Крымские черви

«Лида!» – Верезин повторял ее имя как заклинание – «Лида! Лида! Стой на месте!»

Один из беглецов, оказавшийся на ступеньках ведущих от кафетерия к пляжу позади всех, ухватился за перила, не в силах более бежать и шатаясь на прогинавшихся ногах, не удержался и кубарем полетел вниз, раздробив себе голову и ломая кости. Еще несколько человек, скользившие боязливо спиной вдоль парапета и фигуры которых были видны еще мгновение назад, крича и сбившись в кучу, исчезли и замолкли вдруг, пропав где-то на тротуаре, так же неожиданно и быстро, как уходит в мишуре бумажного огня под сцену отправляющийся по пьесе в ад актер.

Волна длинных подвижных нитей, хлынувшая через пирс на полный людей пляж была беззвучна и незаметна на первый взгляд, потому как цвет каждого восьмиобразно двигавшегося червя изумительно сходился с цветом обрамленного чешуей морских отложений бетонного остова, перевитого мутно-зелеными узорами водорослей и шагавшего по воде сваями. Ближе к сухой части песка цвет пирса был грязным и серым, а спрыгивавшие пружинами на песок черви, лишившись опоры, становились различимы только выйдя из тени и проделав вперед несколько метров отрывистыми, при дергающейся голове, конвульсивными бросками.

Распоров воду коленями, Верезин выскочил на берег и схватил Лиду за плечи. Девушка вздрогнула. Вырвавшись из оцепенения и сжав мокрую ладонь парня, указала ему рукой на лестницу, ведущую с пляжа к площадке с кинотеатром, на последнем пролете у полукруглого основания которой лежал вычурно прогнувший ноги человек.

– Митя, что это?..Что это ползет? – голос Лиды был тихим и явно взволнованным.

Теперь Верезин увидел о чем она говорит. Через парапет, за которым стихли последние крики, и вниз по ступеням, прямиком в их сторону, появляясь словно из ниоткуда, бесчисленным потоком двигались темные живые отрезки.

Десять… Двадцать!… Тридцать! – Верезин смирился с тем что бессмысленно вести им подсчет. Выраставшие со стороны парка, резво петлявшие по песку черви продолжали и продолжали прибывать, превратив очень быстро весь фронт в один подвижный, кипящий биением хвостов, шевелящийся и нараставший водоворот.

Не успев добраться до воды в нескольких метрах от Верезина и Лиды рухнул лицом в землю припадавший при ходьбе на одну ногу грузный широкоплечий парень, на котором был надет синий, запятнанный краской рабочий комбинезон. Простонав и показав им бледное, перекошенное болью и ужасом лицо, несчастный закатил глаза, шепча неразборчиво хриплые слова, и через несколько секунд замер, не слыша и не чувствуя рук кинувшегося ему на помощь Верезина. Голова парня тяжело соскользнула с отпустивших ее пальцев и Лида Бойко, решив что молодой человек мертв, опустилась на колени, закрыла дрожащими руками лицо и затряслась в немом безудержном страхе, не смея смотреть как петлявшие среди людских ног отвратительные существа окружают ее со всех сторон.

– Помоги мне! – поднимая на ноги женщину, разорвавшую при падении в толпе колено о камень, Верезин решил подействовать на Лиду своим криком, справедливо рассудив что если сию минуту у нее начнется истерика, то дальнейшие действия девушки контролировать будет невозможно и она совершит неправильный, роковой шаг, приняв на вооружение первый же пришедший ей в голову план действий – Помоги же мне, Лида! Лида, черт побери! – она оторвала руки от лица и посмотрела ему в глаза.

– Не отходи от меня! Не отходи от меня ни на шаг! – Верезин обнял ее за неспокойные плечи и прижал к себе, покорно готовясь к тому что будет с ними.

