Под шапкой Мономаха

В истории самой Смуты историк выделил три периода. Первый – династический охватывает борьбу между различными претендентами за московский престол. Эта борьба началась еще при жизни Федора Ивановича, последнего царя династии Рюриковичей. Она шла между боярскими родами Годуновых, Романовых и князей Шуйских. Сначала победу одержал Борис Годунов. Взойдя на престол, он отправил Романовых в ссылку. Но побежденные бояре выдвинули Самозванца, назвавшего себя сыном Ивана Грозного. Лжедмитрий сумел возмутить южные окраины государства и, опираясь на эту силу, овладел Москвой. Так борьба за престол, по мнению С.Ф. Платонова, вовлекла народные массы. Не желая повиноваться Самозванцу, московские бояре свергли его и возвели на престол князя Василия Ивановича Шуйского.

Содержание второго периода характеризуется социальным конфликтом между служилыми землевладельцами и трудовым населением, который осложнили различные политические затруднения. В результате страна разделилась на два враждующих лагеря: в Москве сидел «представитель старого порядка» Василий Шуйский, а в подмосковном Тушине группировались сторонники второго Самозванца, требовавшие «не только восстановления прав свергнутого царя, но и коренных общественных перемен»[251 - Платонов С.Ф. Очерки по истории смуты в Московском государстве XVI–XVII вв.: Опыт изучения общественного строя и сословных отношений в Смутное время. СПб., 1910. С. 304–305.]. Вследствие вмешательства в борьбу Польско-Литовского государства и Швеции оба «московских царя» лишились власти, а Россия потеряла политическую самостоятельность.

Третий период связан с попытками национального возрождения. Против поляков первоначально выступили все слои московского общества. Ополчение под предводительством Прокопия Ляпунова осадило польский гарнизон в Москве, но распалось от острого междоусобия. Казаки разогнали «дворянские элементы» ополчения, однако не выдвинули взамен какой-либо позитивной программы действий. Реакцией против казачьих беззаконий стало формирование нового ополчения в Нижнем Новгороде, объединившего «средние классы» общества (дворянство, горожан, свободных крестьян северных областей). Его руководители, князь Пожарский и Кузьма Минин, организовали в Ярославле временное правительство из представителей центральных и северных областей, поддержавших ополчение. Сильное войско двинулось к столице для борьбы с польским гарнизоном и казаками, которые, в свою очередь, частично ушли на Нижнюю Волгу, частично присоединились к ополчению. Князь Пожарский и вождь казаков князь Трубецкой образовали единое ополчение, освободившее Москву. Земский собор из представителей всех сословий избрал царем Михаила Федоровича Романова. С появлением национального правительства единая власть в стране была восстановлена. Смута кончилась. Закономерным результатом событий начала XVII века стало, по мнению С.Ф. Платонова, значительное ослабление старой знати, которая уступила свое традиционное место в структуре Московского государства «средним классам»[252 - «Дело». С. 272–278. В 1923 г. С.Ф. Платонов еще раз кратко изложил свою концепцию Смутного времени (Платонов С.Ф. Смутное время: Очерк истории внутреннего кризиса и общественной борьбы в Московском государстве XVI и XVII веков. Пг., 1923). Об изменении акцентов в данном издании см.: Чистякова Е.В. Сергей Федорович Платонов… С. 430–433.].

Ученая критика отметила несомненный успех «Очерков по истории Смуты», который был обеспечен как ценностью исторических наблюдений, основанных на детальном анализе сохранившихся документов, так и увлекательностью изложения. Исследование С.Ф. Платонова в общих чертах завершило разработку концепции Смуты в русской исторической науке[253 - Иванов Ю.А. Развитие концепции Смутного времени в дворянско-бур-жуазной историографии XIX века: (Основные тенденции) // Проблемы отечественной и всеобщей истории. Вып. 7: Генезис и развитие феодализма в России: Проблемы историографии: Межвуз. сб. Л., 1983. С. 152, 157,159.0 новизне концепции С.Ф. Платонова см.: Брачев B.C. Комментарии //Платонов С.Ф. Сочинения в 2-х томах. СПб., 1994. Т. 2. С. 616–620. О воздействии на общественное мнение см.: Шмидт С.О. Путь историка. С. 517–518.]. Оно оказало существенное воздействие на дальнейшее изучение вопроса[254 - В исторической науке последнего времени большое внимание изучению истории России во второй половине XVI – начале XVII века. Этой проблемой занимались и продолжают успешно заниматься Д.Н. Алыниц, С.В. Бахрушин, В.И. Буганов, С.Б. Веселовский, А.А. Зимин, С.М. Каштанов, В.Б. Кобрин, В.И. Корецкий, Н.Е. Носов, П.Г. Любомиров, А.П. Павлов, И.И. Полосин, П.А. Садиков, РГ. Скрынников, И.И. Смирнов, АЛ. Станиславский, Л.В. Черепин, И.С. Шепелев, С. О. Шмидт и другие. Их труды способствовали пересмотру и дополнению ряда положений, выдвинутых С.Ф. Платоновым.].

