Сердце Москвы. От Кремля до Белого города

Полет Руста вызвал немало сатирических откликов в СССР. Вот отрывок из стихотворения Игоря Иртеньева, широко ходившего тогда:

Кружит, кружит нечестивый
Над Престольной в небеси,
Отродясь такого дива
Не видали на Руси.

Не боится сила злая
Никого и ничего,
Где ж ты, Троица Святая?
Где родное ПВО?

Но не только такого сравнительно невинного поступка малолетнего шалопая была свидетелем Красная площадь. На ней 6 ноября 1942 г. завязался настоящий бой – тогда автомобиль, в котором находился Микоян, выехал из Спасских ворот и был обстрелян с Лобного места. Из машины охраны и с площади к Лобному месту бросились несколько охранников, начавших перестрелку. Только взрывы двух гранат заставили одиночку-террориста сдаться. Им оказался некий ефрейтор зенитного полка, давно задумавший антисоветский террористический акт. Его отдали под суд, приговор которого – расстрел – был приведен в исполнение только через восемь лет.

В 1998 г. на площади появились ограждающие ее невысокие бетонные обелиски – после террористического акта, когда автомашина пенсионера с самодельными бомбами взорвалась у Спасских ворот.

С отстранением от власти коммунистов Красная площадь возродилась: с ее северной стороны были восстановлены собор Казанской иконы Богоматери и Воскресенские ворота, перестали проходить «всенародные» демонстрации и обязательные парады военной техники. Несмотря на потуги невежд патриотов, которые, пользуясь недостоверными сведениями или же неприкрытыми домыслами, пытались придать ей какую-то сакральность, священный смысл, выдать за заранее обдуманную, некую «благодатную схему», она в последнее время приобрела значение обыкновенного общегородского развлекательного центра.

Красная площадь стала ближе, обыкновеннее, стала частью обыденной жизни москвичей. Теперь на Новый год сюда приходят не одни иностранцы, движимые любопытством к экзотическому, но и очень многие россияне; проходят концерты и гулянья.

Описание зданий на Красной площади здесь будет вестись по часовой стрелке, начиная с Верхних торговых рядов (нынешнего ГУМа) и заканчивая недавно восстановленным Казанским собором.

Верхние торговые ряды

Казалось бы, такое большое здание, как ГУМ, – длиной четверть километра – должно подавлять все на Красной площади. Однако нет, и причиной этому – отсутствие крупных отчетливых членений фасада, который почти плосок, ровен, покрыт, как ковер, узором мелких декоративных украшений в духе русской архитектуры XVII в. Здание служит нейтральным фоном для резких, четких форм собора Василия Блаженного и чеканных силуэтов башен Кремля.

Торговля на месте современного здания ГУМа обосновалась не позднее XV в. (но, может быть, и ранее). Первые изображения торговых рядов появились на видовых рисунках-планах Москвы. Так, на перспективном изображении города из атласа амстердамской фирмы «Блеу», сделанном в 1598–1599 гг., по восточной границе Красной площади, между улицами Никольской и Варваркой, а также от Варварки по направлению к берегу Москвы-реки, нарисованы длинные строения лавок, а на подробном плане Кремля из того же атласа, показывающем и Красную площадь, по ее восточной стороне торговые строения даны более детально.

Ряды, которые назывались Верхними, занимали весь квартал между Никольской и Ильинкой, между Ильинкой и Варваркой – Средние торговые ряды, и далее к набережной Москвы-реки спускались строения Нижних торговых рядов.

За строгим регулярным фасадом торговых рядов, образованным последовательностью арок, находилось множество лавок, располагавшихся параллельными рядами, – отсюда и название «торговые ряды». Многие иностранные путешественники обязательно рассказывали о московских рядах, с одобрением отмечая, что в каждом ряду продавался только свой товар, и такое строгое разделение сохранялось много сотен лет.