– Мамочка, я не хочу чтобы они ко мне приближались! Мне страшно! Мне страшно! – лицо Лиды вдавилось в грудь Верезина и слова ее губами щекотали и обдавали теплотой его кожу.

– Не бойся. – Верезин понимал, что большей ерунды трудно было придумать. Он сам боялся до чертиков. – Ничего не бойся. Держись меня и не отходи никуда.

– А где Леня?Что с Леней?

– Не знаю. Я ничего не вижу. Столько людей – не разобрать.. Осторожно!!

Верезин оттолкнул Лиду к воде, освобождая дорогу рвущемуся к телу застывшего парня большеголовому червю. Насторожившись, почувствовав колебание в песке, червь свернулся в кольцо и приготовился к обороне. Попятившись в страхе и отвращении назад, Лида по колено вошла в море, ступая по мягкому уступчивому дну и стараясь сбалансировать в толчках выгонявших ее на берег, назад к опасности, волн.

– Заходи в воду! – услышал Верезин ее голос, не своди глаз с червя и насчитав еще пять, приближавшихся к телу парня с разных сторон. А что если он не мертв? На мгновение Верезину показалось что грудь парня вздымается и он дышит – Заходи скорее в воду! Они все бегут в воду!

Некоторая часть людей, из тех кто не получил укуса и оставался подвижен, действительно искала спасения в море, заняв всю полосу ближайшего мелководья, а кое-кто даже поплыл на глубину, не успев снять одежды и помогая бороться с волнами своим ближним, гонимый туда одной единственной мыслью – быть подальше от кишевшего червями пляжа.

Чувствуя как холодный пот выступает у него на лбу а ноги в придачу отказываются повиноваться, Верезин не мог сдвинуться с места и заставить себя побежать – он глядел как черви расправляются с лежащим подле него телом. Двое из них обвили шею и ногу молодого бездыханного человека, тогда как все остальные принялись рвать в клочья обмякший книзу бурдюком живот. Хвосты дергались, задевая и переплетаясь друг с другом, а треугольные безглазые головы червей все глубже и глубже уходили под промокшую бурой кровью ткань футболки с рисунком пальм и предзакатного солнца на груди, столь дико и насмешливо выглядящим сейчас. Теперь сомневаться не приходилось – молодой мужчина был мертв. Вдруг встряхнув головой, словно бы получив пощечину наотмашь, Верезин ступил шаг назад, но тут же был сбит с ног шарахнувшимся на него медвежьей спиною типом, который перелетел через подмятого под себя парня, снеся того как кеглю чугунным шаром и кроя всех и вся на чем свет стоит, так как сам едва не сломал себе шею. Искрами, посыпавшимися из глаз Мити Верезина, можно было бы растопить весь лед в Антарктиде и как только круги перед глазами разошлись, а в голове прояснилось, он приподнялся на локтях, не замечая прыгающих через него и обегающих вокруг перепуганных людей, пораженный тому количеству неподвижно застывших тел, которыми оказался усеян весь пребывающий в состоянии невиданного шабаша пляж.

Отделившись от изодранного тела человека, у которого под окрасившейся в новый черный цвет майкой происходило заметное шевеление и подрагивание и чью жизнь еще несколько минут назад Верезин надеялся спасти, два червя, высоко приподнимая головы и тычками поводи ими из стороны в сторону, двинулись извилистым путем прямо в сторону его усыпанных песком ног.

Вопль! Жуткий визг! Визг женского голоса, в котором, казалось, сошлось воедино все_ боль, страх, отчаяние, прощание с жизнью и может быть затерянный в глубине всего этого молящий призыв о помощи. Леня побежал вместе со всеми, но затем остановился, проклиная себя и всякую толкающую его на необдуманные действия горячность, повернув назад, чтобы помочь женщине.