В связи с отсутствием оппонентов С.Ф. Платонов перенес защиту диссертации в Киевский университет, где 3 октября 1899 года ему была присуждена ученая степень доктора русской истории. С этого времени научный авторитет С.Ф. Платонова получил широкое признание. Его популярности способствовала публикация университетского курса «Лекций», составленного из литографированных студенческих конспектов. Критическое изложение предмета в этой публикации отражало актуальное для того времени состояние исторической науки[255 - Цамутали А.Н. Борьба направлений в русской историографии в период империализма: Историографическиеочерки. Л., 1986. С. 100–125.]. По известности «Лекции» уступали только «Курсу русской истории» В.О. Ключевского. В числе лучших и наиболее авторитетных профессоров Петербурга С.Ф. Платонов был приглашен в качестве преподавателя к членам императорской фамилии. Он вел занятия с великими князьями Михаилом Александровичем и Андреем Владимировичем, читал лекции великой княгине Ольге Александровне[256 - ОР РНБ. Ф. 585. Ед. хр. 230; 1972.].

Возрастающая потребность в преподавательских силах для средней школы выдвинула проект преобразования Педагогических курсов, существовавших при петербургских женских гимназиях, в высшее учебное заведение. Комиссия по преобразованию, возглавляемая Президентом Академии наук великим князем Константином Константиновичем, летом 1903 года обратилась к С.Ф. Платонову с предложением принять на себя обязанности директора Женского педагогического института[257 - Там же. Ед. хр. 362.]. Давая свое согласие, историк едва ли имел представление о сложности предстоящего дела. Опыт его административной работы заключался тогда в нескольких годах деканства на историко-филологическом факультете Петербургского университета и Высших женских курсах. На новом посту С.Ф. Платонову пришлось не только формировать учебные планы двух отделений института, но и добывать кредиты в правительственных учреждениях для постройки нового здания, устраивать лаборатории, кабинеты, библиотеку, оснащать их оборудованием и учебными пособиями. В своей деятельности С.Ф. Платонов находил сочувствие и поддержку Почетного попечителя института великого князя Константина Константиновича.

Известный поэт и драматург «КР», он внес немалый вклад в дело высшего женского образования в России. Через несколько лет Женский педагогический институт превратился в учреждение, опередившее по уровню образования образцовые для того времени Бестужевские курсы.

Революция 1905–1907 годов осложнила нормальную деятельность высшей школы. Волна студенческих забастовок и обструкций захлестнула учебные заведения Петербурга. Неспокойно было на Высших женских курсах и в Педагогическом институте. Для обуздания молодежи власти широко практиковали аресты, настаивали на приостановке занятий, перекладывали бремя сыска и полицейского надзора на Советы профессоров. С.Ф. Платонов осуждал эти способы действий. Ученому претило вмешательство политики в науку[258 - Платонов С.Ф. Несколько воспоминаний… С. 132–133.]. Со своей стороны он всегда шел навстречу интересам учащихся и, искренне стремясь кумалению «розни», старался решать возникавшие вопросы. В феврале 1905 года в числе немногих преподавателей С.Ф. Платонов выступил против закрытия Высших женских курсов. Он подчеркнул, что подобные решения не должны приниматься без выяснения мнений слушательниц[259 - ОР РНБ. Ф. 585. Ед. хр. 243.]. Вера в созидательную работу и здравый смысл поднимала авторитет С.Ф. Платонова в глазах возбужденной молодежи, и она аплодисментами благодарила учителя «за тонкое и деликатное приглашение заняться делом»[260 - Там же. Ед. хр. 4790. Л.2.].

Очевидно, что С.Ф. Платонов никогда не считал революцию исторической основой поступательного развития России. Гораздо ближе ему было понимание прогресса как уравновешенного, разумного движения, достигавшегося путем «общего совета». Исходя их цензурных соображений, историк не мог открыто высказывать свои убеждения. Тем не менее, в первых номерах «Журнала для всех» за 1905 год он опубликовал большую работу, посвященную московским земским соборам[261 - Платонов С.Ф. К истории московских земских соборов //Журнал для всех.1905. № 2. С. 92–107; № 3. С. 162–172; см. также: Платонов С.Ф. Статьи по русской истории. С. 279–338.]. Автор надеялся, что объективная и серьезная научная статья «сослужит весьма полезную службу… в деле выработки правильных взглядов на… историю, а через это и на современность»[262 - ОР РНБ. Ф. 585. Ед. хр. 4787. Л. 1.]. Позицию ученого с одобрением встретили в общественных кругах. Партия «октябристов», а затем «Конституционные демократы» выдвинули его в число выборщиков в Государственную Думу, учрежденную Манифестом 17 октября 1905 года[263 - Слово. 1906.1 февраля.].

Возглавляя Женский педагогический институт, посещая учебные аудитории и Константиновскую гимназию, где слушательницы проходили практику, С.Ф. Платонов отчетливо представлял трудности преподавания, с которыми сталкивался любой учитель средней школы. Свой опыт он изложил в «Учебнике русской истории», вышедшем в свет в 1909 году[264 - Платонов С.Ф. Учебник русской истории для средней школы: Курс систематический. СПб., 1909–1910.4.1–2. Дело. С. 281.]. Фактическая полнота гимназического курса, представленная в доступном виде, искусно сочеталась здесь с научностью и объективностью изложения. Учебник, лишенный излишней лирики и всякого рода исторических легенд, не только будил мысль учащихся, заставляя их работать, но также побуждал преподавателя тщательно готовиться к уроку, чтобы не быть застигнутым врасплох вопросами учеников[265 - Трифильев Е.П. Тридцатилетие научно-педагогической деятельности профессора Сергея Федоровича Платонова. Одесса, 1913. С. 21–22.]. Книга имела большой успех и переиздавалась ежегодно[266 - До 1918 г. учебник С.Ф. Платонова выдержал десять изданий. Для советской школы он оказался непригодным. Тем не менее отдельные фрагменты учебника были напечатаны в1937 г. типографией Высшей школы пропагандистов им. Я.М. Свердлова при ЦК ВКП(б) для внутреннего пользования. Это событие явилось признанием превосходства работы С.Ф. Платонова над учебной литературой тех лет. В настоящее время книга С.Ф. Платонова переиздана.]. Хотя Ученый комитет Министерства народного просвещения официально рекомендовал «Учебник русской истории» для гимназий, среди учителей он приобрел стойкую репутацию независимого.

