Его по-настоящему забавляла эта очень простая и в то же время политически стойкая девушка, которая всей своей душой отстаивала так называемые партийные интересы, хотя сама вряд ли была так называемым членом партии того времени.
Но больше всего Молчуна удивляли ее глаза. Они словно наполнились живым светом и именно того окраса, который ему почему-то нравился, зачастую присутствуя в глазах самых простых немцев.
Но в то же время, он не мог вспомнить хотя бы одного случая такого искреннего выражения восторга со стороны тех самых людей, которые находились по ту сторону границы.
Молчун чем-то даже сравнил всех их с живыми или ходячими мумиями, мало подвластных жизни самой души и больше подверженных только корысти присутствия человеческого тела.
Да, теперь, он действительно уловил значительную разницу между так называемым советским человеком и обыденным европейцем, представителем любого класса и любой страны, так как, по сути, все они выглядели абсолютно одинаково, по крайней мере, именно для него.
И это также дало ему повод для того, чтобы по-настоящему поразмыслить обо всем на досуге и хоть чем-то занять свое так называемое не используемое для службы время.
То, что он относился к службе внешней разведки, являлось в самой величайшей степени секретно.
Его позывной знал лично только товарищ Сталин и еще несколько лиц из самого ближайшего окружения.
Все остальные работники видели в нем лишь обычно присутствующего чиновника, способного лишь наблюдать, но никак не принимать какие-либо решения.
Но так было лишь в советском посольстве или на стороне того государства, которое он непосредственно и представлял.
На территории же другой страны он был и представлялся абсолютно другим человеком и был по-настоящему офицером той структуры, которая стояла на самой ближней ступеньке к истокам действующей гитлеровской власти.
Граф, как привычно звали его все немцы, выглядел и по всем признакам был настоящим арийцем, что, соответственно, подтверждали все произведенные над его телом манипуляции и соответствующего значения анализы.
Он был по-своему высок, аккуратно, то есть атлетически сложен, в отличной физической и спортивной форме, имея при этом соответствующий разряд.
Вместе с тем ему принадлежал высокий лоб, прямой нос, особо подчеркнутая полоска губ, надежно закрытый с обеих сторон челюстями подбородок, широкий разлет по-своему тонких бровей и открытого взгляда голубые глаза.
То был настоящий ариец и именно по этой причине его полюбил лично фюрер, выставляя во многом напоказ перед своими собственными друзьями по партии или гостями, и демонстрируя тем самым истинный образец нового арийского племени.
Сказать, что ему было легко при этом, значило бы вообще не сказать ничего, ибо число так называемых завистников значительно превосходило все требуемые запросы, исходящие лично от самого фюрера.
Но вместе с тем одного этого было на тот момент достаточно, чтобы никто по-особому не копался в его так называемом досье, которое, правда, по-настоящему было очень хорошо законспирировано, что даже сведущему во всех таких делах гестапо и в голову не могла прокрасться мысль о том, что он – настоящий группенфюрер СС, и есть именно тот человек, который работает на русских.
Дипломатическая должность военного атташе позволяла присутствовать ему на многих переговорах и даже быть личным представителем фюрера на такого рода собирательных комитетах.
Так они назывались тогда, хотя, вполне естественно, это не афишировалось и по уровню значимости относилось к самой наивысшей степени секретности.
Таким образом, сам Молчун как бы был по-настоящему мостом между управляющими тиранами обоих государств. А именно так и принимали их все те, кто и присутствовал на тех самых переговорах.
Конечно же, они не говорили об этом в открытую, но всячески намекали, что власть необходимо делить и нельзя сосредотачивать в каких-либо одних руках.
Но сейчас, все эти, мельком пробежавшие в его голове мысли непосредственно к делу не относились, а потому, продолжая вполне искренне восхищаться такими замечательными переменами в настроении девушки и улыбаясь, Молчун слегка встряхнул головой, проводил взглядом убежавшую вместе с разгоном поезда платформу, и вновь приступил к исполнению обязанностей вполне обаятельного и во многом спокойного человека.
– Какой же вы все-таки черствый, – внезапно выговорила ему Люся, повернувшись к нему лицом, по-прежнему пылающему румянцем.
– Почему же, – по-настоящему удивился он, – я так же, как и вы радовался общему для всех нас празднику. Просто, я все же мужчина и не могу так реагировать, как девушки вашего возраста.