Швед Петр де Эрлезунда, побывавший в Москве в начале XVII в., писал, что на главном московском рынке, «на каждой [его] улице встречаются особенные и разные товары, так что на одной из них совсем не те, что на других»; поляк Самуил Маскевич отметил, что «трудно вообразить, какое множество там лавок, какой везде порядок – для каждого рода товаров, для каждого ремесленника, самого ничтожного, есть особый ряд лавок, даже цырульники бреют в своем ряду». Павел, дьякон, приехавший в Москву с епископом Елассонским, писал, что Ряды разбросаны от одного края площади до конца ее и большая часть их выстроена из камня; ставни лавок из чистого железа и даже двери складов. Зимою вставляют в окна, по их размеру, куски льда с реки в виде оконниц: они просвечивают лучше хрусталя. Напротив рядов находятся винные погребки, построенные из кирпича и камня, холодные летом и теплые зимой. Для книг есть особый ряд, для икон особый; есть ряд для новых облачений, другой для колоколов, кадильниц и водосвятных сосудов; есть ряд для ладана, другой – для свечей. Что касается ряда золотых дел мастеров, то большая часть его предназначена для серебряных окладов икон и их золочения. Есть ряд для монашеских мантий, ряс и шапок и черных саванов, с изображением крестов на них. В каждом ряду есть большие сторожевые собаки; от одного конца ряда до другого укрепляется длинная веревка, а на ней блок; когда наступит вечер, привязывают веревку к шее собаки, а также к [блоку] той [длинной] веревке, и собака без устали бегает от начала ряда до конца. Есть ряд для железных вещей: принадлежности для дверей, окон и пр.; больших котлов, уполовников, сковород – все из чистого железа, превосходной работы. Есть ряд для чудесных выпуклых и гладких оконниц из каменного хрусталя (слюды), который не ломается, но гибок, как бумага. Есть у них ряд, который они называют Бит-базар, т. е. Ветошный ряд; в нем продают всевозможную одежду, оружие и редкости новые и старые».

Верхние торговые ряды, ныне ГУМ

Во многих сочинениях о Красной площади написано, что каменные лавки вместо деревянных были построены в 1598/99 г. «Царь и великий князь Борис Федорович всеа Русии велел зделать в Китае-городе лавки каменные во всех рядех своею царскою казною, и покрыть под одну кровлю, и збирать с тех лавок каменных, что изошло, погодно деньги, не вдруг, на чьех местех те лавки строены, для извороту торговых людей». Но возможно, он выстроил в то время только фасадную часть перед рядами, возведенными при Иване Грозном после пожара 1547 г., хотя, вероятно, ряды существовали на Красной площади еще раньше: так, например, известно о Сурожском ряде, который возник, очевидно, в XV в.

При Годунове на Красную площадь стали выходить аркады, за которыми скрывались старые лавки, среди которых, возможно, было немало деревянных, с крытым проходом на столбах перед ними. Об этих столбах упоминается в переписи 1626 г., опубликованной И.Е. Забелиным. Почти через 100 лет, после пожара в 1710 г., сообщалось, что в рядах погорело много деревянных лавок, которые предписывалось не восстанавливать, а строить вместо них каменные. Петр I послал тогда письмо московскому коменданту князю Гагарину: «Господин Полковник и Комендант! Письмо Ваше, писанное из Москвы Апреля от 4 дня, до Нас дошло, в котором пишете, что на Москве многие ряды выгорели и что Вы объявили указ, дабы вновь на тех местах строили каменные, то изрядно; а что Мы на прошлой почте писали к Вам, дабы дать в том строенье сроку на год, того ныне не делай и подтверди еще указом, дабы на погорелых местах, конечно, делали каменныя лавки, для того, ежели им построить деревянные на один год, то лишний убыток будет». Но и много позже в торговых рядах было немало деревянных строений, только постепенно заменявшихся каменными. С развитием торговли, уничтожением внутренних таможенных пошлин Москва все более и более становится средоточием и распределительным центром российской внутренней торговли. Так, судя по сборнику «Состояние города Москвы», составленному в 1775 г., «главнейшие протоки, через которые течение всей московской торговли, как для самого города, так и для прочих в России городов, разливается, суть расположенные в Китай-городе ряды». Авторы сборника подсчитали, что тогда в 53 рядах было «лавок, палаток, ларей 3732, да погребов 80». Расширение торговли заставило московские городские власти в 1785–1786 гг. надстроить ряды с фасада по Красной площади вторым каменным этажом. Историк Москвы П.В. Сытин сообщает, что тогда количество лавок достигло 4075. На площадь выходил парадный арочный фасад рядов, выделенный десятиколонным портиком. Архитектурный прием – соединение однотипных арочных ячеек торговых лавок в единый организм – стал с тех пор характерным для многих городов России.