Глубокая индивидуальность С.Ф. Платонова порождала противоречивые слухи вокруг его имени. Одни видели в ученом тайного советника Николая II, направлявшего его деятельность в «нужную сторону» и претендовавшего на пост министра народного просвещения[267 - Брачев B.C. Жизнь и труды С.Ф. Платонова //Платонов С.Ф. Сочинения в 2-хтомах. СПб, 1993. Т. 1. С. 23–24.]. Другие уверяли, что в самых высоких сферах о С.Ф. Платонове сложилось неблагоприятное мнение. После октябрьской революции 1917 года в бумагах Николая II была обнаружена записка о профессорах русской истории. Между прочим император писал: «Вполне приличен также и профессор Платонов, обладающий огромной эрудицией; но он сух и уже несомненно весьма мало сочувствует культу русских героев; конечно, изучение его произведений не может вызвать ни чувства любви к отечеству, ни народной гордости…»[268 - «Дело». С. 281.]. К счастью, ученый слышал о себе иные отзывы.

Несмотря на повседневную занятость на посту директора крупного учебного института, историк продолжал вести научные исследования. Его интересы остались в русле изучения Смутного времени, которому он посвятил несколько статей, касающихся исторических деталей той эпохи. В своих работах С.Ф. Платонов развивал мысли о воздействии Смуты на дальнейший ход русской истории. Наибольший интерес в этом отношении представляет статья «Московское правительство при первых Романовых». Автор стремился определить состав правительственных кругов в царствование Михаила Федоровича, избранного на престол в 1613 году. Первые шаги новой династии почти не оставили следа в источниках. Московский пожар 1626 года истребил документы государственных учреждений. Безличие самого царя мешало попыткам определить его правительственную программу. «Царь Михаил, – писал С.Ф. Платонов, – фигура крайне бледная: до нас не дошло ни одного его автографа, ни одного частного, написанного им или продиктованного без официальных условностей письма»[269 - Там же. С. 283.]. Деятельность царя можно было осветить, установив, кто и как на него влиял. Этим соображением историк объяснил смысл избранной темы. Путем кропотливого изучения разнородного материала С.Ф. Платонову удалось выяснить, что правительственная среда при Михаиле Федоровиче была пестрой и случайной, она не располагала социально-однород-ными элементами, которые могли бы ограничить личную власть государя. Вместе с тем, взамен старой «родовой знати», в государстве сложилась «придворная и чиновная знать», состоявшая из лиц, которые пользовались в Смуту сомнительной репутацией. Они оттеснили победившие «средние классы» от власти. Их влияние, по мнению С.Ф. Платонова, «было безусловно вредно» и подготовило народные восстания середины XVII века[270 - Там же. С.284; Платонов С.Ф. Статьи по русской истории. С. 406.].

Характеристика исторических деятелей представлялась С.Ф. Платонову наиболее заманчивой областью научного творчества. Выверенный документальным источником, психологически взвешенный образ приобретал зримые черты под его пером. Эту свою привязанность, имевшую истоки в подготовке публичных лекций и различных курсов, историк пронес через всю жизнь. Не раз пытался он дать изображение личности царя Алексея Михайловича, в котором живой ум, впечатлительность и чуткость сочетались с суетливостью и неспособностью к правильной работе[271 - Платонов С.Ф. Царь Алексей Михайлович (Опытхарактеристики). СПб. 1913– С. 1–2, 5,17,32—33]. Постепенно в его воображении складывался и цельный образ императора Петра Великого. Две юбилейные даты – 200-летие Петербурга (1903) и Полтавской битвы (1909) – позволили С.Ф. Платонову показать несколько наиболее ярких черт, характеризовавших выдающегося преобразователя России. Историк высоко оценил значение военной операции Петра I, завершающим итогом которой явилось основание столицы будущей Российской империи. Послужив одним из средств завоевания Балтийского побережья, Петербургская крепость в качестве порта «усвоила всей стране экономические результаты этого завоевания», а в качестве столицы «послужила символом нового культурно-политического порядка»[272 - Платонов С.Ф. Статьи по русской истории. С. 257; «Дело». С. 282.]. Вопреки мнению о бессмысленности движения Карла XII на Украину, С.Ф. Платонов утверждал, что до осады Полтавы боевая инициатива принадлежала шведам. Провал попыток Карла XII найти выход к Москве он объяснил успехами русской военной стратегии. Изучение исторической обстановки, предшествовавшей Полтавской битве, так же как и изучение военной операции 1702–1703 годов, позволило ученому изобразить Петра I как «одного из величайших деятелей русской истории, совместившего в себе самые разнородные способности стратега, администратора, политика, техника»[273 - «Дело». С. 282; Платонов С.Ф. Петр Великий: Личность и деятельность. Л., 1926. С. 79–94, 111–114.]. Результаты своих наблюдений С.Ф. Платонов объединил позднее в историческом очерке «Петр Великий: личность и деятельность».

