Предшественники бен-Ладена. Книга 4. Оглянешься – а вокруг враги

Предшественники бен-Ладена. Книга 4. Оглянешься – а вокруг враги
Сергей Павлович Степанов-Прошельцев

По массовости и кровопролитию Красный террор большевиков был самым страшным в истории человечества. Его логическое продолжение в 1937—1938 годах было ещё страшнее…

Предшественники бен-Ладена

Книга 4. Оглянешься – а вокруг враги

Сергей Павлович Степанов-Прошельцев

© Сергей Павлович Степанов-Прошельцев, 2021

ISBN 978-5-0055-1152-2 (т. 4)

ISBN 978-5-0053-0527-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Сергей СТЕПАНОВ—ПРОШЕЛЬЦЕВ

ПРЕДШЕСТВЕННИКИ БЕН-ЛАДЕНА

Книга четвертая: ОГЛЯНЕШЬСЯ — А ВОКРУГ ВРАГИ

Ещё во время Великой французской революции лидер партии жирондистов Пьер Верньо обронил такую фразу: «Революция, как бог Сатурн, пожирает своих детей». И действительно: террор не только сопряжён с многочисленными случайными жертвами, но и преавращает исполнителей в жертв.

ПРОКЛЯТЫЙ ОСТРОВ

Этот остров на Волге виден из Нижнего Новгорода даже без бинокля. Наши предки драли здесь мочало. После пожаров 1864 и 1872 годов на остров с Нижегородской ярмарки была вынесена торговля лубом — корой деревьев.Позже остров был перевалочным пунктом, где разгружали и загружали баржи и пароходы. Потом здесь расстреливали «врагов народа». Ещё спустя какое-то время на их костях дачники выращивали редиску и помидоры.

Как в Переплёт попадали

С конца XIX века и вплоть до 1972 года остров Мочальный имел постоянное население. Здесь была деревня – десятка три дворов. Но крестьяне занимались своими делами, а судовладельцы, выкупившие часть территории острова, – своими. Летом на острове до 1917 года работало около четырехсот грузчиков.

Когда кончалась навигация, пустые склады запирались на амбарные замки. Грузчики покидали остров Мочальный. Они попадали в… Переплёт. Так в просторечье назывался Переплётчиков корпус на Нижнем базаре. Здесь сдавали углы и просто койки людям не шибко-то обеспеченным.

Называли их «зимогоры». Это были люди, которые могли поднять и 15 пудов зараз. Даже нынешние супертяжеловесы-штангисты такой вес не все осилят. За день грузчик «перелопачивал» от 200 до 800 пудов самых неудобных грузов – огромные тюки с куделью, тканью, кожей, внушительных размеров мешки и корзины. При такой интенсивной, изматывающей работе не многие доживали до сорока лет. А если доживали, превращались в калек: из-за непосильных тяжестей позвоночник искривлялся, и рост грузчика уменьшался на 10—15 сантиметров.

Спасение от тоски и выматывающей душу работы крючники, горбачи и каталы искали в вине. Зимой они были завсегдатаями дешёвых кабаков-забегаловок. Кабатчики им даже открывали кредит. Сами, естественно, в прогаре не оставались. Артельщик порой половину лета отрабатывал долг.

Во время навигации грузчики пили в подпольных кабаках, которые появлялись то тут, то там, как грибы после тёплого дождя. Речная полиция, помимо выполнения других функций, занималась выявлением таких шинков, короче, искореняла пьянство в рабочее время. Почти, как при Андропове.

Речные «волки»

Речная полиция была создана в 70-х годах XIX века. Для проведения рейдов было нанято два парохода, а ещё один приобретён. Кроме того, имелось также 13 шлюпок, 6 пожарных лодок и даже один локомобиль.

Речных «волков» не любил никто: ни судовладельцы, ни капитаны, ни грузчики. Как правило, нарушение, выявленное водными «фараонами», каралось штрафом, а то и тюремным заключением.

Как «мочалки» пошли в атаку

Однажды (это было 8 (21) августа 1905 года остров посетили «волки» во главе со штатным контролёром Нардовым. Тот, высадившись на берег, застал дюжины две грузчиков, безмятежно спящих на прибрежном песке.

Сначала Нардов подумал, что происходит вербовка горбачей. Обычно в ожидании подряда они действительно спали, а подрядчик ходил между ними и внимательно осматривал подошвы сапог: на них указывалось, сколько грузчик хотел бы получать за дневную работу. Но вся заковыка состояла в том, что нанимателей не отыскалось. Грузчики же были все до одного мертвецки пьяны.

Нардов первым делом направился в дом Яковлева, где была устроена чайная. И убедился, что её превратили в подпольный кабак. «Волки» обнаружили «69 полубутылок казенного вина, четверть водки и 60 бутылок пива» (Государственное казённое учреждение Центральный архив Нижегородской области – ГКУ ЦАНО).

