Эрик сидел, положив руки на колени, и смотрел на него.
– Рассказывай, – сказал Шарц.
И Эрик начал рассказывать. Он ничего не боялся. В том странном месте, где находились они с наставником, умереть было нельзя. А значит, можно было рассказать – рассказать все. Эрик чувствовал свою смерть, она никуда не делась, он ощущал ее как повязку на лбу, но здесь это не имело никакого значения. У нее не было ни малейшего шанса соскользнуть вниз, растечься по телу невесомой смертью, впитаться незримым ядом… И он мог говорить с наставником обо всем…
– Губы, – говорил Эрик. – Я вспомнил, это было в день посвящения… да… это было там… в Храме…
Шарц затаил дыхание. Как же давно ему хотелось услышать всю эту историю. Но если ученик не может ее рассказать… и ведь действительно не мог.
– Я все-все могу рассказать, – медленно говорил Эрик. – Все-все… ведь я не умру здесь… я не могу умереть здесь, потому что умру там… Я умру только потом, правда? После того как расскажу… А тогда это будет уже не важно. Задание будет выполнено.
– Не надо мне все-все рассказывать, – вмешался Шарц, и Эрик остановился.
– Не надо? – с обидой спросил он. – Но как же так?
– Потом расскажешь, – сказал Шарц.
– А! Потом, – довольно кивнул Эрик, сразу успокоившись.
– Расскажи, как тебя… заколдовали и что нужно сделать, чтоб расколдовать, – сказал Шарц.
– А… это просто… – ответил Эрик. – Он шевелит губами, а слов нет… слов нет, потому что он говорит не слова… он говорит мою смерть… с каждым движением губ она сплетается в незримую ткань… эта ткань прохладно ложится на лоб, охватывает голову, словно повязка. Такая есть у любого послушника, у любого посвященного. Даже у старших жрецов есть, чтоб никто не мог разгласить тайны Храма. Если попытаться это сделать, повязка соскальзывает вниз и тает, становясь смертью, впитываясь в тело…
– Она и сейчас у тебя на лбу? – спросил Шарц.
– Конечно, – ответил Эрик. – Я же говорю, она есть у любого…
– А снять ты ее не можешь?
– Рука не подымается, – вздохнул Эрик.
«Так. С этим все ясно, – подумал Шарц. – Снимать повязку, будь она проклята вместе с тем, кто ее придумал, придется мне. Эрик не может… и не сможет. А я не вижу. Для меня ведь ее не существует. Хорошенькое дело. Снимать на ощупь? Снимать, интересуясь у Эрика, снялась или нет? Скорее всего ничего не выйдет. А если этот неведомый фаласский мерзавец предусмотрел и такой вариант? Если она убьет его, пока я буду ее снимать? Нет уж! Снимать ее придется не здесь и не сейчас! Снимать ее нужно там и тогда. А если еще точнее – просто не дать ее надеть».
Чтобы погрузиться в кратковременное гипнотическое состояние, Шарцу блестящий шарик не требовался. Гномы издавна использовали разные степени транса в качестве обезболивающего.
«Я должен вернуться через пять минут. Чтобы не дать надеть повязку, этого достаточно!»
* * *
В огромном зале стоял полумрак. Тени зловещих богов бродили по темным углам. Ледяным сквозняком по полу стелились странные шепоты.
Безгласное бормотание Шарц почуял почти сразу. И тотчас его горло начала охватывать некая незримая субстанция.
«Ах вот ты как? Ну погоди же!» – яростно подумал он.
Бежать трудно. Полированные плиты каменного пола скользят под ногами. И удавка на горле все явственнее. Не повязка на лбу – удавка на горле!
«Ну да, я же не послушник! Я – враг!»
Глаза заволакивает туман, поверх тумана медленно скользят чьи-то шевелящиеся губы. Все еще бесплотные, они с каждым следующим мгновением наливаются жизнью, становятся реальнее, плотнее.
«С врагами здесь не церемонятся, а я – враг».
«Вот именно. Враг. Опасный. Яростный. Неостановимый. А уж что я делаю с засранцами вроде тебя…» – думать на бегу трудно, думать с удавкой на горле – страшновато. Она ведь не просто так, для красоты, висит. Она затягивается потихоньку. Ну да ничего. Мне бы только до него добраться… он у меня узнает!
«Тебе еще ни разу не доводилось иметь дело с гномами, мразь? Могу порадовать, тебя ждет масса самых разнообразных… ощущений… мы, гномы, любим убивать таких засранцев, как ты! Убивать, жарить и есть…»
Безгласное бормотание сбилось на миг и зачастило с удвоенной силой. Удавка ослабла. Бежать сразу стало легче. «Струсил, сволочь?!» – обрадовался Шарц и припустил еще быстрей.
Худенький подросток стоял на коленях перед оплывшим от жира жрецом в черной шелковой рясе.
– Эрик! – крикнул Шарц, и мальчишка поднял глаза.
Жрец вздрогнул, дернулся и развернулся навстречу Шарцу. Как раз вовремя! Шарц ударил сразу рукой и ногой. В промежность и в горло. Жрец захрипел, согнулся, Шарц ухватил его за подбородок, рванул голову вверх и широкой, привычной к молоту рукой запечатал все еще шевелящиеся губы.
– Эрик! – выдохнул он, отшвыривая от себя жреца.
– Да, наставник… – ответил мальчишка.
– Бежим отсюда! – рявкнул Шарц.
– Но я же еще не выполнил… задания… – почти прошептал мальчишка.
– Прежнее задание отменяется! – рявкнул Шарц.
– А… какое новое? – дрогнул мальчишеский голос.
– Жить и получать от этого удовольствие! – рявкнул Шарц и рванул ученика за руку, подымая его с колен. – Этот гад ничего не успел на тебя навесить?
– Кажется, нет.
– Тогда бежим! – И Шарц потащил за собой ученика, выходя из транса.
Где-то за их спинами корчился, харкая кровью, фаласский монах-магнетизер. Где-то там, в далеком фаласском храме, сколько-то лет назад…
«Вот и все», – подумал Шарц.
Пришедший в себя, очнувшийся от транса Эрик удивленно щупал лоб.
– Ее нет! – наконец счастливым голосом поведал он окружающему мирозданью. – Ее совсем нет!
Он помолчал. Посмотрел на наставника удивленно.
– Я все помню, – сказал он.
– Я не отдавал приказания забыть, – ответил Шарц.
– Ты не стал меня ни о чем расспрашивать, – сказал Эрик.