В 1916 году С.Ф. Платонов достиг предельного срока государственной службы, дающего право на получение пенсии. Имея литературный доход, он решил выйти в отставку, чтобы посвятить досуг научной работе и путешествиям, которые очень любил. Раньше, в составе экскурсий или самостоятельно, он бывал в Западной Европе, много ездил по России: от Соловецких островов до Батума и Южного Урала. Теперь его манила красота Сибири.

В апреле 1917 года С.Ф. Платонов дополнил общий курс истории России, который читал в Петербургском университете, характеристикой царствования Николая II и довел изложение до образования Временного правительства. Ученый сочувствовал обновлению политической жизни России[274 - «Дело». С. 59–60.] Летом, оставив за собой небольшое число лекций в Петроградском университете, С.Ф. Платонов стал частным лицом. Однако его планам не суждено было осуществиться. Революционные события 1917 года, сопровождавшиеся коренной ломкой старого строя, вернули историка в число каждодневных работников.

Поиск исторических материалов был составной частью исследовательской работы С.Ф. Платонова. В археографической комиссии он издавал древние документы, а в Русском историческом обществе обсуждал меры по сохранению архивов на местах. Накануне революции ученый руководил работой по научному описанию Архива Министерства народного просвещения. Закономерным итогом этой деятельности стало избрание С.Ф. Платонова весной 1918 года в Межведомственную комиссию по охране и устройству архивов упраздненных учреждений, возглавляемую Давидом Борисовичем Рязановым[275 - ОР РНБ. Ф. 585. Ед. хр. 592; 3617.]. Широко образованный человек, Д.Б. Рязанов собрал вокруг себя известных петроградских архивистов И.А. Блинова, И.А. Бычкова, С.А. Венгерова, В.Г. Дружинина, А.С. Лаппо-Данилевского и других. Постепенно комиссия преобразовалась в Главное управление архивным делом (Главархив), в котором С.Ф. Платонов был избран заместителем председателя[276 - Там же. Ед. хр.24, 28.]. С переездом Главного управления в Москву историк встал во главе Петроградского отделения Главархива. С.Ф. Платонову казалось, что он получит возможность широкой научно-организационной работы, имевшей целью сберечь культурное наследие, чтобы не прервались основы связи времен в жизни народа[277 - Шмидт С.О. Доклад С.Ф. Платонова о Н.М. Карамзине 1926 г. и противоборство историков // Археографический ежегодник за 1992 год. М., 1994. С. 46, 47; Он же. Путь историка. С. 529.].

Работы было много. Шла сплошная реорганизация архивов в связи с образованием Единого государственного архивного фонда. Требовалось наладить нормальное функционирование хранилищ, а порой просто спасать документы от бессмысленного уничтожения. В Главархиве С.Ф. Платонов работал ежедневно, часто задерживался сверх обычного времени. На рубеже 1918–1919 годов его избрали председателем Археографической комиссии и Комитета попечительства о русской иконописи. Вместе с тем он являлся директором Археологического института, где председательствовал в Совете и правлении, а также вел вечерние занятия со студентами. Не прекратил С.Ф. Платонов и чтение лекций в Петроградском университете[278 - Пенсию на должности профессора университета С.Ф. Платонов получил еще в 1913 г., но продолжил чтение лекций на правах сверхштатного профессора (Брачев B.C. Русский историк С.Ф. Платонов: Ученый. Педагог Человек. Спб., 1997. С. 193–194).]. Его избрание в апреле 1920 года действительным членом Российской Академии наук по Отделению исторических наук и филологии стало закономерным признанием организаторских способностей и научных заслуг ученого[279 - ОР РНБ. Ф. 585. Ед. хр.1. Л. 1–2; Ед. хр. 3. Л. 7 об., 8 об.].

Трудности гражданской войны и хозяйственная разруха не прошли мимо С.Ф. Платонова. Его многочисленная семья (он имел сына и пять дочерей) в полной мере ощутила на себе все испытания и лишения, выпавшие на долю российского общества. «Все-таки предпочтительнее страдать в годину народного бедствия, а не быть сытым и довольным, когда другие мрут и голодают», – писал С.Ф. Платонов в 1919 году[280 - Там же. Ф. 585. Ед. хр. 4500. Л. 14.]. Вместе с тем его затронули некоторые меры, применявшиеся в те годы к «обеспеченным слоям». В экономически тяжелое время придравшись к большому числу постов, которые занимал С.Ф. Платонов, ему отказались платить жалованье в Главархиве. Обвинение в стяжательстве было несправедливо, а потому особенно обидно для ученого, потерявшего в революцию весь свой достаток, созданный исключительно его трудами. «При этих условиях, материально и морально для меня неприемлемых, – писал историк Д.Б. Рязанову, – я не имею охоты и на деле не могу предлагать кому бы то ни было даровой свой труд… Прошу Вас снисходительно отнестись ко мне, если я… освобожу от Главархива достаточное количество времени для платной учено-литературной работы и буду проводить дома за своим столом те ежедневные утренние часы, которые до сих пор я очень аккуратно отдавал Главархиву»[281 - Там же. Ф. 585. Ед. хр. 1844. Л. 1–2.]. В такой обстановке начиналась работа над монографией о Борисе Годунове, которая была опубликована в 1921 году.