Напротив примерно в то же время строилась симметричная линия рядов вдоль кремлевских рва и стены, с окончанием их строительства Красная площадь приобрела замкнутый характер: ее длинные восточная и западная стороны образовывали одинаковые аркады лавок, а торцевые южная и северная стороны замыкали перпендикулярные выступы рядов.

Такой площадь дожила до 1812 г. Вечером первого дня вступления французов в Москву огонь занялся в нескольких местах, и в том числе в Скобяном и Москательном рядах. Чиновник Вотчинного департамента, находившийся в здании Сената в Кремле, писал, что пламя показалось 2 сентября в 8 часов вечера. Те, кто был в то время в 15 верстах от города, «увидели в городе пожар: это было только начало, – говорит очевидец. – В продолжение ночи пожар усилился, и поутру 3 сентября уже большая часть горизонта над городом обозначилась пламенем. Огненныя волны восходили до небес, а черный густой дым, клубясь по небосклону, разстилался до нас. Тогда все мы невольно содрогались от удивления и ужаса… Место удивления заступило негодование. „Вот тебе и златоверхая Москва! Красуйся, матушка, русская столица!“ – говорили солдаты».

Настоятель французской церкви аббат Сюрюг писал: «В ночь на 4 сентября пожар принял чудовищные размеры. Никто не спал. Сорвавшаяся буря неистово погнала пламя и обвила Москву ослепительно-ярким огненным венцом. Вопли народа, плач детей, барабанный бой, колокольный набат, грохот падающих стен и трескотня прорывавших воздух ружейных выстрелов – все это слилось в потрясающий хорал, который покрывался порывами отчаянно гудевшаго ветра. С колоколен срывались колокола и падали с глухим звоном, огромныя головни летали из улицы в улицу, пылающия бревна перекидывались с дома на дом и, обрушившись, разсыпались каскадами искр. Огонь яростно впился в Винный двор и сальные заводы, сразу охватил их, багровыми змеями извивался по крышам, выметывался в окна и с оглушающим шумом высоко швырял лопавшиеся и объятыя голубым пламенем бочки со спиртом. Спугнутые с гнезд голуби в Охотном ряду кружились над огнем, нигде не находя себе приюта. Сорвавшиеся с узды лошади с диким ржанием скакали в разныя стороны. С жалобным воем метались собаки. Жители изступленно вытаскивали из домов образа, ставили их у ворот и, опаленные, задыхаясь от дыма, бросались, сами не зная куда».

Пожар принес городу огромные разрушения: из шести с половиной тысяч домов осталось около двух с половиной, особенные потери были в центре города. Москва лишилась множества уникальных культурных ценностей – дворцов, книжных и живописных собраний, научных коллекций. Сгорели театры, мосты, церкви, лавки, фабрики, жилые дома и богатых и бедных… Как рапортовал московский обер-полицмейстер, «все места, где были торговые ряды, ныне вызженные, покрыты пеплом и обломками взорваннаго строения».

Возрождать Москву начали уже через несколько месяцев после изгнания Наполеона – причем обращалось внимание не только на восстановление сгоревшего, но и на перепланирование и постройку новых зданий и сооружений.

По плану предполагалось разобрать мосты, перекинутые через ров к Спасским и Никольским воротам, убрать лавки, закрывавшие собор Василия Блаженного, и отстроить заново сгоревшие каменные лавки на восточной стороне Красной площади. Около Кремлевской стены лавки не восстанавливались, как «почти до основания разрушенные», и их предназначено было «сломать и ров засыпать», открыв вид на стену. На месте лавок планировался «бульвар в два ряда деревьев».