– Нет, нет. Вы, наверное, просто не искренни. Радовались просто так. Без нашего советского энтузиазма.
– Да, нет же, – даже немного обиделся Молчун, – вы просто неверно оцениваете свои и мои возможности. Я все-таки старше вас и вполне естественно реагирую на все по-другому. Вот, вы, например, смогли бы отреагировать так, как я. Предположительно хотя бы, попробуйте поставить себя на мое место.
– Не знаю, но мне кажется, что вы все-таки не тот человек, за которого себя выдаете, – тут же почему-то надулась Люся и отвернулась в сторону.
Румянец несколько спал, а все ее радостное настроение внезапно куда-то улетучилось, как будто его не бывало и вовсе.
– Вот те, раз, – забеспокоился про себя разведчик, – мне еще этого не хватало. Шаловливых дамских штучек.
Но вслух он все же сказал:
– Не знаю, за кого вы меня принимаете, но я действительно тот, за кого себя выдаю, и даже соответствующий документ о том имеется. Могу показать, – и он уже было потянулся за своим паспортом.
– Не надо, верю. Просто вы действительно старая бука, – и она, повернувшись к нему, снова улыбнулась, как будто ничего серьезного не произошло.
Молчун облегченно вздохнул и уже сам мягко перевел весь их разговор в другое русло, которое абсолютно не соответствовало всему тому, о чем они раньше так задушевно спорили.
Спустя какое-то время все это и вовсе забылось и даже чем напоминало просто дурной сон, о чем девушка не забыла упомянуть за время очередной остановки поезда на какой-то промежуточной станции.
– Ой, все же это, наверное, какой-то дурной сон. И наше с вами знакомство и наши расхождения во взглядах. Да, вы не обижайтесь на меня. Я всегда такая. Сначала намолочу языком, а потом уже думаю, – сказала простодушно Люся и, слегка улыбнувшись, несколько виновато подняла на него свои красивые синие глаза.
Молчун в знак согласия кивнул, словно принимая ее весьма застенчивые извинения, и собрался выйти на минуту в коридор, чтобы, как он сам сказал, немного подышать свежим воздухом весны через открытое окно в вагонном проходе.
– Ой, и я с вами, – тут же подхватилась Люся и мигом вскочила со своего места, – что-то уж мы засиделись. Пора и, правда, освежить голову.
Она практически одновременно с ним протиснулась через дверь купе в коридор, а затем сразу же просунула свою голову в окно.
– Ой, смотрите, – внезапно радостно сообщила она, – а там свадьба.
Молчун подвинулся немного ближе к окну и, просунув так же голову, осмотрелся.
И вправду, слева от них на пригорке люди отчаянно веселились, заводя такие круговороты танцевальных движений, что казалось, от них голова должна была пойти кругом. Но они, естественно, не падали, а продолжали кружить и дальше, буквально светясь своими радостными улыбками на лицах и раздавая на всю округу веселые возгласы.
В общем, как то говорят, свадьба была в самом разгаре, и люди веселились от души.
– А, должно быть там весело, – немножко с грустью бросила в его сторону Люся и даже зацепила своими волосами краешек лица Молчуна.
Но тот не отпрянул от неожиданности и даже не вздрогнул, а просто мечтательно улыбнулся и сказал:
– Да, действительно, там весело и хорошо. Хотелось бы вот так, хоть раз повеселиться и порадоваться за молодых.
– А вы что, совсем уже старый, – с усмешкой подковырнула его Люся и открыто посмотрела ему в глаза.
– Да, нет, конечно. Но года все же идут и уже не скажешь, что тебе каких-нибудь семнадцать.
– А мне вот двадцать четыре, – неожиданно произнесла девушка и отвела взгляд в сторону, – и я думаю, что не такая уж и старая. А вы как считаете?
Молчун в ответ рассмеялся и ответил:
– Ну, какая вы, в самом деле, старая. Это я так, просто для примера такой возраст привел. Мне вот самому уже тридцать три, хотя, можно сказать, что уже почти тридцать четыре, так как день рождения совсем рядом, но я тоже не считаю себя таким, хотя, конечно же, разницу во всем чувствую. Ну, ладно, давайте, возвратимся в купе, а то поезд скоро двинется, и мы оба пропитаемся весенним дымом состава.