Воспитанник Ивана IV, боярин Борис Годунов стал продолжателем его политики сначала как правитель государства, а затем как царь, избранный на престол Земским собором после пресечения династии Рюриковичей. В период острого политического и социального кризиса он был оклеветан врагами и «перешел в потомство с запятнанной репутацией». Задача, стоявшая перед историком, состояла в том, чтобы показать недостоверность обвинений, обнаружить их мотивы и дать обоснованное представление о деятельности Бориса, которого он считал не только «талантливым политиком и администратором», но «гуманным и просвещенным человеком»[282 - Мысль об «оправдании» Бориса Годунова не отражала сиюминутных настроений С.Ф. Платонова. Ученый старался доказать ее на протяжении тридцати лет своей научной деятельности (ОР РНБ. Ф. 585. Ед. хр. 1716. Л. 8).]. Основную смысловую нагрузку несет последняя глава книги, где автор говорит о «трагедии Бориса». Он ясно показал роковое сплетение обстоятельств, во власти которых очутился Годунов после воцарения. Читатель даже не замечает, что это автор, а не он сам делает вывод, что «Борис умирал, истомленный не борьбою с собственной совестью, на которой не лежало (по мерке того века) никаких особых грехов и преступлений, а борьбою с тяжелейшими условиями его государственной работы»[283 - Платонов С.Ф. Борис Годунов. Пг., 1921. С. 154.]. Деятельность Годунова проходила в условиях, когда «средние классы» общества, интересы которых, по мнению С.Ф. Платонова, он выражал, еще не овладели положением, что и предопределило трудности в его деятельности и погубило его семью. Рецензенты отметили остроту и силу изложения, делавшие книгу «молодой и волнующей»[284 - Романов Б.А. Рец. на кн.: Платонов С.Ф. Борис Годунов… // Дела и дни. 1921. Кн.2. С. 214.]. Также была отмечена» моральная аналогия мерзостей Смутного времени с мерзостями Великой революции[285 - Отзыв П.Б. Струве //Русская мысль. Прага, 1922, апрель. С. 217.]. Между тем глава школы «историков-марксистов» М.Н. Покровский упрекнул С.Ф. Платонова за крайний индивидуализм в трактовке исторических событий, в которой он не нашел «классового подхода»[286 - Покровский М.Н. Рец. на кн.: Платонов С.Ф. Борис Годунов. Пг., 1921 // Печать и революция. 1921. Кн. г. С. 139–140.].

Общая атмосфера в стране менялась. Центральные органы новой власти мешали нормальной работе научных организаций: их штаты сокращались, ограничивалось финансирование. Составной частью официальной политики стало недоверие к старым специалистам. Напряженные служебные отношения сложились в 1920-е годы между С.Ф. Платоновым и М.Н. Покровским, руководителем Центрального архива РСФСР (Центрархив), который сменил Д.Б. Рязанова в Наркомпросе[287 - По мнению B.C. Брачева, служебные разногласия С.Ф. Платонова и М.Н. Покровского переросли в неприязненные личные отношения. «Яблоком раздора» оказались хранившиеся в учреждениях Академии наук архивные документы, передачи в Центрархив которых настойчиво и безуспешно добивался начиная с 1923 г. М.Н. Покровский. «То, что «незаконное» хранение именно этих материалов и было инкриминировано впоследствии С.Ф. Платонову в качестве его вины на первоначальном этапе «Академического дела», – пишет B.C. Брачев, – показательно, так как достаточно определенно указывает на того, кто был «виновником», или, во всяком случае, инициировал репрессии против «буржуазных» историков (Брачев B.C. Русский историк Сергей Федорович Платонов. Автореф. дис…доктора исторических наук. СПб., 1996. С. 35–36; Он же. Русский историк Сергей Федорович Платонов. СПб., 1995.4.2. С. 271–285.). Об отношении М.Н. Покровского к старым ученым-гуманитариям см.: Шмидт С.О. Доклад С.Ф. Платонова… С. 54–56,63-64, 67. По мнению Е.В. Чистяковой, травля со стороны «школы» М.Н. Покровского» осложнила судьбу С.Ф. Платонова и «облегчила ОГПУ задачу провести так называемое «Академическое дело», наряду с шахтинским, «промпартии» во главе с Рамзиным, и арест аграрников во главе с Чаяновым и Кондратьевым» (Чистякова Е.В. Сергей Федорович Платонов… С. 435).]. Обнаружив незначительное служебное упущение, центр настоял на пересмотре личного состава Петроградского отделения. Большинство сотрудников, с которыми С.Ф. Платонов начинал работу, были уволены «вследствие обременения занятиями в других советских учреждениях»[288 - ОРРНБ. Ф. 585.Ед.хр. 651; Брачев B.C. «Дело» академика С.Ф. Платонова // Вопросы истории. 1989. № 5. С. 122–123; Он же. «Дело историков»:1929–1931 гг. СПб., 1997. С. 11–13.]. Не дожидаясь своей очереди, историк в мае 1923 года подал прошение об освобождении от должности.

Бесцеремонность, сопровождавшая вынужденную отставку, не отразилась на стремлении ученого к деятельности. Исполняя постановление Правления Академии наук от 1 августа 1925 года, он встал во главе Института русской литературы (Пушкинский Дом), а через несколько дней Общее собрание Академии избрало его директором академической библиотеки. Много внимания уделял С.Ф. Платонов и Археографической комиссии, ее издательской деятельности и сохранению научного потенциала[289 - Брачев B.C. Русский историк С.Ф. Платонов. С. 203–205.].

Обстановка послереволюционных лет не позволила ученому проводить глубоких архивных разысканий. Как в России, так и за рубежом историк переиздает свои ранние труды, публикует новые работы. То, что С.Ф. Платонов тогда писал, представляло, по его словам, результат исследований прежнего времени или опиралось на уже опубликованный исторический материал. Сказанное в равной степени относится к «Ивану Грозному» и к «Петру Великому» – последней крупной работе С.Ф. Платонова.