Оказавшаяся на его пути компания, вспугнутая очевидно из-под зонтика, шла со скоростью хорошего аллюра, напоминая собой цепь сдерживания и Васинцеву пришлось уступить дорогу, обогнув стеной двинувшихся к воде людей и спеша на зов бьющейся за свою жизнь женщины. Он оказался возле нее, миновав несколько метров параллельных тротуару, как раз в тот самый момент, когда еще один, на этот раз третий, лоснящийся маслянистой кожей червь ухватил еще скребущую песок и ракушки руку за толстое запястье с позолоченными расстегнувшимися в браслете часами. Первый из гадов схватил женщину за ляжку через минуту после того как с бетонного ограждения начали падать тухлыми грушами одетые в рабочие одеяния люди. Онемев от ужаса, она не произнесла ни звука, видя как голова червя срослась с ее дряблой, синеватой в суставах кожей и не успев еще сообразить почему вдруг все ее соседи как один кинулись к морю, она получила новый, на этот раз более сильный удар, который пришелся в бок. Второй червь был немного длиннее своего расторопного предшественника, и его крупная заостренная к скату голова разинула достойные бульдога челюсти и ухватила слой жира в три пальца толщиной, прокусив его почти насквозь.

Юноша перепрыгнул через оранжевый матрац и в два шага очутился у скомканной оливковой подстилки пожилой дамы. Рядом лежал вывернутый пакет, косточки из него высыпались на землю.

– Сейчас! – крикнул он мало что понимавшей женщине – Держитесь!

Схватив край подстилки, он накрыл им ближайшего червя, свисавшего с ноги и принялся с силой топтать его упругое узкое тело. Червь отпустил ногу и, защищаясь, свился под материей в кольцо. Не успев покончить с ним совсем, Васинцев едва смог увернуться от стрелой выпрямившегося в его сторону второго головастого ублюдка. Морда его ткнулась с лету в подошву сандалия на ноге, вовремя отдернутой Васинцевым. Опоздай он хоть на долю секунды – и мелкие острые зубы чудовища прокусили бы ему икру! В следующий момент промахнувшийся червь получил такой пинок по голове, о котором, должно быть он не мечтал всю жизнь. Отлетев на пару метров в сторону, контуженный, червь забился в яростной, пустой и глупой схватке с самим собою, с песком, камнями, палками и мусором – со всем, до чего только могла достать его слепо ищущая ненавистного противника голова.

Застывшее под покрывалом кольцо оставалось неподвижно, казалось что червь номер один боится показаться на глаза. Лишенный поддержки и не желая сражаться в одиночку, он решил( если только они вообще были способны принимать какие-либо решения) объявить нейтралитет. Оставался еще один, последний, крепко опоясавший двумя половинками пасти руку с часами, походивший на привязанный в шутку спящему человеку на запястье черный, поблескивающий на свету тысячами синтетических ниток галстук.

Что же делать?..Мысль бешено колотила в голове Васинцева. Как помочь? Как ей помочь?.. Перестав кричать, голова дамочки лишь каталась по пологим, обточенным волнами камешкам. Глаза на ее мелом посыпанном лице закатились.

Васинцев обежал тучное бесформенное тело вокруг, решив что и последнего червя стоит попытаться отодрать от места укуса, как вдруг, точно почувствовав какую тактику избрал его двуногий противник, червь отпустил руку пляжной пленницы и потряс головой в разные стороны, будто кланяясь под аплодисменты за безупречно проделанный захват.

Несколько полосок свесились с бульварной насыпи и шлепнулись на сложенный под стеной порванный шезлонг. Васинцев оценил на глаз угрозу и понял что оборонять свою подопечную ему придется дольше чем он предполагал и бой этот, скорее всего, окажется для кого-то из них – его, женщины, червей – последним. От удара хвоста угол подстилки лег на прежнее место, а затоптанный Васинцевым поганец оказался живучее чем хотелось бы – не трогая больше переставшую сопротивляться жертву, он прошелестел вдоль коротких припухлых ступней и прорезав пару метров песка волнообразной струйкой, остановился, оторвал голову и разорванной правой частью от настила сухих водорослей, потянул воздух и определил место нанесшего ему значительную травму врага. Рваная морда поползла на Васинцева. Сначала два, а затем и третий червь перемахнули через клетчатую запорошенную пылью рвань шезлонга и тоже принялись обступать парня, не спеша, с расстановкой, поминутно свиваясь в кольца, окружая его в форме подковы и готовясь к последнему стремительному нападению с обязательным уничтожением человека.