Интерьер Государственного универсального магазина (ГУМ, бывшие Верхние торговые ряды)

Проект фасада Верхних торговых рядов, как и «кондиции» и смету на строительство, составлял фактический руководитель архитектурной части Комиссии для строений Осип Бове. Согласно архивному документу, строительство закончили 23 ноября 1815 г. На Красную площадь выходил теперь новый, закрывший старые ряды лавок фасад, спроектированный Бове по канонам классической архитектуры: центр здания был выделен торжественным колонным портиком и невысоким куполом, а его боковые части отмечены далеко выступающими ризалитами (они назывались в народе «глаголями», так как имели форму буквы «г», в старой азбуке «глаголь») с шестиколонными портиками. Все они были украшены барельефными изображениями женских фигур с лавровыми венками, символизировавшими Славу, а главный портик нес герб Москвы. Позднее торжественно-патриотическое звучание площади было усилено установкой напротив центрального портика Верхних торговых рядов памятника Минину и Пожарскому. Как отмечал лучший и самый подробный путеводитель по Москве начала XIX столетия, «новые Торговые ряды имеют хорошую форму, особенно прикрытые 1815 года колоннадою, они составляют отличное наружное украшение площади».

Ряды состояли из 32 каменных корпусов, в которых находилось более тысячи торговых помещений, площадью от 340 квадратных аршинов (примерно 170 кв. м) до полутора квадратных аршина (около 0,7 кв. м).

Сохранилось много воспоминаний о торговых рядах на Красной площади, они неоднократно упоминаются в литературных произведениях, живописуются художниками. Каждый писавший о Москве обязательно подробно рассказывал о рядах, которые в московском обиходе назывались просто «городом», о товарах, продававшихся там, об обычаях, царивших в них, часто сравнивая московские ряды с восточным базаром. Заваленные товарами, полутемные и запутанные переходы, в которые выходили многочисленные лавочки, оглушительные крики продавцов, завлекающих покупателей, – все это было характерным для московских рядов. Удобств не было никаких, а зимой тут царил леденящий холод: ряды, из-за боязни пожаров, не отапливались – продавцы отогревались горячим сбитнем, напитком из воды с медом и специями, и борьбой на кулачках или перетягиванием каната. Нравы, царившие в «городе», были притчей во языцех. Журнал «Московский вестник» писал в 1830 г.: «Вот идет задумчивый и порядочно одетый господин, преследуемый огромною стаею рядской сволочи, наперерыв желающей заманить его в свои лавки с уверением, что в них все есть. Посмотрите, как изображается негодование на лице господина, как затыкает он уши, как ищет средства ускользнуть от напасти. Все напрасно: он уж в кохтях…»; а вот слова очевидца конца XIX столетия: «…робкого, обалделого покупателя, случалось, приказчики прямо-таки затаскивали к себе в лавку силой; навязывание товара было прямо невозможное, но московский обыватель средней руки чувствовал себя хорошо в такой обстановке, любил „город“ и все свои покупки делал именно там. Отправляясь в “город“, почти с таким чувством, как охотник-стрелок в дупелиное болото, – в большинстве это бывали дамы, – покупатель знал, что его ожидает, и готовился к борьбе. И не напрасно, ибо в „городе“ запрашивали безбожно, подсовывали разный испорченный товар и вообще старались всячески обмануть покупателя, смотря на него как на жертву и совершенно не заботясь о репутации фирмы; да таковая и не страдала от случаев явного обмана неопытного, наивного покупателя. Обыватель мирился с правилом: „Не обманешь – не продашь“, входя в положение торговца. Продавец и покупщик, сойдясь, сцеплялись, один хвалил, а другой корил покупаемую вещь, оба кричали, божились и лгали друг другу, покупщик сразу понижал наполовину, а то и больше запрошенную цену; если приказчик не очень податливо уступал, то покупатель делал вид, что уходит, и это повторялось по нескольку раз, причем, даже когда вещь была куплена, приходилось внимательно следить за тем, например, как отмеривалась материя, не кладутся ли в „дутик“ исключительно гнилые фрукты и т. п. Вся эта азиатская процедура, эта борьба, пускание в ход хитростей, совершенно ненужные в торговле, считалась в „городе“ обеими сторонами обязательной; это был обоюдный спорт, и удачная, дешево сделанная покупка служила потом в семье покупщика и перед знакомыми интереснейшей темой разговора, ею хвастались…»