Биографию Ивана IV ученый опубликовал в популярной серии «Образы человечества» издательства «Брокгауз и Ефрон». Выделив из дошедших свидетельств наиболее достоверные факты, он попытался восстановить реальный исторический образ первого русского царя. Книга «расчищала» путь, загроможденный вымыслами и предвзятыми толкованиями, которые порождались политической борьбой той эпохи[290 - Кизеветтер А. Рец. на кн.: Платонов С.Ф. Иван Грозный. Берлин,1924 // Руль.1924. 20 апреля.]. Критическое изучение источников привело историка к парадоксальному убеждению в том, что полноценная биография Ивана Грозного невозможна для описания, так как мы знаем о нем чрезвычайно мало. Собственные сочинения царя сохранились в поздних списках, за точность которых нет возможности поручиться, а рассказы о нем современников субъективны[291 - С.Ф. Платонов. Иван Грозный. Берлин,1924. С. 5–21.]. Тем не менее С.Ф. Платонов дал обстоятельную и отчетливую характеристику государственным преобразованиям, осуществленным во второй половине XVI века.

Стремление к объективности никогда не покидало ученого. С величайшим возмущением он относился к исторической конъюнктуре, к любым попыткам переписать историю в «выгодном» свете. Настоящей борьбой с актуальной в то время тенденциозностью проникнута его книга о Петре Великом, где автор взял своего героя под защиту от планомерного превращения в «грубую пасквильную карикатуру». Публикация книги, направленной против «официальной линии», встретила серьезные трудности[292 - Шмидт С.О. Доклад С.Ф. Платонова… С. 58–59.]. Весной 1925 года цензура запретила издание. Тщетным оказалось обращение Президиума Академии наук к Главному управлению по делам литературы (Главлиту). Только обратившись кД.Б. Рязанову в то время директору Института К. Маркса и Ф. Энгельса, историк получил надежду увидеть свой труд в печати. Разбирательство шло в течение года. В декабре из Москвы пришло сообщение, что «Петр Великий» пропущен без всяких перемен, «ни одного слова не будет изменено»[293 - ОР РНБ. Ф. 585. Ед. хр. 4696. Л. 14,18, 36; Ед хр. 745.]. Тем не менее весь тираж оказался под арестом, а когда книга все же дошла до читателя, в дело включилась пресса. «Интересен ли нам Петр Великий, – задавал вопрос автор одной из рецензий, – да и велик ли этот Петр?» Здесь же прозрачно указывалось, что позиция, занятая С.Ф. Платоновым, способна «внушить солидные подозрения»[294 - Вечерняя Москва. 1926.7 мая.] Несмотря на подобные отрицательные отзывы, успех книги говорил сам за себя.

В конце 1926 года С.Ф. Платонов прочитал последнюю в своей жизни лекцию перед студентами университета. С высшей школой ученого связывали долгие годы напряженного труда. Щедро передавал он молодежи знания и мастерство историка. Однако обстановка последних лет не благоприятствовала работе. Мешала жесткая цензура, сказывался преклонный возраст. На смену старым кадрам шли новые люди.

Радикальные изменения, происходившие по всей стране, в 1929 году затронули и Академию наук. В результате выборов по новому Уставу состав этого учреждения, сформированного в основном до революции, значительно пополнился за счет представителей советских научных организаций[295 - «Дело». С. XVII–XXI.]. Событие сопровождалось широкой и пестрой пропагандистской кампанией в прессе. В одной из газет промелькнула информация о хранении в академических архивах компрометирующих документов, которые якобы скрываются «некоторыми администраторами с сомнительным социальным происхождением»[296 - Ленинградская правда. 1929.19 февраля.]. Организационных выводов в отношении С.Ф. Платонова, впрочем, не последовало. Весной он был избран академиком-секретарем Отделения гуманитарных наук и стал членом Президиума Академии. Деятельность Платонова не ограничивалась рамками службы. Многие представители интеллигенции и других слоев общества, лишенные привычной жизненной колеи, получали благодаря ему поддержку и возможность работать. «Человеческая нужда велика, а людей влиятельных и в то же время добрых очень мало, – писала С.Ф. Платонову одна из просительниц, – вот почему все обращаются к Вам». Используя авторитет Академии наук, ученый выступал в роли ходатая перед правительственными органами по вопросам охраны культурного наследия прошлого. Его личными усилиями был сохранен ряд уникальных архитектурных ансамблей Москвы, в частности усадьба князей Голициных и Троекуровых постройки XVII века.

Еще летом 1928 года археолог Н.И. Репников, занимавшийся раскопками в Эски-Кермене, недалеко от Бахчисарая, обнаружил следы большого поселения с остатками крепостной стены. Он предположил, что в VI–VIII вв. здесь был главный город крымских готов. Мнение о важной роли готов в раннесредневековой истории Европы вызвало интерес к находке за рубежом. Председатель Общества содействия германской науке Ф. Шмидт-Отт послал С.Ф. Платонову запрос о возможности совместной работы немецких и русских ученых по изучению готских древностей в Крыму[297 - ОР РНБ. Ф. 585. Ед. хр. 1975. Л. 1–2.]. Однако отдел научных учреждений при Совнаркоме СССР без каких-либо оснований запретил командировать в Берлин одного из сотрудников С.Ф. Платонова по Археографической комиссии, а официальное разрешение на участие немецких специалистов в раскопках пришло лишь спустя три месяца.