Красный пожарный щит мелькнул перед мысленным взором Васинцева, став один из вариантов которые запущенная на всю катушку голова выплевывала без всякого намека на скупость. Ну конечно!.. Только где? Где же он его видел?. – Васинцев попытался припомнить и в конце концов был вознагражден. Так и есть! Задняя стенка видимого отсюда белого, прихорошенного к лету кафетерия!

Не воспользовавшись ступеньками, где было видно одно из многих уже лежащих вповалку тел, Леня взапрыгнул на насыпь, перекинув через бетон ногу и сорвав с крючьев перекрашенную заодно с щитом старенькую, давно не бывшую в работе лопату, вернулся по площадке кафетерия на пляж и расчищая ею себе дорогу, он рубанул первого же червя, оказавшегося вблизи взятой им под защиту неповоротливой тетки. Не рассчитав силы удара, лопата отпружинила назад, лишь сильно передавив тело червя, но не раскроив его на две части. Замахнувшись повыше и вложив в следующую попытку всю силу своих рук,он обрушил лопату на трепещущее трубочное существо и голова червя отлетела вон, а запрыгавший обезглавленный хвост забрызгал все вокруг себя черной, стреляющей вдогонку голове кровью.

Васинцев почувствовал подступившую к горлу дурноту, но сдержал себя, приказав быть жестче, а потом одного за другим, то отступая, то нападая, не забывая оборачиваться по сторонам, рассек окрасившейся в цвет внутренностей лопатой четверых червей, непосредственно грозивших женщине и круживших подле нее. Последним расстался с головой тот, что был ранен ободравшим ему кожу на морде каблуком сандалия. Открыв разжавшуюся в предсмертной судороге пасть, он не мог бросить на Васинцева последнего, полного злобы и жажды отмщения взгляда, но тело его, плясавшее в луже собственной крови на песке так и хотело, казалось, набрать в себя побольше мочи и выкрикнуть напоследок склонившемуся над ним человеку : «Это еще не конец!.. Это еще не конец!.. Настанет день – мы встретимся и тогда…»

Что будет «тогда»  – Леня не знал.

-«Гусеницы»… – прошептал он тяжело дыша и дико озираясь по сторонам – Мать твою!…Мать твою!…

Темнота, опускающаяся посреди дня тучей поднятой пыли, укрыв солнце, слабое и крохотное в разрезах воющих заклинания смерчей, темнота оказалась со всех сторон. Метя в стекло кабины с диким оскалом пригоршни рассыпающегося по капоту и сметаемого ураганным ветром песка, темнота испугала его, бросив на маленький трещавший при наклонах бортами грузовичок все свои силы, решив заживо похоронить, усыпав курганом, человека внутри задраенной тряпками кабины. Стены песка, продолжавшие таранить машину более трех часов, разбивая себе лоб о широкую мятую решетку радиатора, вставали одна за другой все новыми и новыми рядами. Будет ли им конец?.. Казалось, что не будет никогда..

Полысаеву опять привиделась во сне та степь под Джезказганом. Его грузовик, застрявший в песчаном вихре под колпаком жуткого марева июльского солнца. Этот кошмар навещал его временами, возвращаясь вновь и вновь…

..Жарко,..жарко,…жарко.. – все и вправду поплыло от сильнейшего жара. Полысаев начал плавиться прямо на глазах, не отпуская одной рукой прогнувшегося руля и растворяясь в дымящемся, покрывшемся пузырями кресле. Он прижал к себе фляжку с водой и с ужасом увидел как кабина растворяется, сливаясь вместе одной бурлящей жижей с металлом, потекшим стеклом, кожей, тканью одежды, волосами и долбящими, тревожащими его в грудь звуками, которые исходили от этого заварившегося месива.

