своими зверствами даже за границей. Он убивал ежедневно около тысячи человек не только в подвалах чрезвычаек, но и открыто, на городской площади Тифлиса, где стены почти каждого дома были забрызганы кровью.
Как ни ужасны способы мучений, практиковавшиеся в чрезвычайках Европейской России, но все они бледнеют пред тем, что творилось озверелыми чекистами в Сибири. Там: в горшок сажали крысу и привязывали его к животу, а чрез небольшое круглое отверстие на дне горшка пропускали раскаленный железный прут, Спасаясь от мучений и не имея другого выхода, крыса впивалась зубами в живот и прогрызала отверстие, чрез которое и влезала в желудок, разрывая кишки и поедая их, а затем вылазила с противоположного конца, прогрызая себе выход в спине или в боку…
«Формы издевательств и пыток неисчислимы, – писал Николай Жевахов. – Причём и сами большевики часто об этом пробалтываются. Например, газета «Известия» от 26-го января 1919 года в статье «Неужели средневековый застенок?» о ведении дел следственной комиссией Сущево-Мариинского района Москвы сообщает: «Тут избивали людей до потери сознания, а затем выносили без чувств прямо в погреб или холодильник, где продолжали бить с перерывами по 18 часов в сутки. На меня это так повлияло, что я чуть было с ума не сошёл». Через месяц мы узнаем из «Правды» от 22-го февраля 1919 года, что есть во Владимирской ЧК «особый уголок», где «иголками кололи пятки» (Жевахов Н. Д. Воспоминания обер-прокурора св. Синода князя Н. Д. Жевахова. Мюнхен, издательство «Новый Сад», 1923—1928)..
Самое печальное заключается в том, что нет-нет, но о средневековых заерствах вспоминают и сегодгчшние провоохранители. Что это – генная память?
Кто есть кто
*Фру?ма Ха?йкина (в первом заиужестве Ростова; 1897—1977) – сотрудница Московской ЧК, известная своими зверствами, жена якобы героя Гражданской войны Николая Шорса. В 1917 году вступила в РСДРП. В 1918 году попала в плен то ли к белым, то ли к полякам. После освобождения прибыла в Унечу с отрядом кпрателей, состоящим из казахов и китайцев. Намеревалась расстрелять писателя Аркадия Аверченко. Но ей не дали.
После знакомства со Щорсом стала членом его отряда. Когда Щорс погиб, соповождала гроб с его телои в Самару. Работу в ЧК сочетала с учёбой. Была в числе руководителей строительства ряда гидростанций. Жила в Москве в «доме на набережной» – «революционные» заслуги Хайиной не были забыты.
*Сергей Маслов (1887—1965) – агроном, политический лидер крестьянского движения России. Эсер. С апреля 1917 года – председатель оргкомитета Всероссийского съезда крестьянских депутатов.
В послеоктябрьский период вологодские эсеры решили сотрудничать с антибольшевистской подпольной органиацией «Союз возрождения России». Наиболее активные деятели этого союза С. С. Маслов и А. Ф. Дедусенко начали подготовку антибольшевистского восстания.
В начале июля 1918 года С. С. Маслов выехал в Архангельск. Здесь планировалось создать временное правительство. И правительство Северной области вскоре было создано. Маслов занял пост военного министра, а осенью 1918 года был назначен губернатором Архангельска.
.Его командировали в Сибирь – устанавливать связи с Директорией. Но Директория была рспущена Колчаком, а с ним Маслов контактировать отказался.