Е. Иванов, автор уникальной книги «Меткое московское слово», рассказывающей о разговорном языке старой Москвы, немало строк посвятил описанию Верхних торговых рядов: «По обычаю прежнего времени, приказчики, то есть продавцы „при растворах“, стояли снаружи, „на прохладном ветру“, – на улице и наперебой затягивали в свой магазин каждого прохожего. При исполнении своих обязанностей зазывальщиков они один перед другим щеголяли искусством разговора: „Шелк, атлас, канифас, весь девичий припас! Адресочек наш не запамятуйте: Продувной ряд, Муромский лес, в нем седьмой навес, от дороги влево, где заячья тропа на прогон скота; прямо не идите, взад не заворачивайте – сразу найдете!.. Ящики туалетные на двадцать мест – подарки для женихов и невест! Вакса, личная помада, духи „Сирень“ – прямо из сада! Сходно продаем, премию в сувенир даем!“

Иногда ватага таких говорунов сговаривалась и устраивала целые шутовские потехи над экономными, любившими поторговаться покупателями. Особенно доставалось духовным лицам и членам их семейств, которых продавцы знали всех наперечет».

По рядам всегда ходило много нищих и юродивых, спившихся и потерявших место чиновников, бродячих музыкантов. Вот в 1865 г. художник И.М. Прянишников написал картину «Шутники» под впечатлением пьесы А.Н. Островского, виденной еще в студенческие годы. Пьеса была написана и представлена в 1864 г. и встретила разноречивые отклики. Сам автор говорил о ней как о самой своей лучшей пьесе, а Лев Толстой отозвался о ней как о слишком трогательной – когда он смотрел ее, по словам Кузьминской, у него в глазах стояли слезы. Главный герой пьесы вынужден унижаться, чтобы обеспечить своих дочерей, и художник изображает бытовую сценку в торговых рядах – купцы заставляют танцевать под гармошку подвыпившего завсегдатая.

От скуки приказчики практиковали и разные шутки: прикалывали на спину вырезанные из бумаги разные фигуры, «подбрасывали на бойких местах коробки с живыми мышами, тщательно завернутые в бумагу; проходившие охотно подбирали такие находки и быстро скрывались с ними… В большом ходу была еще следующая забава: на полу, посредине ряда, клали мелкую серебряную монету, к ней приклеивали тонкую черную нитку, которую протягивали по полу в лавку; конец нитки находился в руках служащего. Прохожий, увидев лежавшую на полу серебряную монету, быстро нагибался, чтобы поднять ее, в этот момент из лавки дергали нитку и монета улетала из-под носа удивленного прохожего… Эта проделка сопровождалась всегда гомерическим хохотом купцов. Зимой, в сильные морозы, такая забава проделывалась несколько иначе. Монету не привязывали, а примораживали к полу – нашедший сначала отдирал монету ногтями, но это ему не удавалось, тогда он начинал энергично откалывать ее каблуком. Купцы смеялись и говорили нашедшему: „А ты попробуй копытцем…“ Нашедший ругал купцов и удалялся… монета оставалась на месте».

Известный юрист конца XIX в. Николай Васильевич Давыдов вспоминал: «„Город“ представлял из себя громаднейший лабиринт галерей, ходов, переходов и линий; в этом лабиринте была сосредоточена вся главная, „расхожая“ торговля Москвы; тут можно было приобрести решительно все нужное москвичу, и притом за цену более дешевую, чем на Кузнецком мосту или на Тверской. Торговля не была беспорядочно разбросана по рядам, она собиралась к одному месту по специальностям; так, галерея, носившая название Панской, торговала сукнами, Москательная – пряными товарами, Ножовая линия сосредоточивала у себя предметы, соответствующие ее названию; иконы и вообще церковные принадлежности располагались в особой галерее, шелковые и бархатные материи тоже; специальные вывески перед началом линии указывали, чем в ней торгуют».