Раз… два.. Раз, два, три.. – толкало его месиво и предупреждало готовиться войти в него и стать частью. Раз,..раз.. – вот снова очень быстро. Трясущие толчки.

Полысаев открыл глаза.

Сосед по палате, обитавший от него на койке справа, навис над Полысаевым своею узкой волосатой грудью, где была уже седина, и раскачивал его через одеяло прижатой к животу пятерней, опасливо и удивленно передвигая частями не геометрично сложенного лица – нос соседа, кривой и крупный, с треугольной косточкой старого перелома, указывал по циферблату часов на пять, тогда как левый прищуренный глаз, точно младший брат, вовсю старался быть поближе к своему правому близнецу.

– Эй, приятель, – произнес участливо явившийся Полысаеву вдруг, после того как сон перевернулся с ног на голову, человек-гипотенуза – вы в порядке?.. А то было похоже, что во сне за вами гонится бешеная собака.. Лежит и стонет себе. – он вытянул шею так высоко, что Полысаев приготовился услышать как хрустнут позвонки, и разговор продолжился уже, словно бы через мост, разделяющий два села, с пациентом, получавшим ежедневно тонну конфет и печенья от родственников, что лежал и, невзирая на целый склад сладостей, пил минеральную воду на кушетке слева от Полысаева – Стонет и стонет. А если стонет, думаю, значит человеку лучше было бы проснуться. Ведь так? Вот я тебя и кинулся будить, многоуважаемый сосед. – закончил он свою тираду – Не имею, к сожалению, сведений о ваших имени-отчестве.

Полысаев представился, отвечая тихо, слабым еще несколько голосом, стараясь чтобы его мог расслышать и тот, кто притих слева.

– Вот и добре. – узкая грудь перестала закрывать белый, с еле заметной трещинкой, потолок и Полысаев стал невольным свидетелем продолжения разговора, начала которого он не мог слышать, видя в тот момент сон.

– Так вот что же,.. – голос справа предназначен был лететь через Полысаева к третьему человеку в палате, но как ни странно, попадал и в его уши – Если говорить по-хорошему, по правде.. Без жулья.. То я бы уже давно должен при таком раскладе получать пенсию по состоянию своего слабого здоровья. Имею, то есть, такое право – претендовать на нее.

– Интересно, – телеграфировал через Полысаева гнусавый пациент, которого все держали за сладкоежку. В словах его сквозило желание поспорить и разбить позицию оппонента – Какой же это недуг точит изнутри твой организм, не позволяя трудиться в поте лица?

– Как же я могу работать, если любое занятие приводит меня в бешенство через несколько минут после того, как я уделяю ему внимание?

Небольшая пауза, повисшая в воздухе, говорила о том, что левобережные готовят решающую победоносную контратаку. Но внезапно оба умолкли, прекратив пустую перестрелку, потому как в палату вошла молодая, невысокая, но очень ладная и хорошенькая медицинская сестра.

– Добрый день – поприветствовала она троих мужчин и направила шаги своих скрытых под белизною халата ножек к Полысаеву.

– Милая сестричка! – правое ухо Полысаева вновь услышало знакомый голос – Вообще-то, если считать от угла, то я иду первым номером, а не он.

Улыбнувшись шутке, сестра присела у изголовья кровати Полысаева на коричневый мягкий табурет и приложила ему маленькую ладонь с холодным колечком, опоясывавшем мизинец, на лоб.

– Откуда такая несправедливость? – кушетка справа заскрипела, потому что человек на ней приподнялся на локте, чтобы рассмотреть какие блага достались его соседу – Смотрите, она уже гладит его по голове!