Огромная работа, которую вел С.Ф. Платонов, стала вызывать физическое переутомление. С весны 1929 года он исполнял обязанности Непременного секретаря Академии, летом в связи с отъездом в командировку вице-президента к ученому перешли разнообразные административно-хозяйственные обязанности. На небольшой срок управление Академии сосредоточилось в одних руках. Ученый переоценил свои возможности: каждый из постов был связан с немалой нагрузкой. В конце июля он серьезно заболел, а через месяц отправился на долечивание и отдых в Крым, где начинались археологические раскопки Эски-Кермена.

Официальные лозунги того времени призывали к наступлению на капиталистические элементы «по всему фронту». Знаменитое «Шахтинское дело» (1928) преподносилось в качестве урока, якобы свидетельствовавшего об объединении сил международной буржуазии и старой русской интеллигенции в борьбе против Советской власти. Началась проверка служащих всего государственного аппарата. В августе Наркомат рабоче-крестьянской инспекции приступил к «чистке» академических учреждений, причем основное внимание уделялось дореволюционной деятельности сотрудников. Списки предназначенных к увольнению пресса окрестила «парадом бывших». В основном «вычищали» гуманитариев, а главный удар наносился по подразделениям, которые возглавлял С.Ф. Платонов: Библиотеке Академии наук, Пушкинскому Дому, Археографической комиссии. Впрочем, ни одна газета не упомянула имени ученого. В конце лета правительственная комиссия прервала работу до второй половины октября.

В середине октября 1929 года несколько сотрудников Академии сообщили членам правительственной комиссии, что в Библиотеке Академии наук, Пушкинском Доме и Археографической комиссии «тайно» хранятся документы большого политического значения[298 - Брачев B.C. «Дело историков». С. 34.]. О находках сообщили в Москву, а председатель правительственной комиссии Ю.П. Фигатнер выступил с информацией в закрытой части Общего собрания Академии наук 30 октября. Среди найденных документов оказался запечатанный пакет с подлинниками актов отречения от престола императора Николая II и великого князя Михаила Александровича, бумаги Департамента полиции, Корпуса жандармов, Охранного отделения и другие.

Ю.П. Фигатнер обвинил С.Ф. Платонова в том, что вплоть до последнего времени тот позволял бывшему шефу жандармов В.Ф. Джунковскому работать с его личным архивом, который хранится в Пушкинском Доме. По требованию Ю.П. Фигатнера Общее собрание приняло заявление С.Ф. Платонова о сложении с себя обязанностей директора Пушкинского Дома[299 - ОР РНБ. Ф. 585. Ед. хр. 687.]. Академику А.Е. Ферсману было поручено принять меры к всестороннему выяснению обстоятельств дела. В объяснительной записке С.Ф. Платонов рассказал о поступлении документов в академические учреждения. Их хранение там он обосновал постановлением Комиссии при ВЦИК по содействию работам АН СССР от 16 декабря 1926 года, согласно которому запрещалась передача кому бы то ни было архивных и музейных материалов из общесоюзных учреждений[300 - Там же. Ед. хр. 653. Л. 1. подробнее см.: Брачев B.C. «Дело» академика С.Ф. Платонова. С. 119, 122–124.]. Это решение Президиум Академии рассматривал как обязательное правило, не допускавшее исключений. Ознакомившись с представленными документами, А.Е. Ферсман составил «Докладную записку по вопросу о хранении политических документов в АН». Его выводы сводились к тому, что Президиум не имел ясной картины о существующих фондах и не довел дело до конца. Вина С.Ф. Платонова, по его словам, сводилась к тому, что «вопрос был ошибочно поставлен в плоскость формальных взаимоотношений и споров с другими хранилищами, но не по существу хранившихся документов, их актуальности и важности». Учитывая постановление Совнаркома СССР, А.Е. Ферсман предложил С.Ф. Платонову уйти с занимаемых в Академии административных должностей. 8 ноября отставка была утверждена. Началась новая волна увольнений, которая затронула ближайших сотрудников и друзей С.Ф. Платонова. Обвинения в их адрес имели политический контекст. Состав правительственной комиссии также претерпел изменения: в нее вошли следователи Ленинградского ГПУ. С конца октября начались аресты.

Поначалу вопросу о «незаконном хранении» документов придавалось первостепенное значение. Совнарком СССР образовал следственную группу, в конце ноября она прибыла в Ленинград. Выяснилось, что «криминальные» документы поступили в Академические архивохранилища законным путем в составе коллекций из частных пожертвований и хранились открыто. Часть материалов, в том числе архив Корпуса жандармов, спасенный от уничтожения академиком А.А. Шахматовым, была сдана в Центральный архив РСФСР. Что касается архива В.Ф. Джунковского, то он поступил на хранение в 1915 года, согласно заявлению владельца. При этом за В.Ф. Джунковским пожизненно было закреплено право работы с собственными документами[301 - ОР РНБ. Ф. 585. Ед. хр. 682; 690.]. В 1929 году бывший шеф жандармов жил в Москве и свободно ездил в Ленинград. С.Ф. Платонов не имел оснований лишать его возможности заниматься в подведомственном ему архиве. После установления этих фактов обвинение в «незаконном хранении» отошло на второй план.