Пирожки продавались между «столбами», как назывались фасадные колонны портика. Там целый день стояли пирожники с висящими через плечи широкими ремнями, на которых висели покрытые толстыми одеялами ящики: особенно в ходу были «„подовые“ пирожки, которые пекутся в особо устроенной печке „на поду“, – рассказывал московский бытописатель П.И. Богатырев, – они всегда подавались на блюдечке с подливкой. В скоромные дни пирожки были с мясом и яйцами; в постные дни – с груздями, с семгой и кашей, с кашей и снетками и горохом. Подливка была тоже постная. Жареные пирожки, кроме перечисленных начинок, бывали еще с вареньем и яблоками… Надо сказать, что все, что ни предлагалось съедобного в „столбах“ и рядах и вообще в „городе“, было чисто, вкусно и недорого».

Другое известное всем посетителям рядов место было в Сундучном ряду, которым гордились москвичи и туда специально водили иностранцев – в квасной лавке можно было «получить самую лучшую янтарную осетрину, белугу с хреном или малосольными огурцами, севрюгу, ветчину, сосиски, всевозможные пирожки и запить это великолепным квасом: хлебным, клюквенным, яблочным, малиновым, черносмородиновым и другими… В Ильинском «глаголе» торговали гастрономическими и бакалейными товарами, а в Никольском – писчебумажными. Между «глаголями» протягивалась Ножевая линия, по одной стороне которой, ближе к Красной площади, в простенках между окнами находились так называемые шкафчики – крохотные лавочки, владельцы которых не помещались в них, а стояли снаружи, вместе с покупателями. Это было самое вредное для здоровья купцов место: «…около них был всегда сквозной ветер; зимой в метель их заносило снегом, летом поливало косым дождем».

К 1860-м гг. стало ясно, что ряды надо коренным образом перестраивать, ибо мелкий ремонт, доделки и переделки уже не могли ничему помочь: все разваливалось. По словам инспектора московской медицинской конторы Н.Х. Кетчера, направленного в 1869 г. для осмотра рядов, «лучи солнца никогда не проникают в эти никогда не протапливаемые ряды; в них постоянные холод, сырость и сквозной ветер», а в письме в Петербург добавлялось, что «описание в актах осмотра не дает еще точного понятия о том своеобразном состоянии, в котором находятся торговые ряды, и о том впечатлении, которое получается при личном осмотре». Один из московских путеводителей писал, что в рядах «даже самый яркий солнечный свет не был в состоянии проникнуть в многочисленные узкие коридоры и закоулки… а лестницы с шатающимися ступенями и головоломные переходы вечно утопали в полумраке». Комиссия, осматривавшая ряды, нашла некоторые из них «в крайне опасном положении», и «везде полугнилые деревянные лестницы, холодные потолки… повсюду сгнившие балки и стропила, протекающая крыша, выбитые в галереях опасные для ходьбы полы».

Посещения чиновников, осмотры, рапорты продолжались долго, но четкого плана, что же делать с разрушающимися рядами, не было. Неясно было и то, откуда взять немалые средства для их перестройки. Известная тогда пара предпринимателей, только что закончивших строительство Теплых рядов на Ильинке, – Пороховщиков и Азанчевский – предложили образовать акционерное общество по перестройке рядов с переходом их во владение общества, но город не согласился на такие условия.

Под нажимом энергичного городского головы Н.А. Алексеева, который сам происходил из купеческого сословия, было образовано общество владельцев лавок Верхних торговых рядов, которое занялось выяснением, кому принадлежит земля под рядами, да и сами лавки. Начались долгие споры о праве владения, обратились даже к консультации знаменитого историка Ключевского, который представил в газете «Русские ведомости» обстоятельное разъяснение.

По уставу общество приобретало в свою собственность лавки, уплачивая за них акциями. Но дело шло туго, купцы не соглашались покинуть насиженные места и сопротивлялись всеми силами. Тогда московский генерал-губернатор пригрозил принудительным отчуждением и приказал насильно выселить упрямцев. По рассказам, для многих это было совершенно неожиданно, некоторые же посчитали себя разоренными и сошли с ума, а один из них покончил с собой в Архангельском соборе…

Для переселенцев построили на Красной площади вдоль Кремлевской стены временные ряды из 14 железных корпусов, которые открылись 22 января 1887 г., и там началась торговля на время строительства нового здания Верхних торговых рядов.