Хозяина чайной, некоего Храмова, арестовали и посадили в баркас. Но тут раздался клич:

– Наших бьют!

Даже в доску пьяные подняли головы. Сев в лодки, они погнались за Нардовым.

– Зачем вы отняли нашу водку? – раздавались крики. – Отдайте её назад! Отпустите Храмова!

Штатному контролёру удалось оторваться от преследователей. Но на следующий день у дома на улице Ошарской, где проживал Нардов, собралась толпа. Грузчики Мочального, бросив работу, пришли качать свои права, требуя возврата спиртного.

Нардова дома не оказалось, и толпа повалила в губернское акцизное управление. По пути «обиженные» разбили несколько витрин, своротили пару афишных тумб. Но своего обидчика они так и не отыскали.

Полиция ввиду своей малочисленности совладать с бунтовщиками не смогла. Она только констатировала в донесении губернатору Павлу Унтербергеру: «Пьяные бродят по Алексеевской улице, а у винных лавок распивают водку в открытую» (ГКУ ЦАНО).

На острове Мочальном после этого был введен сухой закон. Отсидев месяц в тюрьме, Храмов вернулся. По свидетельству осведомителя полиции, появившись у своей чайной после освобождения, он нашёл её опечатанной и «выругался самыми богохульными словами (там же). А грузчик Шмаков, который в отличие от других был трезвенником, неожиданно разразился проклятьями. «Пусть этот остров кровью зальется, как заливает его в половодье!» – сказал он.

Слова его оказались пророческими.

1918-й

В ночь на 1 сентября 1918 года большую группу заложников латыши из нижегородской чрезвычайки расстреляли на Мочальном острове из пулемётов. В числе первых жертв беспредела большевиков были архимандрит Оранского монастыря Августин (Пятницкий), настоятель нижегородской Казанской церкви Николай Орловский, генерал Михаил Чернов, армейские офицеры, общественные деятели. Их участь разделили бывший начальник жандармского управления полковник Иван Мазурин, уездные исправники и становые приставы, множество сельских урядников, городовых, надзирателей, служащих охранного отделения. Потом здесь казнили Константина Вуколова, который воевал с белыми под началом Семёна Будённого в Первой конной армии. Якобы за то, что подавлял вооруженное выступление сормовичей в декабре 1905 года. На самом деле в это время Вуколов находился в Костроме.

Сюда везли «контру» и из глубинки. Сергачская уездная газета «Дума пахаря» 4 сентября 1918 года сообщала: «Вчера по постановлению Военно-Революционного Штаба расстреляно 5 человек в отмщение за покушение на наших вождей: 1) Фертман А. Л. – спекулянт. 2) Приклонская – помещица. 3) Никольский – протоиерей. 4) Рыбаков И. Г. – офицер. 5) Рудневский Н. – офицер».

25-летний Иван Рыбаков не числился в расстрельных списках. Чекисты пришли за его отцом, Григорием Дементьевичем, бывшим полицейским урядником. Но дома его не оказалось. И тогда кто-то из латышей ткнул пальцем в сына:

– Тогда ты пойдешь.

Иван Рыбаков во время Первой мировой войны был прапорщиком, за проявленную храбрость его наградили георгиевским крестом.

Протоиерей Сергачского Владимирского собора Николай Никольский смерти смотрел в глаза. Когда перед расстрелом ему приказали отвернуться, он осенил себя крестным знамением и сказал:

– Спаситель не отворачивался, когда его распинали, и мы не будем.

Николай Рудневский учился в Петроградском институте инженеров путей сообщения на средства земской управы. Почему в расстрельном списке его назвали офицером, неясно. То ли мундир учащегося-путейца ввел в заблуждение, то ли «офицер» лучше подходил для отчета.

Газеты ежедневно публиковали сообщения о казнях: «Приговорён к расстрелу инструктор 4-го нижегородского советского полка Александр Антонович Тамлехт, обвинявшийся в побеге из полка и несочувствии соввласти», без суда были казнены 76-летний васильсурский помещик А. А. Демидов, страховой агент Л. А. Петровский, милиционер Ерин…

Латышские стрелки за работой

В 1918 году Нижегородская чрезвычайка выросла с 6 человек до 1065. Чужими фамилиями пестрят протоколы расстрелов того времени: Клавс, Буссе, Шепте, Таурин (вероятно, Тауриньш), Барр, Баллод (Балодис), Штромберг, Бредис, Лелапш, Карре, Юргенс, Грубе, Михельсон…

Латыши наводили ужас на нижегородцев. Особой жестокостью отличались они при подавлении крестьянских восстаний. Бессудные расправы приобрели такой масштаб, что отдел юстиции губисполкома однажды призвал «учреждения и должностных лиц умерить пыл». Но этот призыв, опубликованный 11 декабря 1918 года в «Нижегородской коммуне». Но этот призыв встретил обратную реакцию. Сразу же после этого большевики расстреляли 46 крестьян села Емангаш и 50 жителей татарского села Семеновка.