Следователи ГПУ убедились в бесперспективности этого дела. Но для обоснования легенды о «вредительстве» научной интеллигенции прямых доказательств не требовалось. Задача состояла в том, чтобы взбудоражить страну сообщением о раскрытии тайного заговора, имевшего целью свержение Советской власти. Оставалось подобрать исполнителей. С.Ф. Платонова, как создателя крупной научной школы, часто ездившего за границу и поддерживавшего связи с эмигрантскими кругами, можно было представить в качестве руководителя контрреволюционной организации. Громкий политический процесс готовился с весны 1929 года. Непосредственный повод дали официальные контакты С.Ф. Платонова с правительственными учреждениями относительно советско-германских раскопок в Эски-Кермене. План археологических изысканий в Крыму возник в Германии еще в 1918 году. Подготовительные работы курировал тогда командующий группой армий «Киев» генерал-фельдмаршал Г. Эйхгорн. В Берлине действовала специальная комиссия, включавшая представителей немецкого Генерального штаба, были выделены средства для проведения раскопок. Убийство Эйхгорна эсерами и Ноябрьская революция в Германии заставили немецкую сторону отказаться от намеченного плана[302 - Там же. Ед. хр. 2378. Л. 14 об.]. Воспользовавшись этой исторической аналогией, следователи ГПУ обвинили ученого в связях с немецким Генеральным штабом с целью организации интервенции и возведения на российский престол своего бывшего ученика великого князя Андрея Владимировича[303 - «Память». М., 1979(переизд, – Париж 1981). Вып. 4. С. 475, 477,480–481).].

«Дело академика С.Ф. Платонова» развивалось параллельно курсу «Советизации Академии наук». В январе 1930 года постоянный представитель ОГПУ по Ленинградской области санкционировал арест группы известных историков.

С.Ф. Платонов был в их числе. Следствие длилось полтора года. Аресту подвергались четыре академика: С.Ф. Платонов, Н.П. Лихачев, М.К. Любавский, А.Е. Тарле, – а также их многочисленные ученики, сотрудники и знакомые. Привлечение к следствию Центрального бюро краеведения – организации, имевшей отделения в различных уголках страны, – придало «делу» всесоюзный размах. Тем не менее открытый показательный процесс был свернут[304 - Подробнее о подготовке политического процесса см.: Брачев B.C. «Дело историков». С. 59–85.]. Развивая экономические связи с Германией, советское государство стремилось избежать сложностей в международных отношениях. Решение приняла коллегия ОГПУ.

Лишенный звания академика С.Ф. Платонов в августе 1931 г. был выслан в Самару, где скончался 10 января 1933 года. Его реабилитация заняла более 30 лет. В 1967 году. Военная коллегия Верховного суда СССР признала полную несостоятельность обвинений по «делу Академии наук». В том же году С.Ф. Платонов был восстановлен в звании академика[305 - «Дело». С. LXXIV.].

Со временем работы С.Ф. Платонова получили должную научную оценку. Была выяснена его роль в развитии отечественной исторической науки[306 - Наиболее подробная работа на эту тему см.: Брачев B.C. Русский историк… С. 57–157, 240–259.]. По мнению академика Л.В. Черепнина, ученый относится к числу тех историков, которые в своих исследованиях делали наблюдения, прокладывающие пути к научному пониманию исторической закономерности.

В трудах С.Ф. Платонова всегда поражала громада познаний, которая проявляется в любой его книге, очерке, статье или заметке. По справедливому мнению исследователей творчества С.Ф. Платонова, мало сказать, что читатель не перестает чувствовать в авторе хозяина исторических фактов и безошибочного знатока и практика перспективы и пропорции. Совершенно непреоборимое средство художнического воздействия на читателя – это язык автора, его словарь и его синтаксис. В этом словаре подобраны все термины и их сочетания, которые только можно найти в обороте живописуемой эпохи; и читателю не раз может показаться, что его оставили один на один в обстановке, куда он доверчиво пошел за автором.

Здесь, в заключении, полагаем уместным указать, что в данный сборник, тематически охватывающий весьма значимый для отечественной истории период от Московского государства времени Ивана Грозного до Российской империи при Екатерине II, включены работы С.Ф. Платонова по следующим его прижизненным изданиям: 1. Иван Грозный. Пг., 1923; 2. Борис Годунов. Пг., 1921; 3– Царь Василий Шуйский и бояре в 1606 году. Журнал Министерства народного просвещения, 1898, декабрь; 4. Московское правительство при первых Романовых. Платонов С.Ф. Статьи по русской истории. СПб., 1912; 5. Царь Алексей Михайлович (опыт характеристики). СПб., 1913; 6. Петр Великий. Личность и деятельность. Л., 1926; 7. Столетие кончины императрицы Екатерины II. Платонов С.Ф. Статьи по русской истории. СПб., 1912.

Творчество Сергея Федоровича Платонова является составной частью отечественной науки и культуры. Оно принадлежит не только прошлому, но в гораздо большей степени настоящему и будущему[307 - Старцев В.М. Значение и актуальность трудов С.Ф. Платонова //Платонов С.Ф. Сочинения в 2-х томах. СПб., 1993. Т. 1. С. 5–9.]. Его изучение сохраняет непреходящую актуальность.

В. А. Колобков

кандидат исторических наук

Именной указатель[308 - Сведения о лицах даны на период, освещаемый в книге.]

Аввакум Петрович, протопоп, идеолог и глава русского церковного раскола в XVII веке 343

Август II (Фридрих-Август I) Сильный, курфюрст саксонский, король польский, союзник Петра 1428,433

Адашевы, дворянская семья 26,49–52, 54, 69, 72, 74–76, 82, 93-95

Аксаков К.С., историк-славянофил, писатель, публицист 26, 27, 118,383

Александра, царь кахетинский 168,169

Александра Николаевич, см. Романовы

Александр Петрович, см. Романовы