Перед сломом лавки Верхних торговых рядов разделялись семью продольными рядами и тремя поперечными. Каждый ряд имел свое название – так, на Никольскую выходили Колокольный, Скобяной, Сундучный и два Иконных ряда; на Ильинку – Шапочный, два Суконных, Скорняжный и Серебряный; между ними были Кафтанный, Ленточный, Нитяной, Бумажный, Малый Ветошный, Холщовый, Малый Золотокружевной, Золотокружевной; вдоль фасада по Красной площади, по всей длине здания, шел Узенький ряд, а позади – Ветошный (кстати, в этом ряду ранее продавались меха).

На постройку нового здания Верхних торговых рядов 15 ноября 1888 г. объявили конкурс, на который через три месяца поступили 23 проекта из Москвы, Петербурга, Одессы, Берлина, каждый под своим девизом. С проектами можно было познакомиться в залах Исторического музея. Жюри присудило первую премию в 6 тысяч рублей проекту под девизом «Московскому купечеству», и когда вскрыли пакет с именем автора, то им оказался А.Н. Померанцев; вторую премию получил Р.И. Клейн (девиз «По программе»), а третью – А.Е. Вебер (девиз «С Богом. 1889»).

Интересно отметить, что по проекту новое здание несколько повторяло планировку старинных рядов – в нем также были три прохода, перпендикулярные Красной площади, а большие окна-витрины с полукруглым завершением напоминали традиционные аркады гостиных дворов.

Победитель конкурса архитектор Александр Никанорович Померанцев был автором многих выдающихся сооружений, сочетавших в себе незаурядный архитектурный облик и использование последних достижений инженерной мысли. Так, им были спроектированы замечательные мосты на Московской окружной железной дороге, сохраненные теперь в качестве пешеходных, павильоны Всероссийской Нижегородской выставки 1896 г., собор в столице Болгарии Софии, множество зданий в разных городах России, ему же принадлежит и проект огромного недостроенного Александро-Невского собора на Миусской площади в Москве в память отмены крепостного права. За прославившее его имя здание рядов А.Н. Померанцев получил звание профессора Императорской академии художеств.

Ломать старые ряды начали 20 сентября 1888 г., а 21 мая 1890 г. состоялась торжественная церемония закладки нового обширного здания. В специально устроенный шатер посередине строительной площадки (где теперь фонтан в центре ГУМа) принесли наиболее чтимые иконы: Иверской и Казанской Богоматери, Василия и Иоанна Блаженных, святого Николая и мощи святого Пантелеймона. Присутствовали генерал-губернатор князь В.А. Долгоруков, городской голова Н.А. Алексеев, представители купечества. На место закладки положили металлическую доску с надписью и подали шампанское, а когда Долгоруков возгласил здоровье императора, раздались крики «ура» и хор певчих из кремлевского Чудова монастыря исполнил гимн.

В течение следующих двух лет возводили фундамент и стены, а в 1893 г. подвели громадное здание под крышу и окончили внутреннюю отделку и облицовку. Официальное открытие рядов в присутствии великого князя Сергея Александровича и его супруги Елизаветы Федоровны состоялось 2 декабря 1893 г., но еще за два года до того готовые помещения уже начали разбираться торговцами.

По оценке путеводителя, изданного к съезду зодчих в 1913 г., здание Верхних торговых рядов было «грандиознейшим в Европе сооружением, приспособленным к торговым целям». Обработка фасадов была предопределена древними памятниками Красной площади и Кремля, и в периодической архитектурной печати особо отмечалась «разнообразная разработка бездны мотивов русского стиля».

Однако за старинными одеждами скрывались ультрасовременные технические строительные решения, и в особенности сложное стеклянное покрытие. Часто пишут о непосредственном участии известного инженера В.Г. Шухова в строительстве Верхних торговых рядов, а некоторые авторы даже сообщают о том, что Померанцев специально пригласил его на строительство. Однако Шухов не работал на Красной площади: стеклянные перекрытия пассажей и залов были спроектированы инженерами Петербургского металлического завода и исполнены там же. Но принципы расчета конструкций были шуховские, и Шухов вместе с другим известным инженером А.Ф. Лолейтом консультировал проект.